Мы выбрали эту дату для обвинения, потому что в этот день у Томми закончилось детство, это было убедительнее более поздних контактов, когда его могли расценить как добровольного партнера. Томми знал, о каком дне я говорю, куда клоню. Он посмотрел да меня, сжав губы, с вызовом. Его взгляд говорил: «Ну давай, спроси меня».
— Помнишь, как ты пришел в тот вечер домой?
Элиот вставил:
— Протест. Факты, не относящиеся к делу.
Уголком глаза я заметил, как он с любопытством посмотрел на меня. Я начал заходить с другого конца.
Что еще важнее, Томми тоже был немного сбит с толку. Он решил, что я ошибся.
— Ты играл у дома Уолдо в тот день после школы? — спросил я.
Он колебался, не зная, что говорить.
— Думаю, да, — наконец решился Томми. Я словно не заметил его неуверенности.
— Ты помнишь, как вернулся домой в ту ночь? — спросил я.
Вот чего он не мог понять. Я забежал вперед, интересуясь тем, что случилось после изнасилования.
— Помнишь? — тихо спросил я.
— Да, — сказал он.
— Ты сказал родителям, что с тобой случилось что-то необычное?
— Нет.
Нет, не сказал. Тогда Томми держал это в секрете — он и Уолдо, но в основном это была тайна Томми, неприятная тайна. Тогда он обожал родителей, их любовь была ему нужнее, чем любовь Остина, но он не мог рассказать им, что случилось, потому что он сделал что-то грязное. Он плакал той ночью не только потому, что был слишком мал и напуган, но и от одиночества.
Я задавал вопросы не торопясь, дав Томми время заполнить провалы в памяти.
— Ты помнишь, как пошел в школу на следующий день? Ты говорил кому-нибудь, что в предыдущий день с тобой произошло что-то необычное? — Мальчик был так напряжен, что не знал, сон ли это, можно ли притвориться, что ничего не произошло. Его окружали беззаботные дети.
— Нет, — тихо ответил Томми.
Элиот уже в изумление пялился на меня, потому что я задавал вопросы, которые должен был задавать он, доказывая, что Томми не сделал заявления по горячим следам после предполагаемого изнасилования. Но я заботился не об Элиоте. Я намеренно заставлял Томми вспомнить, что он чувствовал на другой день после случившегося. Это не было приятным воспоминанием. Он не хотел ни с кем делиться. Не потому, что это был его секрет, правда могла открыть всем, как он отличался от остальных, каким гадким мальчиком был.
— Ты рассказал об этом Стиву?
— Нет, — тихо ответил Томми, вспомнив, что тогда он еще дружил со Стивом, у него еще был друг, с которым можно было поделиться всем, кроме появления нового друга. Вот когда он начал терять Стива.
— На ленче и на переменах в тот день ты как обычно играл с другими детьми?
— Да, — ответил Томми, но он лгал.
Он забился в угол, чувствуя, что не сможет больше общаться с другими детьми; забирая его из школы, я каждый раз находил его в сторонке. У него не осталось друзей кроме Остина. И возможно, меня.
— На следующий день после занятий ты снова пошел к дому Уолдо?
— Да. — Томми перестал смотреть на меня, но на Остина он также не глядел. Мне показалось, что за столом защиты произошло движение, когда Остин попытался снова привлечь к себе внимание мальчика, но Томми смотрел мимо судей. Он устремился в прошлое.
— Уолдо был там?
— Нет.
Нет. Остин притих не несколько дней, чтобы убедиться, что Томми не сообщил о случившемся. Пустующий дом был всего лишь ловушкой, которая захлопнулась. Он мог уйти оттуда, не оставив следов. В этом заключалось совершенство его плана. Но Томми пришел к дому и обнаружил его пустующим, как и раньше. После того как Томми весь день хранил секрет, Уолдо бросил его. Если Томми нужно было последнее доказательство того, что они совершили что-то дурное, он получил его. Это также говорило еще об одном: новый друг не доверял ему.
— Ты пришел на следующий день?
— Да.
— Он был там?
— Нет. — Томми бросил взгляд на Остина. В его глазах вспыхнуло возмущение. Я не видел реакции Остина.
— Что ты чувствовал, Томми, когда продолжал приходить к дому, а Остина там не было?
Томми пожал худенькими плечами, слишком взрослый жест для его телосложения.
— Ты продолжал приходить?
Он кивнул.
— Он был там?
— Нет, — с горечью сказал Томми.
— Когда ты решил, что он уехал, ты рассказал родителям о случившемся?
Элиот выдвинул протест: не было показаний о том, что «что-то» случилось. Ни Томми, ни я не обратили на него внимания. Томми мотал головой, пока Элиот говорил. Я принял это за ответ на мой вопрос. Томми казался очень маленьким в огромном свидетельском кресле. Я заметил, как несколько присяжных подались в его сторону, как будто хотели получше рассмотреть мальчика.
— Почему ты не рассказал родителям?
Томми чуть слышно ответил:
— Я боялся.
Это казалось маленьким прорывом. Он еще не признался, что произошло какое-то событие, которое заставило его бояться. Я не стал усиливать преимущество.
— Что ты сделал? — спросил я.
Он снова пожал плечами.
— Поужинал с мамой и папой, сделал уроки, пошел спать.
— Ты играл с детьми после школы?
Он покачал головой.
— Им тоже не хватало Уолдо?
— Не знаю.
«Идиот, — подумал я. — Кретин, полный кретин». Эта мысль внезапно забилась как пульс в моей голове. Томми сказал мне то, что нужно, и я чуть не упустил это, как упускал эту деталь все время.
— Томми. Когда ты ложился в постель, ты сразу засыпал?
Взгляд Томми был обращен внутрь. Он сильно сощурился.
— Иногда, — сказал он.
— Ты просыпался среди ночи? — Я говорил наугад, но попадал в цель. Я мог догадаться об этом по лицу Томми.
— Да, — произнес он так тихо, как будто боялся кого-то разбудить.
— И что же тогда делал?
— Просто лежал, — ответил Томми.
Я мог себе это представить. Я знал, что он тоже вспоминал те ночи. Огромный белый дом погружался в темноту, и Томми был так мал на его фоне, что чувствовал себя совсем покинутым.
— Что ты чувствовал? — спросил я.
— Было холодно, — сказал Томми, пожимая плечами.
«Холодно? — подумал я. — В мае?» Может, отец Томми включал кондиционер среди ночи? Или холодно было только Томми?
Я посмотрел на него, на мальчика в рубашке, с аккуратно уложенными волосами, который почти стал взрослым. Так я обращался с ним все это время. Так обращался с ним Остин, заставляя его до времени взрослеть, навязывая ему мужественность и искушенный взгляд. Я был не прав, совсем не прав.
— Почему ты не говорил об этом родителям? — спросил я.
Потому что дом был холодным, большим и темным, и на другом его конце спал мужчина, и Томми не знал, можно ли теперь доверять хоть одному мужчине.
Он не ответил.
— Ты думал о том, что произошло? — спросил я.
Томми поднял глаза, дикие, испуганные. Я вскочил и рывком приблизился к нему, обхватил его правой рукой за плечи, а он уцепился за левую. Я крепко обнял его.
— Все хорошо, — приговаривал я, пока он плакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Помнишь, как ты пришел в тот вечер домой?
Элиот вставил:
— Протест. Факты, не относящиеся к делу.
Уголком глаза я заметил, как он с любопытством посмотрел на меня. Я начал заходить с другого конца.
Что еще важнее, Томми тоже был немного сбит с толку. Он решил, что я ошибся.
— Ты играл у дома Уолдо в тот день после школы? — спросил я.
Он колебался, не зная, что говорить.
— Думаю, да, — наконец решился Томми. Я словно не заметил его неуверенности.
— Ты помнишь, как вернулся домой в ту ночь? — спросил я.
Вот чего он не мог понять. Я забежал вперед, интересуясь тем, что случилось после изнасилования.
— Помнишь? — тихо спросил я.
— Да, — сказал он.
— Ты сказал родителям, что с тобой случилось что-то необычное?
— Нет.
Нет, не сказал. Тогда Томми держал это в секрете — он и Уолдо, но в основном это была тайна Томми, неприятная тайна. Тогда он обожал родителей, их любовь была ему нужнее, чем любовь Остина, но он не мог рассказать им, что случилось, потому что он сделал что-то грязное. Он плакал той ночью не только потому, что был слишком мал и напуган, но и от одиночества.
Я задавал вопросы не торопясь, дав Томми время заполнить провалы в памяти.
— Ты помнишь, как пошел в школу на следующий день? Ты говорил кому-нибудь, что в предыдущий день с тобой произошло что-то необычное? — Мальчик был так напряжен, что не знал, сон ли это, можно ли притвориться, что ничего не произошло. Его окружали беззаботные дети.
— Нет, — тихо ответил Томми.
Элиот уже в изумление пялился на меня, потому что я задавал вопросы, которые должен был задавать он, доказывая, что Томми не сделал заявления по горячим следам после предполагаемого изнасилования. Но я заботился не об Элиоте. Я намеренно заставлял Томми вспомнить, что он чувствовал на другой день после случившегося. Это не было приятным воспоминанием. Он не хотел ни с кем делиться. Не потому, что это был его секрет, правда могла открыть всем, как он отличался от остальных, каким гадким мальчиком был.
— Ты рассказал об этом Стиву?
— Нет, — тихо ответил Томми, вспомнив, что тогда он еще дружил со Стивом, у него еще был друг, с которым можно было поделиться всем, кроме появления нового друга. Вот когда он начал терять Стива.
— На ленче и на переменах в тот день ты как обычно играл с другими детьми?
— Да, — ответил Томми, но он лгал.
Он забился в угол, чувствуя, что не сможет больше общаться с другими детьми; забирая его из школы, я каждый раз находил его в сторонке. У него не осталось друзей кроме Остина. И возможно, меня.
— На следующий день после занятий ты снова пошел к дому Уолдо?
— Да. — Томми перестал смотреть на меня, но на Остина он также не глядел. Мне показалось, что за столом защиты произошло движение, когда Остин попытался снова привлечь к себе внимание мальчика, но Томми смотрел мимо судей. Он устремился в прошлое.
— Уолдо был там?
— Нет.
Нет. Остин притих не несколько дней, чтобы убедиться, что Томми не сообщил о случившемся. Пустующий дом был всего лишь ловушкой, которая захлопнулась. Он мог уйти оттуда, не оставив следов. В этом заключалось совершенство его плана. Но Томми пришел к дому и обнаружил его пустующим, как и раньше. После того как Томми весь день хранил секрет, Уолдо бросил его. Если Томми нужно было последнее доказательство того, что они совершили что-то дурное, он получил его. Это также говорило еще об одном: новый друг не доверял ему.
— Ты пришел на следующий день?
— Да.
— Он был там?
— Нет. — Томми бросил взгляд на Остина. В его глазах вспыхнуло возмущение. Я не видел реакции Остина.
— Что ты чувствовал, Томми, когда продолжал приходить к дому, а Остина там не было?
Томми пожал худенькими плечами, слишком взрослый жест для его телосложения.
— Ты продолжал приходить?
Он кивнул.
— Он был там?
— Нет, — с горечью сказал Томми.
— Когда ты решил, что он уехал, ты рассказал родителям о случившемся?
Элиот выдвинул протест: не было показаний о том, что «что-то» случилось. Ни Томми, ни я не обратили на него внимания. Томми мотал головой, пока Элиот говорил. Я принял это за ответ на мой вопрос. Томми казался очень маленьким в огромном свидетельском кресле. Я заметил, как несколько присяжных подались в его сторону, как будто хотели получше рассмотреть мальчика.
— Почему ты не рассказал родителям?
Томми чуть слышно ответил:
— Я боялся.
Это казалось маленьким прорывом. Он еще не признался, что произошло какое-то событие, которое заставило его бояться. Я не стал усиливать преимущество.
— Что ты сделал? — спросил я.
Он снова пожал плечами.
— Поужинал с мамой и папой, сделал уроки, пошел спать.
— Ты играл с детьми после школы?
Он покачал головой.
— Им тоже не хватало Уолдо?
— Не знаю.
«Идиот, — подумал я. — Кретин, полный кретин». Эта мысль внезапно забилась как пульс в моей голове. Томми сказал мне то, что нужно, и я чуть не упустил это, как упускал эту деталь все время.
— Томми. Когда ты ложился в постель, ты сразу засыпал?
Взгляд Томми был обращен внутрь. Он сильно сощурился.
— Иногда, — сказал он.
— Ты просыпался среди ночи? — Я говорил наугад, но попадал в цель. Я мог догадаться об этом по лицу Томми.
— Да, — произнес он так тихо, как будто боялся кого-то разбудить.
— И что же тогда делал?
— Просто лежал, — ответил Томми.
Я мог себе это представить. Я знал, что он тоже вспоминал те ночи. Огромный белый дом погружался в темноту, и Томми был так мал на его фоне, что чувствовал себя совсем покинутым.
— Что ты чувствовал? — спросил я.
— Было холодно, — сказал Томми, пожимая плечами.
«Холодно? — подумал я. — В мае?» Может, отец Томми включал кондиционер среди ночи? Или холодно было только Томми?
Я посмотрел на него, на мальчика в рубашке, с аккуратно уложенными волосами, который почти стал взрослым. Так я обращался с ним все это время. Так обращался с ним Остин, заставляя его до времени взрослеть, навязывая ему мужественность и искушенный взгляд. Я был не прав, совсем не прав.
— Почему ты не говорил об этом родителям? — спросил я.
Потому что дом был холодным, большим и темным, и на другом его конце спал мужчина, и Томми не знал, можно ли теперь доверять хоть одному мужчине.
Он не ответил.
— Ты думал о том, что произошло? — спросил я.
Томми поднял глаза, дикие, испуганные. Я вскочил и рывком приблизился к нему, обхватил его правой рукой за плечи, а он уцепился за левую. Я крепко обнял его.
— Все хорошо, — приговаривал я, пока он плакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105