Но на простой народ и на большинство состоятельных людей, мало чем отличавшихся в подобных вещах от простонародья, выдумка верховного жреца произвела большое впечатление. «Фей, фей, элелелей» лягушек прервало внезапно все гражданские и домашние занятия. Старые и молодые, женщины и дети собирались на улицах и с испуганными лицами выспрашивали друг у друга о подробностях чуда. И так как каждый уверял, что он слышал о нем из уст самого очевидца, и впечатление, производимое при этом на слушателя, естественно, подстегивало рассказчика прибавлять еще кое-что интересное от себя, то менее чем через час чудо обросло такими ужасными подробностями, что при одном рассказе о нем у людей волосы становились дыбом. Некоторые уверяли, что во время злосчастного пения лягушки высовывали из пруда человеческие головы. Другие, – что у них пышущие огнем глаза, величиной с грецкий орех. Третьи, – что в это же самое время они видели всякие привидения, бродившие по роще и издававшие страшные вопли; четвертые, – что при ясном небе над прудом ужасно гремел гром и сверкала молния. И, наконец, некоторые очевидцы утверждали, что они совершенно отчетливо слыхали повторявшиеся слова: «Горе тебе, Абдера!» Короче, чудо, как обычно, росло, переходя из уст в уста, и чем более нелепыми, противоречивыми и невероятными становились сообщения о нем, тем больше верили в него. И когда вскоре увидели членов Коллегии десяти, спешащих в необычное время и с важным видом в храм Латоны, то уже никто из граждан не сомневался, что в урне абдерской судьбы, должно быть, находится жребий с событиями величайшей важности, и весь город с трепетом ожидал предстоящих испытаний.
Коллегия десяти состояла из архонта, четырех старейших советников, двух цеховых старшин, верховного жреца Латоны и двух попечителей священного пруда и являлась самым почтенным из всех абдерских судилищ. Все дела, касавшиеся непосредственно религии, находились в его ведении, и авторитет его был почти непререкаемым.
Давнее наблюдение свидетельствует, что разумные люди становятся в старости мудрей, а дураки – глупей. Поэтому абдерский Нестор не много выигрывал от того, что переживал два или три новых поколения. Без риска можно предположить, что в целом члены абдерской Коллегии десяти составляли избранный круг самых законченных дураков во всей Абдере. Эти добрые люди настолько были готовы принять рассказ верховного жреца за факт, не подлежащий никакому сомнению, что свидетельские показания они считали чистой формальностью, с которой следует разделаться как можно быстрей. Найдя этих господ уже заранее вполне убежденными в достоверности чуда, Стробил полагал, что не рискует ничем, если, не теряя времени, сразу перейдет к самому главному, ради чего он и выдумывал всю басню.
– С первого момента, – начал он, – как я собственными ушами убедился в этом чудесном знамении, не имеющем себе, позволю сказать, примера в анналах Абдеры, во мне зародилась мысль, что это, быть может, предостережение богини о ее мести, которая обрушится на наши головы за какое-то скрытое и не наказанное преступление. И это побудило меня просить его милость архонта созвать настоящее заседание почтеннейшего суда десяти. То, что являлось тогда лишь предполоягением, стало за несколько часов реальностью. Преступник уже обнаружен, и преступление доказано свидетелями, на правдивость которых тем более следует положиться, что выступить против преступника, пользующегося большим авторитетом, их мог бы заставить только страх простолюдина перед гневом богов.
Могли бы вы себе представить, высокочтимые господа, что кто-то среди нас осмелится презирать нашу древнюю религию, ее обряды и святыни, унаследованные нами от первых основателей нашего города и сохранившиеся незапятнанными в течение столетий? Чтобы кто-нибудь, не питая почтения ни к законам, ни к общей вере, ни к правам нашего города, дерзко надругался бы над тем, что всем нам свято и дорого? Одним словом, могли бы вы предполагать, что в Абдере живет человек, который, вопреки закону, содержит в своем саду аистов, ежедневно откармливая их лягушками из пруда Латоны и других священных прудов?
Изумление и возмущение выразилось на всех лицах при этих словах. И архонт, чтобы не показаться единственным исключением, вынужден был притвориться таким же ошеломленным, как и его коллеги.
– Возможно ли? – вскричали одновременно трое или четверо. – И кто же этот злодей, совершающий такое преступление?
– Извините меня, – прервал Стробил, – если я попрошу смягчить вас резкое выражение. Со своей стороны, я готов скорей поверить, что источником очевидного презрения к нашим нравам и порядкам является не безбожие, а просто легкомыслие, и то, что со времен посеянных среди нас Демокритом плевел зовется сегодня философией. Я хочу и должен верить в это еще и потому, что человек, уличаемый в преступлении более чем семью надежными свидетелями, сам принадлежит к духовному сословию, сам жрец, короче, это – Леонид Агатирс.
– Агатирс? – воскликнули в один голос все девять изумленных членов Коллегии. Трое или четверо из них побледнели и были смущены, узнав, что столь высокопоставленное лицо, с которым они всегда поддерживали хорошие отношения, замешано в таком скверном деле.
Стробил не дал им времени опомниться. Он приказал вызвать свидетелей. Их выслушали поочередно, и оказалось, что Агатирс действительно содержал в своем саду с некоторого времени двух аистов, которых часто видели летающими над священным прудом, после чего тот или иной из квакающих его обитателей, гревшийся на солнце, становился их добычей.
Хотя обвинение казалось несомненно доказанным, архонт Онолай все же полагал, что было бы благоразумнее во избежание неприятных последствий обойтись с таким человеком, как архижрец храма Ясона, осторожней. Он предложил удовлетвориться тем, чтобы Коллегия десяти доброжелательно дала понять Агатирсу: она склонна на этот раз думать, что дело, в котором его обвиняют, произошло без его ведома. Однако, зная справедливый образ его мыслей, Коллегия ожидает, что он без малейшего отлагательства выдаст преступных аистов попечителям священного пруда и тем самым докажет уважение к законам и религиозным обрядам своего города.
Трое из девяти членов Коллегии поддержали предложение архонта. Но Стробил и прочие яростно выступали против него. Они утверждали: ведь помимо того, что никоим образом нельзя одобрить такую чрезвычайную снисходительность по отношению к абдеритскому гражданину, обвиняемому в тяжком преступлении, судебный порядок требует также не выносить ему приговора до тех пор, пока он не будет допрошен и призван к ответу. Стробил предложил, чтобы архижреца вызвали в Коллегию и он дал ответ на предъявленное ему обвинение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Коллегия десяти состояла из архонта, четырех старейших советников, двух цеховых старшин, верховного жреца Латоны и двух попечителей священного пруда и являлась самым почтенным из всех абдерских судилищ. Все дела, касавшиеся непосредственно религии, находились в его ведении, и авторитет его был почти непререкаемым.
Давнее наблюдение свидетельствует, что разумные люди становятся в старости мудрей, а дураки – глупей. Поэтому абдерский Нестор не много выигрывал от того, что переживал два или три новых поколения. Без риска можно предположить, что в целом члены абдерской Коллегии десяти составляли избранный круг самых законченных дураков во всей Абдере. Эти добрые люди настолько были готовы принять рассказ верховного жреца за факт, не подлежащий никакому сомнению, что свидетельские показания они считали чистой формальностью, с которой следует разделаться как можно быстрей. Найдя этих господ уже заранее вполне убежденными в достоверности чуда, Стробил полагал, что не рискует ничем, если, не теряя времени, сразу перейдет к самому главному, ради чего он и выдумывал всю басню.
– С первого момента, – начал он, – как я собственными ушами убедился в этом чудесном знамении, не имеющем себе, позволю сказать, примера в анналах Абдеры, во мне зародилась мысль, что это, быть может, предостережение богини о ее мести, которая обрушится на наши головы за какое-то скрытое и не наказанное преступление. И это побудило меня просить его милость архонта созвать настоящее заседание почтеннейшего суда десяти. То, что являлось тогда лишь предполоягением, стало за несколько часов реальностью. Преступник уже обнаружен, и преступление доказано свидетелями, на правдивость которых тем более следует положиться, что выступить против преступника, пользующегося большим авторитетом, их мог бы заставить только страх простолюдина перед гневом богов.
Могли бы вы себе представить, высокочтимые господа, что кто-то среди нас осмелится презирать нашу древнюю религию, ее обряды и святыни, унаследованные нами от первых основателей нашего города и сохранившиеся незапятнанными в течение столетий? Чтобы кто-нибудь, не питая почтения ни к законам, ни к общей вере, ни к правам нашего города, дерзко надругался бы над тем, что всем нам свято и дорого? Одним словом, могли бы вы предполагать, что в Абдере живет человек, который, вопреки закону, содержит в своем саду аистов, ежедневно откармливая их лягушками из пруда Латоны и других священных прудов?
Изумление и возмущение выразилось на всех лицах при этих словах. И архонт, чтобы не показаться единственным исключением, вынужден был притвориться таким же ошеломленным, как и его коллеги.
– Возможно ли? – вскричали одновременно трое или четверо. – И кто же этот злодей, совершающий такое преступление?
– Извините меня, – прервал Стробил, – если я попрошу смягчить вас резкое выражение. Со своей стороны, я готов скорей поверить, что источником очевидного презрения к нашим нравам и порядкам является не безбожие, а просто легкомыслие, и то, что со времен посеянных среди нас Демокритом плевел зовется сегодня философией. Я хочу и должен верить в это еще и потому, что человек, уличаемый в преступлении более чем семью надежными свидетелями, сам принадлежит к духовному сословию, сам жрец, короче, это – Леонид Агатирс.
– Агатирс? – воскликнули в один голос все девять изумленных членов Коллегии. Трое или четверо из них побледнели и были смущены, узнав, что столь высокопоставленное лицо, с которым они всегда поддерживали хорошие отношения, замешано в таком скверном деле.
Стробил не дал им времени опомниться. Он приказал вызвать свидетелей. Их выслушали поочередно, и оказалось, что Агатирс действительно содержал в своем саду с некоторого времени двух аистов, которых часто видели летающими над священным прудом, после чего тот или иной из квакающих его обитателей, гревшийся на солнце, становился их добычей.
Хотя обвинение казалось несомненно доказанным, архонт Онолай все же полагал, что было бы благоразумнее во избежание неприятных последствий обойтись с таким человеком, как архижрец храма Ясона, осторожней. Он предложил удовлетвориться тем, чтобы Коллегия десяти доброжелательно дала понять Агатирсу: она склонна на этот раз думать, что дело, в котором его обвиняют, произошло без его ведома. Однако, зная справедливый образ его мыслей, Коллегия ожидает, что он без малейшего отлагательства выдаст преступных аистов попечителям священного пруда и тем самым докажет уважение к законам и религиозным обрядам своего города.
Трое из девяти членов Коллегии поддержали предложение архонта. Но Стробил и прочие яростно выступали против него. Они утверждали: ведь помимо того, что никоим образом нельзя одобрить такую чрезвычайную снисходительность по отношению к абдеритскому гражданину, обвиняемому в тяжком преступлении, судебный порядок требует также не выносить ему приговора до тех пор, пока он не будет допрошен и призван к ответу. Стробил предложил, чтобы архижреца вызвали в Коллегию и он дал ответ на предъявленное ему обвинение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96