Потом контуры видимых в обычном состоянии объектов расплывались, но не надолго. Затем они собирались вновь, становясь менее чёткими, чем всегда, но зато проявлялись фиолетовые столбы различных оттенков, плотные и неподвижные. Красные и жёлтые шары, медленно скользили между столбами. Кажется, они свободнее проявляют себя в движении вниз и вверх, чем вдоль поверхности земли. При дальнейшем упорном созерцании проявлялся следующий пласт жизни, видимый Мишкой в серебристых и золотых тонах. Более подвижный и населённый, чем первый, этот слой был сложен для наблюдения. Видимо, эта форма жизни менее организована, или её организация сильно отличалась от привычной, к которой адаптирован человеческий мозг. Чем дольше мальчик вглядывался, не имея желания рассмотреть, тем больше проявлялось живых «воздушных» пластов. Скоро становилось трудно что-либо различить в мешанине накладывающихся друг на друга и взаимопроникающих объектов. Ещё Мишка знал, что для встречи с некоторыми формами жизни достаточно захотеть их появления. Так, если подумать о гноме, то он обязательно придёт, сядет рядом, глядя озабоченно, внимательно, пытаясь понять, зачем его вызвали.
Светлыми июньскими ночами, бывало, мальчик просыпался и смотрел в окно, которое выходило на величественный в своём разнообразии, спокойствии и загадочности красавец – смешанный лес. Сон, упорно утяжеляя веки, всегда пытался перетянуть малыша на свою сторону. Однажды, когда энергия жизни почти белой ночи взяла верх над усталостью тела, Мишка, заворожено глядя на яркую полосу оранжево-красного неба, лежащего на море оттенков темно-зеленого по ночному леса, медленно встал и словно притянулся силой своего восхищения к стеклу. Стоя у окна, взахлёб любя жизнь во всех красках, мальчик увидел над лесом группу причудливых огней. Они, светло-зелёные, жёлтые, голубоватые, будто бы беззаботно играли друг с другом, то зависая неподвижно, то стремительно разлетаясь в разные стороны подобно искрам праздничного салюта. Живые огни умели сливаться в один и уходить моментально, с фантастической скоростью, в даль.
* * *
Игорь Петрович любил преодолевать расстояние от Москвы до дачных участков под Владимиром по ночам. Свободные от машин дороги, безлюдные пейзажи, монотонность езды виделись ему наилучшим отдыхом от работы, жены, любовницы и самого себя. Сегодня торопиться вообще не хотелось. Растягивая удовольствие пребывания в процессе преодоления пространства, наслаждаясь красотой ночи, какая бывает только в июне, и только севернее столицы, главбух испытал стресс, заметив на дороге лишь в десяти метрах перед машиной, словно выросшую из-под земли, худенькую девушку в джинсах и ветровке. Дама нескромно пыталась поймать машину разведёнными в стороны хрупкими ручками. Длина тормозного пути на сухой трассе позволила Игорю Петровичу поговорить, пусть и на повышенных тонах, но с живой и относительно осознающей реальность происходящего ловчихой, которая в подтверждение серьёзности своих намерений моментально прилипла к горячему и грязному капоту «Москвича» тоненькими пальчиками.
– Ты, что, чума, по колёса лезешь? А если бы я не успел затормозить? Отойди от машины! Пьянь!
Девушка продолжала стоять на месте, опираясь на машину, не меняя позы, глядя перед собой безумными невидящими глазами. Почему-то страшновато было выходить из машины. И, повидавший на своём веку всякого, умный на фоне среднестатистической массы людей, мужчина предпочёл беседовать с дамой через открытое автомобильное стекло. Высунувшись почти по пояс, размахивая свободной от руля рукой в бинтах, под которыми прятались ещё не приросшие, но крепко пришитые на место, чуть было не сбежавшие от хозяина, пальцы, оскорблённый неуважением к движущейся на скорости около ста километров в час тонне металла, водитель хотел открыть прения по вопросу о роли женщин в человеческом обществе, но не успел. Больная рука и здоровая пока голова, непредусмотрительно-таки выбросившиеся из машины наружу, оказались крепко сжатыми в тисках чьей-то недюжей мышечной массы. Вместо речи, почти готовой взорвать тишину сказочной ночи, раздался шипящий стон:
– Твою мать.
– Прости, мужик, но мы едем с тобой.
Правой рукой, открывая заднюю дверь за водительским сидением, Игорь Петрович, досадовал на дурацкий случай и излучал в космос страстное желание жить. Девушка отлипла от капота, села на заднее сидение и открыла переднюю дверь. За тем она вынула ключ из коробки зажигания, заглушив машину. Тески ослабли. Дамочка вышла из машины, села на переднее сидение, по дороге положив ключи от машины в карман хозяину сильных, пахнувших трехдневным потом мышц. Обладатель ключей, убедившись в своём полном контроле над ситуацией, отпустил уже проанализировавшего всю свою жизнь с точки зрения наличия добродетелей и греховных поступков Игоря Петровича и сел в машину за водителем.
– Мне бы очень не хотелось причинять вам, уважаемый, беспокойство. Но у меня нет другого выхода.
Голос приятный, низкий, бархатистый; смысл и интонации сказанного угрозу для жизни не излучали. У главбуха появилась устойчивая надежда на возможность еще немного погрешить.
– Подскажите пожалуйста, что это за дорога.
– …
– Нам надо попасть.
– Я не знаю, где это.
– Хорошо, поехали вперёд. До первого города.
Обладатель успокаивающего голоса и подобных клещам рук протянул вперед ключи от машины, висящие на толстенном пальце. В окончательно успокоившемся Игоре Петровиче стал настойчиво проявляться синдром хорошо известный в традиционной психологии: симпатия и сочувствие жертвы к похитителям собственной свободы. Усугубляющийся желанием попасть скорее под защиту известной обстановки, эффект сочувствия подталкивал к искреннему желанию помочь.
– У меня дача здесь недалеко. Время – два часа ночи. Автобусы не ходят. Поехали ко мне.
Девушка до этого напряжённо всматривавшаяся в темный лес, окружавший дорогу, развернулась к своему сопровождающему и умоляюще затараторила:
– Васечка, давай поедем, Васечка. Я так устала, я спать хочу, пожалуйста, поедем.
– Едем.
Ехали молча. Крутить головой, чтобы рассмотреть попутчиков, горе-муж и не совсем герой-любовник, не решался. У недостроенного дома вышел первый, предусмотрительно положив ключи от машины себе в карман, поднялся на крыльцо, соображая, куда бы поместить в неотделанном доме с отсутствием кроватей и других элементарных удобств людей, надеющихся на отдых. Молодая пара оказалась неприхотливой, попросив разрешение спать на чердаке. Это устроило Игоря Петровича по причине удобства наблюдения за перемещениями гостей, так как дощатый настил закреплен не был, и каждый шаг находящегося под самой крышей человека гулко отдавался во всём доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Светлыми июньскими ночами, бывало, мальчик просыпался и смотрел в окно, которое выходило на величественный в своём разнообразии, спокойствии и загадочности красавец – смешанный лес. Сон, упорно утяжеляя веки, всегда пытался перетянуть малыша на свою сторону. Однажды, когда энергия жизни почти белой ночи взяла верх над усталостью тела, Мишка, заворожено глядя на яркую полосу оранжево-красного неба, лежащего на море оттенков темно-зеленого по ночному леса, медленно встал и словно притянулся силой своего восхищения к стеклу. Стоя у окна, взахлёб любя жизнь во всех красках, мальчик увидел над лесом группу причудливых огней. Они, светло-зелёные, жёлтые, голубоватые, будто бы беззаботно играли друг с другом, то зависая неподвижно, то стремительно разлетаясь в разные стороны подобно искрам праздничного салюта. Живые огни умели сливаться в один и уходить моментально, с фантастической скоростью, в даль.
* * *
Игорь Петрович любил преодолевать расстояние от Москвы до дачных участков под Владимиром по ночам. Свободные от машин дороги, безлюдные пейзажи, монотонность езды виделись ему наилучшим отдыхом от работы, жены, любовницы и самого себя. Сегодня торопиться вообще не хотелось. Растягивая удовольствие пребывания в процессе преодоления пространства, наслаждаясь красотой ночи, какая бывает только в июне, и только севернее столицы, главбух испытал стресс, заметив на дороге лишь в десяти метрах перед машиной, словно выросшую из-под земли, худенькую девушку в джинсах и ветровке. Дама нескромно пыталась поймать машину разведёнными в стороны хрупкими ручками. Длина тормозного пути на сухой трассе позволила Игорю Петровичу поговорить, пусть и на повышенных тонах, но с живой и относительно осознающей реальность происходящего ловчихой, которая в подтверждение серьёзности своих намерений моментально прилипла к горячему и грязному капоту «Москвича» тоненькими пальчиками.
– Ты, что, чума, по колёса лезешь? А если бы я не успел затормозить? Отойди от машины! Пьянь!
Девушка продолжала стоять на месте, опираясь на машину, не меняя позы, глядя перед собой безумными невидящими глазами. Почему-то страшновато было выходить из машины. И, повидавший на своём веку всякого, умный на фоне среднестатистической массы людей, мужчина предпочёл беседовать с дамой через открытое автомобильное стекло. Высунувшись почти по пояс, размахивая свободной от руля рукой в бинтах, под которыми прятались ещё не приросшие, но крепко пришитые на место, чуть было не сбежавшие от хозяина, пальцы, оскорблённый неуважением к движущейся на скорости около ста километров в час тонне металла, водитель хотел открыть прения по вопросу о роли женщин в человеческом обществе, но не успел. Больная рука и здоровая пока голова, непредусмотрительно-таки выбросившиеся из машины наружу, оказались крепко сжатыми в тисках чьей-то недюжей мышечной массы. Вместо речи, почти готовой взорвать тишину сказочной ночи, раздался шипящий стон:
– Твою мать.
– Прости, мужик, но мы едем с тобой.
Правой рукой, открывая заднюю дверь за водительским сидением, Игорь Петрович, досадовал на дурацкий случай и излучал в космос страстное желание жить. Девушка отлипла от капота, села на заднее сидение и открыла переднюю дверь. За тем она вынула ключ из коробки зажигания, заглушив машину. Тески ослабли. Дамочка вышла из машины, села на переднее сидение, по дороге положив ключи от машины в карман хозяину сильных, пахнувших трехдневным потом мышц. Обладатель ключей, убедившись в своём полном контроле над ситуацией, отпустил уже проанализировавшего всю свою жизнь с точки зрения наличия добродетелей и греховных поступков Игоря Петровича и сел в машину за водителем.
– Мне бы очень не хотелось причинять вам, уважаемый, беспокойство. Но у меня нет другого выхода.
Голос приятный, низкий, бархатистый; смысл и интонации сказанного угрозу для жизни не излучали. У главбуха появилась устойчивая надежда на возможность еще немного погрешить.
– Подскажите пожалуйста, что это за дорога.
– …
– Нам надо попасть.
– Я не знаю, где это.
– Хорошо, поехали вперёд. До первого города.
Обладатель успокаивающего голоса и подобных клещам рук протянул вперед ключи от машины, висящие на толстенном пальце. В окончательно успокоившемся Игоре Петровиче стал настойчиво проявляться синдром хорошо известный в традиционной психологии: симпатия и сочувствие жертвы к похитителям собственной свободы. Усугубляющийся желанием попасть скорее под защиту известной обстановки, эффект сочувствия подталкивал к искреннему желанию помочь.
– У меня дача здесь недалеко. Время – два часа ночи. Автобусы не ходят. Поехали ко мне.
Девушка до этого напряжённо всматривавшаяся в темный лес, окружавший дорогу, развернулась к своему сопровождающему и умоляюще затараторила:
– Васечка, давай поедем, Васечка. Я так устала, я спать хочу, пожалуйста, поедем.
– Едем.
Ехали молча. Крутить головой, чтобы рассмотреть попутчиков, горе-муж и не совсем герой-любовник, не решался. У недостроенного дома вышел первый, предусмотрительно положив ключи от машины себе в карман, поднялся на крыльцо, соображая, куда бы поместить в неотделанном доме с отсутствием кроватей и других элементарных удобств людей, надеющихся на отдых. Молодая пара оказалась неприхотливой, попросив разрешение спать на чердаке. Это устроило Игоря Петровича по причине удобства наблюдения за перемещениями гостей, так как дощатый настил закреплен не был, и каждый шаг находящегося под самой крышей человека гулко отдавался во всём доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97