Солнце уже зашло, и вокруг палатки густел мрак. Долгие минуты мы ждали, пока все воины соберутся в типи Овасеса, ждали, притаившись за ближними кустами, боясь говорить даже шепотом или громко вздохнуть.
Только когда последний воин вошел в палатку, мы следом за Танто поползли от камня к камню, следя за тем, чтобы все время оставаться в густой тени сосен. За тридцать шагов от палатки мы залегли в высокой траве. Но тогда, как по приказу волшебника, о нас вспомнили комары и, наказывая за дерзость, жалили нас, словно гремучие змеи. Я не выдержал и знаками показал Сове, чтобы он сломал ветку можжевельника и отгонял комаров. Сова был такой же дурак, как и я. В вечерней тишине треск сломанной ветки прозвучал, как гром. Танто угостил нас обоих мокасином, но, к счастью, никто из старших не обратил внимания на этот треск.
Время тянулось бесконечно. Танто оставил нас и пополз вперед. Мы должны были ждать его знака, но он не подавал его. Мне казалось, что скоро наступит рассвет и солнце обнаружит нас в нашем укрытии. Я высунул голову из-за куста и посмотрел на типи Овасеса. Там горел костер, и как раз в эту минуту где-то близко послышалось кваканье ночной жабы. Это был сигнал брата, что нам можно ползти к палатке.
Я уже прополз, наверное, половину пути, когда из-за туч вышла луна и осветила все вокруг. В это же время отклонилась шкура у входа в палатку, и на пороге появился отец. Я застыл. Мне захотелось мгновенно провалиться сквозь землю или стать невидимым, как Маниту. Правда, отец стоял боком к нам, но я боялся глянуть на него, чтобы своим взглядом не привлечь его взгляд. Так охотящийся волк или охотник никогда не вглядывается в свою жертву, чтобы она не почуяла его присутствия.
Сердце мое почти останавливалось: я мог поклясться, что отец смотрит прямо на меня и сейчас подойдет и поднимет меня вверх, как маленького кролика. К счастью, это только у моего страха было маленькое сердце. Отец не заметил меня. Он тихонько свистнул. В ответ послышалось ржание, а потом отзвук легкого галопа. Конь пробежал в нескольких метрах от меня и остановился около отца. Спустя минуту луна снова зашла за тучи, и в сгустившемся мраке из-за отклоненной шкуры в типи блеснул костер. Потом на его фоне мелькнула фигура моего отца, входившего в типи.
И тогда я почувствовал слабость. Все это время я лежал с напряженными до боли мускулами. Челюсти я стиснул так, что, когда подполз к Танто, не мог разжать их. Танто блеснул на меня глазами, как рысь:
– Ты ведешь себя, как дикобраз, который идет куда смотрят его глаза, а головой не думает. Глаза твои слепы, как у щенка, а в твоей голове живут белки.
Брат бранился так тихо, что я едва его слышал.
– Как ты мог выйти из-за камня, когда луна как раз в ту минуту хотела осмотреть мир? Женщиной ты будешь, а не воином!
Я покорно молчал.
Наконец мы очутились около самой палатки, на противоположной стороне от входа. Из верхнего отверстия узеньким столбиком вился дым.
Изнутри доносились негромкие голоса. Сквозь щель можно было заглянуть внутрь палатки. Около костра сидело не больше пяти воинов: спиной к нам – Овасес, рядом с ним Таноне – Сломанный Нож, брат Овасеса, и старый воин Гичи-вапе – Большое Крыло. Против нас – отец и шаман Горькая Ягода. Несколько других воинов находились вне освещенного круга.
Шаман был в шапке из волчьего меха с отшлифованными рогами бизона, качавшимися при каждом движении его головы. С шеи у него свисало ожерелье из медвежьих клыков, на плечи наброшена шкура черного медведя, украшенная перьями.
Меня охватил ужас. Я слышал, как у Прыгающей Совы защелкали от страха зубы. Танто придержал ему челюсть и погрозил кулаком. Сова прошептал мне в ухо:
– Откуда здесь взялся Горькая Ягода? Чьи глаза видели его у нас?
Действительно, откуда он мог взяться? Он уже около месяца жил в селении над озером. Мы не видели, ни когда он прибыл, ни когда входил в типи Овасеса. Мы дрожали от страха. Даже Танто дышал чаще, чем обычно. Я не мог оторвать глаз от Горькой Ягоды. Я был уверен, что он видит нас, и сейчас по его приказу духи мертвых покарают нас за дерзость. Я прижался к Сове, ожидая удара. Танто, видя, что с нами творится, оттолкнул нас назад.
Послышался голос отца:
– Слушайте меня, великие воины, пусть будут ваши уши широко открыты. Четыре Малых Солнца тому назад прибыл к нам белый человек с говорящей бумагой. Бумага приказывает нам покинуть нашу землю и идти жить в резервацию. Так хочет вождь белых Вап-нап-ао. Дальнейших слов я не расслышал. Тем более, что Танто резким движением руки приказал нам опять отползти назад. Только несколько слов долетело до наших ушей, но мы не поняли их значения.
Танто остался около палатки и, наверное, знал все, о чем говорили воины. Меня охватывала все большая тревога, потому что я видел, как Танто несколько раз сжимал кулаки, а раз даже схватился за рукоятку ножа, висевшего у него на поясе. Снова послышался голос отца, повторившего несколько раз имя Вап-нап-ао. Потом раздались голоса Овасеса и Горькой Ягоды. Глуховатый Большое Крыло говорил громче других, и мы хорошо слышали его слова о том, что над селением нашего племени снова, как в дни его молодости, собираются черные тучи. Опять заговорил отец, но как раз тогда Танто приказал нам ползти прочь и сам пополз вслед за нами.
Когда мы вернулись под тень сосен, я схватил его за Руку.
– Танто, – попросил я, – скажи, о чем говорили воины?
Танто наклонился к нам:
– То, о чем они говорили, не предназначалось ни для меня, ни для вас. Я не помню, о чем они говорили.
– Танто…
– Не помню, – повторил он и отошел.
Мы вернулись с Совой в наше типи. Только здесь Сова немного осмелел. Он быстрее меня избавился от страха и потому рассердился на меня.
– Ты – ути и останешься им, а в твоей голове и вправду живут белки. Неужели ты не можешь ничего придумать, чтобы твой брат рассказал нам обо всем? Не можешь?
Я действительно не мог. Я не знал, каким образом можно что-нибудь выведать у брата. Танто слышал весь разговор, а мы только отрывки слов, Танто понял весь смысл слов отца и видел, какие знаки делал шаман, а это и было главным. Но Танто нас прогнал, а сам тоже ушел еще до окончания совета. Наверное, он считал, что ни мы, ни даже он не имеем права знать все мысли старших. Я обиделся на Танто, но не больше. Он, конечно, знал, что делает. И я с раздражением крикнул Сове:
– А в твоей голове бегают хорьки! Ты был вместе со мной и сам мог спросить. Ты же старше меня, и брат скорее бы тебя послушался.
К моему удивлению, Сова не захотел дальше ссориться. Наверное, он больше беспокоился, чем сердился, и только за гневом хотел это беспокойство скрыть от себя и от меня. Мы долго сидели у костра, думая о том, как защитить селение от черных туч, и почему, когда речь идет о белых людях, нашему племени должны угрожать черные тучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54