— Я написал в Париж другу. — продолжил тем временем Франсуа, — ведущему знатоку антикварных драгоценностей, консультанту крупнейших музеев Франции и Голландии, знаменитому ювелиру. Он знает гораздо, гораздо больше меня. — Франсуа умолк, с любопытством взглянул на Фарли. — Рассказать в подробностях или только в общих чертах? Судя по выражению на твоем лице, к долгой повести ты не готов.
— Это подделка. Вот главное. Так что валяй в общих чертах.
— Тогда рассусоливать не буду. — Франсуа Норбер потянулся к графину и наполнил обе рюмки.
Фарли сидел, слушал Франсуа, разглядывая зеленую ящерицу на стене дома. Настоящий пояс в 1948 г. купил у потомков древнего французского рода английский миллионер лорд Беллмастер. А в 1950 г. он заказал его копию итальянскому ювелиру, который специализировался на подобных вещах самого высокого класса, «… это, знаешь, необходимое ремесло, потому что носить оригинал всегда опасно. И на приемы знатные дамы зачастую надевают копии».
В 1951 г. лорд Беллмастер тайно продал настоящий пояс одному германскому промышленнику, который умирая, завещал его венскому Историческому музею, где пояс хранится и по сей день.
Дослушав Франсуа, Ричард спросил: «Тебе об этом лорде Беллмастере что-нибудь известно?»
— Почти ничего. Знаю только, что он еще жив. Так написал мне друг из Парижа. Твоя знакомая очень огорчится?
— Да… пожалуй. Не из-за денег, а потому, что он поддельный.
— Скажешь ей, что настоящий сделал ученик Жиля Легаре вскоре после смерти учителя. А эта копия, хотя она и прекрасна… стоит, увы, гроши по сравнению с оригиналом. Прости, но мне тебя порадовать нечем.
— Ничего не поделаешь. И все же большое спасибо за хлопоты. Интересно, зачем лорду Беллмастеру понадобилась копия?
— Богачи легко с деньгами не расстаются, — усмехнулся Франсуа. — Потому они и богаты. Даришь любовнице оригинал, потом при удобном случае подменяешь его копией, а любовница ни о чем не догадывается. Продать оригинал — без огласки, в частную коллекцию — несложно. Вот дешевый способ умиротворить дорогую любовницу.
… От Франсуа Фарли поехал к Герману. Он решил, что с плохими вестями спешить не стоит, даже думать, как рассказать Саре правду, перестал, хотя понимал: этот удар будет для нее тяжелее, чем его отказ принять пояс. Когда Фарли вышел из машины и помахал Герману, — тот окучивал кукурузу, — он с болью вспомнил ту ночь, когда услышал во тьме крики Сары. Суровы и неисповедимы пути Господни. Возможно, это так. Однако Ричардом овладело совершенно непреодолимое убеждение, что ему наплевать на чувства Сары. Ведь он собирался оставить ее, совершенно одинокую и безутешную в этом мире… Черт возьми!
Подошел Герман, с улыбкой вытер со лба пот тыльной стороной ладони и весело спросил: «Ну, как жизнь на вилле Лобита?»
— Мои дни там сочтены, — тоже улыбаясь, отозвался Ричард.
— А потом? Куда направишься?
— Куда глаза глядят.
— У тебя простая философия фаталиста. И себялюбца.
— Точно.
— Мысли о других для тебя словно клетка для птицы. Вчера в гостинице «Паломаро» я встретил Альваресов. Они на два месяца уезжают на Бермуды. Интересовались тобой. Можешь пока пожить у них в доме.
— Я им, пожалуй, позвоню.
Вилла Альваресов стояла на восточной окраине Альгавры, между Фаро и Тавирой, где Сара вряд ли станет его искать.
— Останешься у меня перекусить?
— С удовольствием.
На виллу Лобита он не торопился.
Лорд Беллмастер обедал с Куинтом у себя в клубе на Сент-Джеймс-сквер. Они заняли стол в дальнем конце зала, в нише с окном на внутренний дворик, куда почти не заглядывало солнце. Посреди дворика возвышалась бронзовая статуя какого-то политика восемнадцатого века в парике, его плечи засидели воробьи и голуби. За первым и вторым речь шла о пустяках. Теперь принесли портвейн и кофе. Куинт знал: с минуты на минуту Беллмастер перейдет к делу, — если таковое имеется, — объяснит, зачем пригласил его в клуб.
И Беллмастер, словно прочитав эти мысли, сказал: «Поговорим о вашем человеке, о Кэслейке».
Куинт пригубил портвейн и отозвался: «Перспективный парень. У него все впереди — как у меня когда-то».
— Так же, как и теперь. — Беллмастер двусмысленно улыбнулся. — В Португалии он славно потрудился. Спасибо, что одолжили мне его.
— Ему многому надо учиться, милорд.
— Это вопрос времени. Я вот что подумал. Если моя… мечта сбудется, почему бы вам не отдать его насовсем? Ведь он все равно останется для вас полезным. Никогда не помешает иметь своего человека в посольстве.
— Это мысль, — согласился Куинт, а сам подумал: «Но что скрывается за нею? Ведь мы оба прекрасно понимаем, что своего человека в посольство я посажу в любом случае». Ответ напрашивался сам. Беллмастер наметил себе новую жертву. Когда-то ею была леди Джин.
Без обиняков, словно читая мысли Куинта и дальше, Беллмастер признался: «Какие славные и полезные для всех были деньки, когда мы с леди Джин работали вместе. Но польза от женщины… как бы это поточнее выразиться… ограничена самой женской сутью».
Решив воспользоваться хорошим настроением Беллмастера, Куинт спросил: «Вы по-прежнему главный кандидат на место посла в Вашингтоне, сэр?»
— Дорогой мой, — расхохотался Беллмастер, — как четко вы знаете, когда застать меня врасплох. Увы, мой милый, это государственная тайна.
— Конечно. — Куинт кашлянул, нечаянно вдохнув дым от сигары Беллмастера. — Хотя между старыми друзьями не должно быть никаких тайн. Вы, например, запросто попросили разрешения надеть хомут на Кэслейка. Что ж, буду откровенен и я: если вы не ответите на мой вопрос, я воздержусь от обещаний насчет Кэслей-ка. — Он улыбнулся. — В конце концов, нужно серьезно подумать, стоит ли отдавать такого многообещающего сотрудника… в чужое ведомство.
Беллмастер провел рукой по подбородку, крякнул и улыбнулся: «Неужели вам так важно знать имя нового посла в США всего за полтора — два месяца до его назначения?»
— Главное дело Клетки — узнать наперед как можно больше. Неважно о ком — папе римском или Председателе Совета Министров СССР. Может быть, эти сведения и не пригодятся, но иметь их под рукой — всегда необходимо. А что касается Кэслейка, вы, думаю, найдете кого-нибудь получше. Как я уже говорил, ему еще многому предстоит научиться. Возьмите хотя бы такое простое дело, как ликвидация. На нем погорело немало наших лучших ребят. По-настоящему своими мы считаем лишь тех, кто выдержал и это испытание. А Кэслейку оно еще предстоит. Итак, вернемся к вопросу о Вашингтоне.
Беллмастер, раздраженный и одновременно наслаждающийся словесной перепалкой, сказал: «Вполне возможно, вы меня там видеть не хотите».
— С другой стороны, мы, может быть, очень этого хотим, но желаем знать обо всем заранее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57