Знаю только, что знатному роду. Вот что Никита, – он серьезно посмотрел на брата, – нож этот я пока у себя оставлю. Покажу княгине, как проснется. Она должна знать, она всех знатных итальянцев знает. Ты же в Москву со мной не поедешь.
В глазах Никиты мелькнул протест.
– Не поедешь, – твердо повторил Алексей Петрович. – Прав Геласий, неспокойно тут у нас. Останешься в усадьбе с оружными людьми, и князь Григорий останется. Вернулись смерды, которых по селам посылали?
– Нет еще.
– Как только вернутся, расспроси всех с пристрастием, в подробностях.
С первого этажа, из крестовой комнаты, послышался голос священника Афанасия, призывавшего к заутрене. Князь Алексей поднялся из-за стола:
– Идем к молитве, Никита. Сегодня именины святому Кирилле. Опаздывать грех, – оставив кинжал в тряпице на столе, он спустился вниз. Его примеру последовал и князь Ухтомский. Когда же заутреня кончилась, свечи в домовой церкви погасли, пелены на образах задернулись, а князья вернулись в кабинет. Кинжала на столе уже не было – он исчез.
Узнав об исчезновении вещдока, Растопченко предложил было обыскать дом, но вовремя смекнул, что вдвоем с Лехой им такую работу не осилить, уж очень много разного добра в усадьбе. Вдобавок, ключница наотрез отказалась пускать их в клети да подвалы. Даже по сундукам лазить не позволила.
Размышляя над случившимся, Витя по привычке пытался анализировать, куда ведут ниточки. По всему выходило, что прислуга не при чем. Вся дворня – Витя сам видел – во время молитвы стояла в крестовой комнате, службу никто не пропускал. Пожалуй, кроме Груши, которая находилась с княгиней в ее покоях, но Груша – свой человек, она – вне подозрений. Княгиня проснулась только после заутрени и собиралась к литургии, ее беспокоить не стали.
А вот испанцы? Молились у себя на галере, или что делали? Вот тут был вопрос. Ночные перебежки де Армеса от амбара к амбару Вите не понравились, а потом испанец и вовсе исчез из поля зрения. Впрочем, если Гарсиа оставался на галере, он мог и не знать, что творилось в доме ночью.
Около трех часов дня, в семь утра, по витиным понятиям, князья начали собираться к торжественной обедне в Кириллово-Белозерский монастырь. К парадному крыльцу слуги вывели вычищенных до блеска, празднично убранных коней, двух вороных для князей Белозерского и Ухтомского, и одного огненно-рыжего – для князя Григория Вадбольского. Обитые алым бархатом седла на них были богато расшиты золотом и жемчугами, луки седел позолочены, под седлами, одно под другое, были постланы расшитые белозерскими гербами чепраки, попоны и покровцы. Узды с серебряными ухватами да с серебряными оковами на мордах лошадей сплошь увешаны золочеными цепочками, ожерельями с золотыми и серебряными бляхами и колокольчиками.
В ожидании хозяев свита разгоняла скуку извечными развлечениями: молодцы гарцевали на лошадях, ударяя бичами из татарской жимолости по литаврам, прикрепленным к лукам их седел. От неожиданности лошади делали прыжки, и при этом колокольчики, прицепленные на их ногах, звенели. Забава эта очень веселила собравшихся вокруг дворовых девок.
Чуть позже подали экипаж для княгини. Это была просторная повозка на высоких осях, с лестницей. В дверцы были вставлены маленькие слюдяные оконца. Витя не мог удержаться от любопытства и заглянул внутрь повозки. Убрана она оказалась очень богато: обита пурпурным бархатом и закрыта по бокам шелковыми занавесками. Сверху карета была обита золотом, на дверцах выбиты гербы белозерского рода, колеса окованы серебром, а весь пол внутри выстелен соболями. В упряжи стояли две белоснежные лошади, украшенные бело-голубыми плюмажами с серебром и голубыми попонами из бархата с серебряной бахромой и кистями по углам. Узды были обвешаны лисьими и волчьими хвостами, а также множеством цепочек, колокольчиков и шариков в виде львиных головок. Вскоре подошел кучер и, помахивая арапником из заячьей кожи с костяным набалдашником, стал осматривать свое хозяйство.
Витя обратил внимание, что в основном лошади у свиты были узкобрюхие, с тяжелой головой и короткой шеей. Княжеские же кони отличались особой статью, присущей арабским и персидским скакунам, отлично выезженным гишпанцами, конюхами венского правителя.
Вместе с конюхами князь Белозерский привез из Вены еще более ценный подарок императора – двух уникальных белых скакунов и белую кобылицу, так называемых “липизанцев”. Со скрытой нежностью рассказывал Федот, как он выхаживал эти иноземные диковины, часто болевшие поначалу в непривычном для них климате, и с особой гордостью похвастал, что не так давно появился первый жеребенок, и теперь на Руси скоро можно будет устраивать “липизанские балеты”, чем неизменно поражал гостей германский император.
Из дома вышел приодевшийся по случаю в холщовую красную рубаху с вышитым воротником Сома, даже на ноги он натянул сплетенные из прутьев башмаки, с подвязанными ремнями кожаными подошвами, хотя обычно ходил босиком. Все развлечения тут же прекратились, свита собралась к крыльцу и склонилась в поклоне – на крыльце появился князь Алексей Петрович Белозерский, за ним следовали князья Ухтомский и Вадбольский.
Одеты они были нарядно. Князь Алексей Петрович – в червчатом кафтане до икр, из-под которого видны были раззолоченные сафьяновые сапоги, князь Никита – в ярко-зеленом с золотом, а молодой князь Григорий – в вишневой ферези. Рукава одежд достигали длиной до земли и собирались в складки, при концах крепились украшенные жемчугами запястья. Застегивались кафтаны завязками на правой стороне. Воротники на кафтанах были по обычаю малые и узкие. Из-под них виднелись разукрашенные жемчугами да каменьями обнизи зипунов. К воротникам крепилось отложное ожерелье, расшитое золотом.
Поверх ферези, рукава и воротник которой были окаймлены золотым позументом, у князя Вадбольского был накинут на плечи легкий летний плащ, опашень. Головы князей украшали высоченные горлатные шапки с золоченными пуговицами и дорогими каменьями в суконных прорехах.
Вскоре за князьями вышла княгиня Вассиана в сопровождении Груши и Стешки в праздничных сарафанах и кокошниках и, поклонившись князю, сидевшему верхом на скакуне, проследовала в экипаж. Вся ее одежда от летника до торжественной мантии была сшита из дивных кружев, сплетенных белозерскими искусницами, кораллового и нежно-оливкового цвета, с серебряной нитью. Волосы строго убраны под платок с вышитыми жемчугом концами, а сверху красовалась кика с разукрашенным драгоценными каменьями челом. По бокам, ниже ушей спадали жемчужные шнуры, а всю кику обрамляла богатая жемчужная поднизь.
Когда княгиня взобралась в повозку и уселась на расшитые золотом подушки червчатого бархата, а напротив нее уселись ее прислужницы, первые ратники с бело-голубыми флажками на пиках по знаку князя двинулись к воротам, за ними следовала вся процессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
В глазах Никиты мелькнул протест.
– Не поедешь, – твердо повторил Алексей Петрович. – Прав Геласий, неспокойно тут у нас. Останешься в усадьбе с оружными людьми, и князь Григорий останется. Вернулись смерды, которых по селам посылали?
– Нет еще.
– Как только вернутся, расспроси всех с пристрастием, в подробностях.
С первого этажа, из крестовой комнаты, послышался голос священника Афанасия, призывавшего к заутрене. Князь Алексей поднялся из-за стола:
– Идем к молитве, Никита. Сегодня именины святому Кирилле. Опаздывать грех, – оставив кинжал в тряпице на столе, он спустился вниз. Его примеру последовал и князь Ухтомский. Когда же заутреня кончилась, свечи в домовой церкви погасли, пелены на образах задернулись, а князья вернулись в кабинет. Кинжала на столе уже не было – он исчез.
Узнав об исчезновении вещдока, Растопченко предложил было обыскать дом, но вовремя смекнул, что вдвоем с Лехой им такую работу не осилить, уж очень много разного добра в усадьбе. Вдобавок, ключница наотрез отказалась пускать их в клети да подвалы. Даже по сундукам лазить не позволила.
Размышляя над случившимся, Витя по привычке пытался анализировать, куда ведут ниточки. По всему выходило, что прислуга не при чем. Вся дворня – Витя сам видел – во время молитвы стояла в крестовой комнате, службу никто не пропускал. Пожалуй, кроме Груши, которая находилась с княгиней в ее покоях, но Груша – свой человек, она – вне подозрений. Княгиня проснулась только после заутрени и собиралась к литургии, ее беспокоить не стали.
А вот испанцы? Молились у себя на галере, или что делали? Вот тут был вопрос. Ночные перебежки де Армеса от амбара к амбару Вите не понравились, а потом испанец и вовсе исчез из поля зрения. Впрочем, если Гарсиа оставался на галере, он мог и не знать, что творилось в доме ночью.
Около трех часов дня, в семь утра, по витиным понятиям, князья начали собираться к торжественной обедне в Кириллово-Белозерский монастырь. К парадному крыльцу слуги вывели вычищенных до блеска, празднично убранных коней, двух вороных для князей Белозерского и Ухтомского, и одного огненно-рыжего – для князя Григория Вадбольского. Обитые алым бархатом седла на них были богато расшиты золотом и жемчугами, луки седел позолочены, под седлами, одно под другое, были постланы расшитые белозерскими гербами чепраки, попоны и покровцы. Узды с серебряными ухватами да с серебряными оковами на мордах лошадей сплошь увешаны золочеными цепочками, ожерельями с золотыми и серебряными бляхами и колокольчиками.
В ожидании хозяев свита разгоняла скуку извечными развлечениями: молодцы гарцевали на лошадях, ударяя бичами из татарской жимолости по литаврам, прикрепленным к лукам их седел. От неожиданности лошади делали прыжки, и при этом колокольчики, прицепленные на их ногах, звенели. Забава эта очень веселила собравшихся вокруг дворовых девок.
Чуть позже подали экипаж для княгини. Это была просторная повозка на высоких осях, с лестницей. В дверцы были вставлены маленькие слюдяные оконца. Витя не мог удержаться от любопытства и заглянул внутрь повозки. Убрана она оказалась очень богато: обита пурпурным бархатом и закрыта по бокам шелковыми занавесками. Сверху карета была обита золотом, на дверцах выбиты гербы белозерского рода, колеса окованы серебром, а весь пол внутри выстелен соболями. В упряжи стояли две белоснежные лошади, украшенные бело-голубыми плюмажами с серебром и голубыми попонами из бархата с серебряной бахромой и кистями по углам. Узды были обвешаны лисьими и волчьими хвостами, а также множеством цепочек, колокольчиков и шариков в виде львиных головок. Вскоре подошел кучер и, помахивая арапником из заячьей кожи с костяным набалдашником, стал осматривать свое хозяйство.
Витя обратил внимание, что в основном лошади у свиты были узкобрюхие, с тяжелой головой и короткой шеей. Княжеские же кони отличались особой статью, присущей арабским и персидским скакунам, отлично выезженным гишпанцами, конюхами венского правителя.
Вместе с конюхами князь Белозерский привез из Вены еще более ценный подарок императора – двух уникальных белых скакунов и белую кобылицу, так называемых “липизанцев”. Со скрытой нежностью рассказывал Федот, как он выхаживал эти иноземные диковины, часто болевшие поначалу в непривычном для них климате, и с особой гордостью похвастал, что не так давно появился первый жеребенок, и теперь на Руси скоро можно будет устраивать “липизанские балеты”, чем неизменно поражал гостей германский император.
Из дома вышел приодевшийся по случаю в холщовую красную рубаху с вышитым воротником Сома, даже на ноги он натянул сплетенные из прутьев башмаки, с подвязанными ремнями кожаными подошвами, хотя обычно ходил босиком. Все развлечения тут же прекратились, свита собралась к крыльцу и склонилась в поклоне – на крыльце появился князь Алексей Петрович Белозерский, за ним следовали князья Ухтомский и Вадбольский.
Одеты они были нарядно. Князь Алексей Петрович – в червчатом кафтане до икр, из-под которого видны были раззолоченные сафьяновые сапоги, князь Никита – в ярко-зеленом с золотом, а молодой князь Григорий – в вишневой ферези. Рукава одежд достигали длиной до земли и собирались в складки, при концах крепились украшенные жемчугами запястья. Застегивались кафтаны завязками на правой стороне. Воротники на кафтанах были по обычаю малые и узкие. Из-под них виднелись разукрашенные жемчугами да каменьями обнизи зипунов. К воротникам крепилось отложное ожерелье, расшитое золотом.
Поверх ферези, рукава и воротник которой были окаймлены золотым позументом, у князя Вадбольского был накинут на плечи легкий летний плащ, опашень. Головы князей украшали высоченные горлатные шапки с золоченными пуговицами и дорогими каменьями в суконных прорехах.
Вскоре за князьями вышла княгиня Вассиана в сопровождении Груши и Стешки в праздничных сарафанах и кокошниках и, поклонившись князю, сидевшему верхом на скакуне, проследовала в экипаж. Вся ее одежда от летника до торжественной мантии была сшита из дивных кружев, сплетенных белозерскими искусницами, кораллового и нежно-оливкового цвета, с серебряной нитью. Волосы строго убраны под платок с вышитыми жемчугом концами, а сверху красовалась кика с разукрашенным драгоценными каменьями челом. По бокам, ниже ушей спадали жемчужные шнуры, а всю кику обрамляла богатая жемчужная поднизь.
Когда княгиня взобралась в повозку и уселась на расшитые золотом подушки червчатого бархата, а напротив нее уселись ее прислужницы, первые ратники с бело-голубыми флажками на пиках по знаку князя двинулись к воротам, за ними следовала вся процессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88