Она не спрашивала, его ли это дом, в котором они только что побывали, и кому принадлежат другие дачи, поблескивающие окнами в лучах заката. Но когда они обогнули мыс и он медленно повел лодку вдоль противоположного берега по зеленеющей воде, она увидела хижину фру Фрисаксен – хижина была обращена к ним своей серой стеной.
– Кто здесь живет? – спросила она.
Он вздрогнул.
– С чего ты вдруг?
– Да так…
Неужто между людьми проходит какой-то таинственный ток, даже когда один из них умер? Или это простонародное начало породнило их, и Селина почувствовала свою связь с умершей, хотя со всем остальным, что находилось вокруг, она связи не чувствовала – это был другой, не ее мир.
– Тут жила одна особа, одна женщина. Она умерла.
– Давно?
– Шесть лет назад.
– Так давно, – только и сказала она. Но когда хижина уже осталась позади, она вдруг предложила: – А что, если сойти на берег и посмотреть дом?
– Уже поздно. И он наверняка заперт. Да и причал неудобный. – Вилфред громоздил отговорки, не связанные одна с другой. Каждая из них звучала лживо, они как бы не подкрепляли одна другую.
– Ясно, – тихо ответила она, как бы принимая их все разом.
Он медленным полукружием развернул лодку и снова направил ее в глубь фьорда.
– Они не сказали, когда надо поставить лодку на прикол? – спросил он. Она покачала головой. Он пришвартовался в маленькой бухте между двумя полуостровами. Солнце теперь быстро садилось. Между скалистыми холмами было сумрачно. Он взял ее за руку, и они стали карабкаться вверх по узкому ущелью. Но когда они выбрались на ровное место возле участка садовника, вечернее небо было еще высоким и синим. Над крышей не видно было дыма, из ворот не выбежала с лаем собачонка. Все кругом словно вымерло: и на летних дачах, и в домах тех, кто жил здесь постоянно, – детство ускользало от Вилфреда, не давало ему обрести почву под ногами.
Дверь в хижину фру Фрисаксен была не заперта. Старые сети висели на деревянном сучке, вбитом в стену. От очага, в котором белела старая зола, веяло стылым запахом тимьяна. Его сердце сжалось от страха и тоски. Он вошел в комнату, где стояли голые деревянные кровати – изъеденные крысами столбы казались кривыми. Здесь он когда-то провел двое суток между жизнью и смертью. Но не это воспоминание лишило его сил, тут было что-то иное – какая-то иная нить прочно связывала его с самим духом этого дома.
Когда он вышел из комнаты, очень бледный – он это почувствовал сам, – то встретил взгляд поджидавшей его Селины. Они вдвоем двинулись к выходу. У дверей, как в прежние времена, висела фотография Биргера в Опорто.
– А я знаю его, – сказала она.
– Его? – Он не мог удержаться от улыбки, услышав эту равнодушную фразу, это бессмысленное утверждение.
– Он служил у Роберта, торговал с тележки сосисками.
Нелепая фраза повисла в спертом воздухе. Одна нелепость нелепее другой. А что, если он скажет ей: «Этот Биргер много лет назад утонул в далеких краях, это сын моего отца от фру Фрисаксен, да-да, сводный брат твоего друга Вилфреда Сагена»? Почему бы нет? Ему тоже ничего не стоит наговорить кучу бессмыслиц, вся беда в том, что это правда.
– Роберт… тележка… сосиски, – вместо этого произнес он. Они вышли. Теперь тьма стала опускаться и на равнину, но здесь она была похожа на темно-синий полог, протянувшийся от скал к равнине, где солнце задержалось надолго, и не было здесь пугающих теней, как в крутом ущелье.
– А ты не знал, что у Роберта тележка, чтобы развозить сосиски? – спросила она. – И не одна. «Подспорье в старости», – передразнила она голос Роберта.
Он схватил ее за руку, посмотрел ей прямо в глаза.
– Это правда?
– А чего тут такого? – спросила она, легко высвобождаясь от него, но он снова впился в ее руку.
– Говори, это правда?
– Не щиплись!
Если многогранный Роберт и вправду заворачивает самыми разнообразными и неожиданными делами, почему бы не поверить и в то, что есть на свете человек по имени Биргер и человек этот, сводный брат Вилфреда, бродит по жизни теми же путями, что и он сам, или где-то совсем рядом. Вилфред почувствовал нечто вроде зависти к этим людям, к людям, которые невозмутимо следуют извилистыми путями судьбы. Такова участь безответственных – они не пытаются переоценивать ценности и ни из чего не извлекают выводов, они спокойно минуют перекрестки судьбы, где им не приходится делать выбора. Они лишь констатируют то, что видят, и как ни в чем не бывало продолжают свой путь.
– У Роберта есть еще что-то вроде загородного отеля, – сказала Селина. – Маленькая гостиница, только, кажется, она не действует…
Совершенно верно, Роберт часто говорил об этой гостинице. Раза два он даже предлагал поехать туда всей компанией, чтобы отдохнуть, как он выражался. Отдохнуть – было заветной мечтой Роберта. Всем его затеям не хватало лишь какого-нибудь пустяка, чтобы осуществиться.
– А ты знаешь, что он всегда носит в кармане книгу, которая называется «Пан»?
Вилфред знал. Они с Робертом устраивали маленькие поединки – состязались в цитировании Гамсуна. Они называли его Поэт.
– А ты знаешь, что ее написал Гамсун? – спросил он в свою очередь.
– А как же, у тебя в мастерской полно его книг.
Стало быть, она заметила, она знала. Бесенок толкнул его под руку.
– Хочешь почитать?
– Нет.
Но бесенок продолжал его подзуживать.
– Стало быть, ты утверждаешь, будто видела парня, фотография которого висит на стене? Может, ты и говорила с ним?
Но она не хотела продолжать разговор. Он замечал это и прежде: его стремление углублять простые вещи досаждало ей. В этом она походила на его мать – она не хотела ни о чем знать больше того, что случайно узнала. Как только подробности подступают к тебе, начинают тебя затрагивать, в них появляется что-то – ну да, что-то опасное, – поэтому обе женщины и отстраняли их от себя. Ничего не поделаешь.
Он замолчал и, подавленный, продолжал идти чуть впереди нее по участку садовника, не в силах заглушить беспокойства, растревоженного в нем мелочами.
– Не стоит из-за этого расстраиваться, – услышал он сзади ее голос.
Он остановился.
– Ты права. Из-за этого расстраиваться нечего. – Но что она имела в виду под словом «это» и что имел в виду он сам, ему было не очень-то ясно. Так или иначе он решил в данный момент из-за «этого» не расстраиваться. – Мы можем переночевать в Сковлю, – предложил он.
– В Сковлю?
– Там, где мы были. Я имею в виду, если с лодкой дело терпит.
– По-моему, ему вовсе неохота получать эту лодку обратно как раз сейчас.
Стало быть, она угадывает все, что происходит, как угадывает он сам. С той только разницей, что он ломает голову над тем, как найти выход – тот или другой выход для людей, которых он почти не знает, не знает даже, нуждаются ли они в поисках выхода… Она же предоставляет событиям идти своим чередом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87