Он был один белый на целую шайку индейцев-полукровок.
И, вспомнив совет сэра Лоренса: "Смотри на него боттичеллиевским взглядом, Динни", – она пристально посмотрела в холодные, проницательные глаза Саксендена.
– Не разрешите ли мне прочесть вам отрывки из дневника?
– Отчего же! Если найдётся время…
– Когда?
– Как насчёт вечера? Завтра после охоты я должен уехать.
– В любое время, какое вас устроит, – бесстрашно объявила Динни.
– До обеда случай не представится. Я должен написать несколько срочных писем.
– Я могу лечь и попозже.
Динни перехватила взгляд, которым Саксенден окинул её.
– Посмотрим, – отрывисто бросил он.
В этот момент к ним присоединились остальные охотники.
Динни уклонилась от участия в заключительной сцене охоты и отправилась домой одна. Ей было присуще чувство юмора, и она не могла не смеяться над своим положением, хотя прекрасно понимала, насколько оно затруднительно. Было совершенно ясно, что дневник не произведёт желаемого впечатления, пока лорд Саксенден не уверится, что за согласие послушать Отрывки из тетради он кое-что получит. И ещё острее, чем раньше, Динни поняла, как трудно что-то дать и в то же время не дать.
Стая лесных голубей, вспугнутых девушкой, поднялась левее тропинки и полетела к роще, тянувшейся вдоль реки. Свет стал неярким и ровным, вечерний шум наполнил посвежевший простор. Лучи заходящего солнца золотили жнивье; листья, чуть тронутые желтизной, потемнели; где-то внизу, за каймой деревьев, сверкала синяя лента реки. В воздухе стоял влажный, немного терпкий аромат ранней осени, к которому примешивался запах дыма, уже заклубившегося над трубами коттеджей. Мирный час, мирный вечер!
Какие места из дневника следует прочитать? Динни колебалась. Перед ней стояло лицо Саксендена. Как он процедил: "А, ваш брат!" Это жестокий, расчётливый, чуждый всякой сентиментальности характер. Динни вспомнились слова сэра Лоренса: "Ещё бы, дорогая!.. Ценнейшие ребята!" На днях она прочла мемуары человека, который всю войну мыслил только комбинациями и цифрами и после недолгих усилий приучил себя не думать о страданиях, стоящих за этими комбинациями и цифрами. Одушевлённый одним желанием – выиграть войну, он, казалось, никогда не вспоминал о чисто человеческой её стороне и, – Динни была в этом уверена, – не смог бы её себе представить, даже если бы захотел. Ценнейший парень! Она не забыла, как дрожат губы Хьюберта, когда он рассказывает о "кабинетных стратегах" – о тех, кто наслаждался войной, как увлекательной игрою комбинаций и цифр, кто упивался сознанием своей осведомлённости, придававшей этим людям небывалую значительность. Ценнейшие ребята! Ей вспомнилось одно место из другой недавно прочитанной ею книги. Там говорилось о тех, кто руководит так называемым прогрессом; кто сидит в банках, муниципалитетах, министерствах, играя комбинациями и цифрами и не обращая внимания на плоть и кровь людскую – за исключением своей собственной, разумеется; кто, набросав несколько строк на клочке бумаги, вызывает к жизни огромные предприятия и приказывает окружающим: "Сделайте то-то и то-то, да смотрите, чёрт побери, сделайте хорошо!" О людях в цилиндрах на шёлковой подкладке и брюках-гольф, о людях, которые распоряжаются факториями в тропиках, копями, универсальными магазинами, строительством железных дорог, концессиями – и тут, и там, и повсюду. Ценнейшие ребята! Жизнерадостные, здоровые, упитанные, неумолимые люди с ледяными глазами. Они присутствуют на всех обедах, они всегда все знают, их никогда не заботит цена человеческих чувств и человеческой жизни. "И всё же, – успокаивала себя Динни, – они, должно быть, действительно ценные люди: без них у нас не было бы ни каучука, ни угля, ни жемчуга, ни железных дорог, ни биржи, ни войн, ни побед!" Она подумала о Халлорсене. Этот по крайней мере трудится и терпит лишения ради своих идей, чего-то добивается сам, а не сидит дома, всегда все зная, поедая ветчину, стреляя зайцев и распоряжаясь Другими.
Динни вошла в пределы поместья и остановилась у площадки для крокета. Как раз в эту минуту тётя Уилмет и леди Хенриет опять разошлись во мнениях. Они апеллировали к ней:
– Правильно ведь, Динни?
– Нет. Если шары коснулись друг друга, надо просто продолжать игру, и вы, милая тётя, не должны трогать шар леди Хенриет, когда бьёте по своему.
– Я же ей говорила, – вставила леди Хенриет.
– Как же, как же, вы это говорили, Хен. В хорошенькое положение я попала! Но я всё-таки не согласна.
С этими словами тётя Уилмет вогнала шар в ворота, сдвинув на несколько дюймов шар партнёрши.
– Ну, не бессовестная ли женщина! – простонала леди Хенриет, и Динни немедленно оценила огромные практические преимущества, скрытые в формуле: "Но я всё-таки не согласна".
– Вы прямо Железный герцог, тётя, – сказала девушка. – Разве что чертыхаетесь реже.
– Вовсе не реже, – возразила леди Хенриет. – У неё ужасный жаргон.
– Играйте, Хен! – отозвалась польщённая тётя Уилмет.
Динни рассталась с ними и пошла к дому.
Переодевшись, она постучала в комнату Флёр.
Горничная её тётки машинкой подстригала Флёр шею, а Майкл стоял на пороге туалетной, держа на вытянутых руках свой белый галстук.
Флёр обернулась:
– Хэлло, Динни! Входите и садитесь. Достаточно, благодарю вас, Пауэре. Иди сюда, Майкл.
Горничная исчезла. Майкл приблизился к жене, чтобы та завязала ему галстук.
– Готово, – бросила Флёр и, взглянув на Динни, прибавила: – Вы насчёт Саксендена?
– Да. Вечером буду читать ему отрывки из дневника Хьюберта. Вопрос в одном: где найти место, подобающее моей юности и…
– Невинности? Ну, нет, Динни: невинной вы никогда не будете. Верно.
Майкл?
Майкл ухмыльнулся:
– Невинной – никогда, добродетельной – неизменно. Ты ещё в детстве, Динни, была многоопытным ангелочком. Ты выглядела так, словно удивлена, почему у тебя нет крылышек. Вид у тебя был вдумчивый, – вот точное слово.
– Вероятно, я удивлялась, зачем ты мне их оторвал.
– Тебе следовало бы носить панталончики и гоняться за бабочками, как две девчурки Гейнсборо в Национальной галерее.
– Довольно любезничать, – перебила мужа Флёр. – Гонг уже ударил. Можете воспользоваться моей маленькой гостиной. Если стукнете в стену, Майкл выйдет к вам с ботинком в руках, как будто пугает крыс.
– Отлично, – согласилась Динни, – но я уверена, что он окажется сущим ягнёнком.
– Это ещё вопрос, – возразил Майкл. – В нём есть что-то от козла.
– Вот эта дверь, – сказала Флёр, когда они вышли из спальни. Cabinet particulier. Желаю успеха!
X
Динни сидела между Халлорсеном и молодым Тесбери. Наискось от неё, во главе стола – её тётка и лорд Саксенден с Джин Тесбери по правую руку. "Тигрица, конечно, но до чего ж хороша!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
И, вспомнив совет сэра Лоренса: "Смотри на него боттичеллиевским взглядом, Динни", – она пристально посмотрела в холодные, проницательные глаза Саксендена.
– Не разрешите ли мне прочесть вам отрывки из дневника?
– Отчего же! Если найдётся время…
– Когда?
– Как насчёт вечера? Завтра после охоты я должен уехать.
– В любое время, какое вас устроит, – бесстрашно объявила Динни.
– До обеда случай не представится. Я должен написать несколько срочных писем.
– Я могу лечь и попозже.
Динни перехватила взгляд, которым Саксенден окинул её.
– Посмотрим, – отрывисто бросил он.
В этот момент к ним присоединились остальные охотники.
Динни уклонилась от участия в заключительной сцене охоты и отправилась домой одна. Ей было присуще чувство юмора, и она не могла не смеяться над своим положением, хотя прекрасно понимала, насколько оно затруднительно. Было совершенно ясно, что дневник не произведёт желаемого впечатления, пока лорд Саксенден не уверится, что за согласие послушать Отрывки из тетради он кое-что получит. И ещё острее, чем раньше, Динни поняла, как трудно что-то дать и в то же время не дать.
Стая лесных голубей, вспугнутых девушкой, поднялась левее тропинки и полетела к роще, тянувшейся вдоль реки. Свет стал неярким и ровным, вечерний шум наполнил посвежевший простор. Лучи заходящего солнца золотили жнивье; листья, чуть тронутые желтизной, потемнели; где-то внизу, за каймой деревьев, сверкала синяя лента реки. В воздухе стоял влажный, немного терпкий аромат ранней осени, к которому примешивался запах дыма, уже заклубившегося над трубами коттеджей. Мирный час, мирный вечер!
Какие места из дневника следует прочитать? Динни колебалась. Перед ней стояло лицо Саксендена. Как он процедил: "А, ваш брат!" Это жестокий, расчётливый, чуждый всякой сентиментальности характер. Динни вспомнились слова сэра Лоренса: "Ещё бы, дорогая!.. Ценнейшие ребята!" На днях она прочла мемуары человека, который всю войну мыслил только комбинациями и цифрами и после недолгих усилий приучил себя не думать о страданиях, стоящих за этими комбинациями и цифрами. Одушевлённый одним желанием – выиграть войну, он, казалось, никогда не вспоминал о чисто человеческой её стороне и, – Динни была в этом уверена, – не смог бы её себе представить, даже если бы захотел. Ценнейший парень! Она не забыла, как дрожат губы Хьюберта, когда он рассказывает о "кабинетных стратегах" – о тех, кто наслаждался войной, как увлекательной игрою комбинаций и цифр, кто упивался сознанием своей осведомлённости, придававшей этим людям небывалую значительность. Ценнейшие ребята! Ей вспомнилось одно место из другой недавно прочитанной ею книги. Там говорилось о тех, кто руководит так называемым прогрессом; кто сидит в банках, муниципалитетах, министерствах, играя комбинациями и цифрами и не обращая внимания на плоть и кровь людскую – за исключением своей собственной, разумеется; кто, набросав несколько строк на клочке бумаги, вызывает к жизни огромные предприятия и приказывает окружающим: "Сделайте то-то и то-то, да смотрите, чёрт побери, сделайте хорошо!" О людях в цилиндрах на шёлковой подкладке и брюках-гольф, о людях, которые распоряжаются факториями в тропиках, копями, универсальными магазинами, строительством железных дорог, концессиями – и тут, и там, и повсюду. Ценнейшие ребята! Жизнерадостные, здоровые, упитанные, неумолимые люди с ледяными глазами. Они присутствуют на всех обедах, они всегда все знают, их никогда не заботит цена человеческих чувств и человеческой жизни. "И всё же, – успокаивала себя Динни, – они, должно быть, действительно ценные люди: без них у нас не было бы ни каучука, ни угля, ни жемчуга, ни железных дорог, ни биржи, ни войн, ни побед!" Она подумала о Халлорсене. Этот по крайней мере трудится и терпит лишения ради своих идей, чего-то добивается сам, а не сидит дома, всегда все зная, поедая ветчину, стреляя зайцев и распоряжаясь Другими.
Динни вошла в пределы поместья и остановилась у площадки для крокета. Как раз в эту минуту тётя Уилмет и леди Хенриет опять разошлись во мнениях. Они апеллировали к ней:
– Правильно ведь, Динни?
– Нет. Если шары коснулись друг друга, надо просто продолжать игру, и вы, милая тётя, не должны трогать шар леди Хенриет, когда бьёте по своему.
– Я же ей говорила, – вставила леди Хенриет.
– Как же, как же, вы это говорили, Хен. В хорошенькое положение я попала! Но я всё-таки не согласна.
С этими словами тётя Уилмет вогнала шар в ворота, сдвинув на несколько дюймов шар партнёрши.
– Ну, не бессовестная ли женщина! – простонала леди Хенриет, и Динни немедленно оценила огромные практические преимущества, скрытые в формуле: "Но я всё-таки не согласна".
– Вы прямо Железный герцог, тётя, – сказала девушка. – Разве что чертыхаетесь реже.
– Вовсе не реже, – возразила леди Хенриет. – У неё ужасный жаргон.
– Играйте, Хен! – отозвалась польщённая тётя Уилмет.
Динни рассталась с ними и пошла к дому.
Переодевшись, она постучала в комнату Флёр.
Горничная её тётки машинкой подстригала Флёр шею, а Майкл стоял на пороге туалетной, держа на вытянутых руках свой белый галстук.
Флёр обернулась:
– Хэлло, Динни! Входите и садитесь. Достаточно, благодарю вас, Пауэре. Иди сюда, Майкл.
Горничная исчезла. Майкл приблизился к жене, чтобы та завязала ему галстук.
– Готово, – бросила Флёр и, взглянув на Динни, прибавила: – Вы насчёт Саксендена?
– Да. Вечером буду читать ему отрывки из дневника Хьюберта. Вопрос в одном: где найти место, подобающее моей юности и…
– Невинности? Ну, нет, Динни: невинной вы никогда не будете. Верно.
Майкл?
Майкл ухмыльнулся:
– Невинной – никогда, добродетельной – неизменно. Ты ещё в детстве, Динни, была многоопытным ангелочком. Ты выглядела так, словно удивлена, почему у тебя нет крылышек. Вид у тебя был вдумчивый, – вот точное слово.
– Вероятно, я удивлялась, зачем ты мне их оторвал.
– Тебе следовало бы носить панталончики и гоняться за бабочками, как две девчурки Гейнсборо в Национальной галерее.
– Довольно любезничать, – перебила мужа Флёр. – Гонг уже ударил. Можете воспользоваться моей маленькой гостиной. Если стукнете в стену, Майкл выйдет к вам с ботинком в руках, как будто пугает крыс.
– Отлично, – согласилась Динни, – но я уверена, что он окажется сущим ягнёнком.
– Это ещё вопрос, – возразил Майкл. – В нём есть что-то от козла.
– Вот эта дверь, – сказала Флёр, когда они вышли из спальни. Cabinet particulier. Желаю успеха!
X
Динни сидела между Халлорсеном и молодым Тесбери. Наискось от неё, во главе стола – её тётка и лорд Саксенден с Джин Тесбери по правую руку. "Тигрица, конечно, но до чего ж хороша!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85