Макиавелли на мгновение задумался. Все замерли в ожидании.
— Что хочет от нас ваша светлость? — спросил, он как можно более безразлично. — Как я понимаю, вы уже пришли к соглашению с Вителлоццо и Орсини?
— Еще ничего не подписано. И лучше бы и не подписывать. Я не стремлюсь к ссоре с Орсини. Если папа умрет, я хочу, чтобы в Риме у меня остались друзья. Когда Паголо Орсини приезжал ко мне, он жаловался на поведение Рамиро де Лорки. Я обещал наказать его и сдержу слово. Вителлоццо — совсем другое дело. Эта змея сделала все, чтобы помешать мне наладить отношения с Орсини.
— Я бы попросил вашу светлость выразиться более определенно.
— Хорошо. Сообщите господам из Синьории, что король Франции, возможно, прикажет им вновь выплачивать мне жалованье, полагающееся по договору, без всякой причины расторгнутому Флоренцией. И будет лучше, если они сами, без принуждения, предложат мне вернуться к договору.
Макиавелли медлил с ответом. Ему нужно было сосредоточиться. Наконец он заговорил:
— Можно только восхищаться предусмотрительностью вашей светлости в выборе друзей. Но, касаясь вопроса о жалованье, мы не имеем права ставить вашу светлость на одну доску с наемными капитанами, которые могут продать разве только себя и несколько десятков солдат. Вся Италия считается с вашей светлостью. И нам представляется более целесообразным заключить с вами союз, а не платить вам деньги, как простому наемнику.
— я сочту за честь служить Флоренции, — вкрадчиво ответил герцог. — Послушайте, секретарь, мы можем найти взаимоприемлемое решение. Я — профессиональный солдат, связанный с вашим государством дружескими узами. Неужели вы думаете, я не послужу Синьории так же хорошо, как и любой другой?
— Осмелюсь заметить, что мы не может ставить под угрозу безопасность Флоренции, отдавая три четверти наших войск в распоряжение вашей светлости.
— То есть вы сомневаетесь в искренности моих намерений?
— Ничуть! — с притворным жаром воскликнул Макиавелли. — Но члены Синьории расчетливы и осторожны. Они не могут позволить себе принять решение, в котором им придется раскаиваться. Их самое большое желание — жить со всеми в мире.
— Вы слишком умны, секретарь, чтобы не знать: хочешь мира — готовься к войне.
— Я не сомневаюсь. Синьория поступит так, как сочтет необходимым.
— Например, пригласит на службу других капитанов? — резко спросил герцог.
Именно на такую реакцию и рассчитывал Макиавелли. После внезапных приступов ярости Эль Валентино обычно прогонял прочь объект своего гнева. А мыслями Макиавелли был уже далеко от дворца.
— У меня есть все основания полагать, что таковы намерения Синьории, — подлил он масла в огонь.
К его изумлению, герцог рассмеялся. Поднявшись с кресла, он встал спиной к огню и добродушно сказал:
— Неужели в такое неспокойное время можно сохранить нейтралитет? Я думал, они люди здравомыслящие. Когда два соседних государства начинают воевать друг с другом, одно, рассчитывающее на вашу помощь в силу сложившихся дружеских отношений, будет считать вас обязанным вступить в войну на его стороне. Отказом вы вызовете ненужные трения. Другое будет презирать вас за трусость и нерешительность. Бесполезный друг — для одной стороны, бессильный враг — для другой. Нейтральное государство в силу своей позиции может помогать либо одной стороне, либо другой. Но в конце концов ситуация складывается так, что оно вынуждено вступить в борьбу. Поверьте мне, гораздо разумнее сразу принять ту или иную сторону, иначе победитель не пощадит вас. И кто тогда придет вам на помощь? Победителю не нужны друзья, на которых он не может положиться. И побежденный отвернется от вас, потому что в свое время вы не спасли его от поражения.
Макиавелли без особого интереса слушал рассуждения Эль Валентино. Он с нетерпением ждал того момента, когда красноречие герцога наконец иссякнет. Но тот, похоже, вошел во вкус и не собирался отпускать флорентийца.
— С каким бы риском ни была связана война, нейтралитет еще опасней. Такая позиция вызывает лишь ненависть и презрение. Рано или поздно вас принесут в жертву первому, кто решит, что пришла пора вас уничтожить. Если же вы без колебаний встанете на сторону одного из противников и тот победит, гарантией вашей безопасности будут дружеские отношения с победителем.
— И опыт вашей светлости подтверждает, что благодарность людей за прошлые благодеяния заставит их подумать, прежде чем сокрушить недавнего союзника? — едко заметил Макиавелли.
— Победа никогда не бывает окончательной, и победитель не всегда может позволить себе отвернуться от друзей. В его интересах обойтись с ними по справедливости.
— А если нейтральное государство встанет на сторону побежденных?
— Тогда тем более оно приобретет верного союзника, который приложит все силы, чтобы облегчить его участь. А со временем фортуна может отвернуться от победителя. Короче, куда ни кинь, нейтралитет — очевидная глупость. Это все, что я хотел вам сказать. Рекомендую Синьории повторить этот урок государственной мудрости.
С этими словами Чезаре Борджа сел и протянул руки к огню. Макиавелли поклонился и сделал уже шаг к двери, когда герцог обратился к Агапито да Амале:
— Ты сказал секретарю, что его приятель Буонаротти задерживается во Флоренции и прибудет лишь через несколько дней?
Агапито покачал головой.
— Я не знаю этого человека, ваша светлость, — удивленно ответил Макиавелли.
— Не может быть! Это скульптор.
Глаза герцога весело сверкнули. И тут Макиавелли вспомнил, о ком идет речь. Он послал Биаджо письмо с просьбой прислать деньги и получил ответ, в котором сообщалось, что их привезет Микеланджело, скульптор. Имя ничего ему не говорило. Но Макиавелли догадался: просматривается, каждый листок бумаги, оставленный в его комнате, скорее всего, с ведома Серафины — и возблагодарил бога, что вся важная корреспонденция хранилась в более надежном месте. Дома находились лишь ничего не значащие письма, вроде того, что прислал ему Биаджо.
— Во Флоренции много камнетесов, ваша светлость, — холодно ответил Макиавелли. — Не могу же я знать всех по имени.
— Этот Микеланджело очень талантлив. Он высек из мрамора купидона и закопал в землю. Через некоторое время статую нашли и приняли за творение античного мастера. Кардинал ди Сан Джиорио купил ангелочка, но, поняв, что это подделка, вернул покупку. И в конце концов купидон оказался у меня. Я послал его в подарок маркизе Мантуанской.
Насмешливый тон герцога вывел Макиавелли из себя. Он понял, что над ним смеются. И раздражение взяло верх над рассудительностью.
— Ваша светлость собирается заказать ему статую, которая затмит ту, что воздвиг Леонардо для герцога Миланского?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45