Взгляд блуждал по стволам старых сосен, выхватывая незначительные детали: тяжёлые капли смолы, степень заскорузлости шершавой коры и оттенки её окраски, количество пожелтевших спаренных игл под соснами. Природа возвращала растраченные страданиями силы, эфирное тело плотненько село на физическое, слилось, синхронизировалось, передавая последнему ощущение блаженства.
Закрыв глаза, по старой привычке тренировать свою способность концентрироваться в любой удобный для этого момент, перевёл внутренний взор в центр головы. Плотный фиолетовый фон перед закрытыми глазами сегодня удивлял своим сиянием и однородностью. Блуждающие, набегающие друг на друга потоки разных оттенков, уступили место устойчивой картине. Что-то явно изменилось внутри. Сергей Алексеевич просто наблюдал.
* * *
Утро вечера мудренее. Проснувшись, Евдокия чувствовала себя гораздо лучше, чем ночью, принесшей ей много неприятных открытий в себе и в окружающих её близких. «Тел не поддержал, муж, видимо, предал». Сегодня эта мысль с оттенком злорадства по отношению к самой себе почему-то казалась спасительной. «Предал, предал, так тебе и надо, корова старая. Больше о себе думать будешь, наука тебе на всю оставшуюся жизнь. Расслабилась! Тылы у тебя прочные… Кому ты нужна?! Тылы… Ни за кого не ручайся. На себя только надейся. Наука тебе. И с кем это он спутался?»
Сутр посапывал на чердаке, муж рано утром ушёл по своим делам, в сторожку сегодня Евдокия решила не ехать.
Неторопливо готовя завтрак на летней терраске, с окнами, плотно занавешенными стареньким тюлем от посторонних глаз, она продолжала размышлять: «Ничего там без меня не произойдет сверхъестественного. Если нужна буду очень, так вызовут. И так всю жизнь положила на этих рогатых и хвостатых. Мужика такого, считай, потеряла. Как жить-то теперь? Как с ним отношения-то дальше строить? Да кто же она такая, в самом-то деле?»
Скрипнула калитка, по дорожке из гравия прошелестели лёгкие шаги. На крыльцо стремительно взлетела и распахнула радостно дверь соседская дочка, Сонюшка. Ворвавшись, она смутилась:
– Ой! Простите, Евдокия Андреевна, калитка открыта, я уж думала Серёжа дома.
– Серёжа? Какой же он тебе Серёжа-то, милая? Тебе лет-то сколько?
– Восемнадцать.
– Вот-вот.
Сонюшку-то Евдокия никогда к разряду потенциальных соперниц в любви не относила. Мала была эта милая девочка, приветлива и доверчива – ангел во плоти. Как же незаметно она выросла.
– Зачем он тебе, милая?
– Просто.
– Что просто?
– А он вам ничего не сказал?!
– Нет. А что он должен был казать?
Соня побледнела резко, ноги задрожали в коленочках. Без спросу, по привычке шагнула в дом, села на скамью.
– Я к вам очень хорошо отношусь, Евдокия Андреевна, я вас люблю даже, но и Серёжу я тоже люблю. И у меня его ребёнок будет. Вот.
– Так. И что же вы думаете дальше? Жить-то как собираетесь?
– Мы с вами посоветоваться хотели. Серёжа вас очень уважает.
– Так-так.
– Если два человека полюбили друг друга, ведь это судьба! Любовь всё побеждает! Все препятствия сносит!
– Побеждает, говоришь. А ценой-то какой?
– Вы мстить будете? Я была уверена, что вы зла не сделаете, даже если вам плохо самой, я в вас верила.
– Дурочка ты, дурочка. Ты же боль причинила. Что же тебе мстить-то теперь? Всё же само и вернётся. Отразится и вернётся.
– Любовью невозможно причинить боль… Так Сережа говорил.
– Серёжа говорил. А сама-то ты что думаешь?
– Так же думаю.
– Знай, девочка: то, что сейчас происходит с тобой, к любви имеет очень отдалённое отношение. Любовью боль не причинить, но ты-то не просто испытываешь высокое чувство. Ты же себе хочешь человека. А это уже собственничество, да ещё и кража. А что ты думаешь относительно измен? Это тоже аспект любви?
Сонюшка тупо молчала. Она думала раньше на эти темы и даже нашла для себя какое-то оправдание, но сейчас ни одна умная мысль рядом с её головой не витала.
Что-то тяжёлое наехало на мозг и давило его, опускалось ниже по позвоночнику, охватывало всё тело. Стало невыносимо стыдно, больно за то, чего в полной мере сейчас осознать не возможно.
– Господи, лучше бы вы ругались! Лучше бы вы кричали и плакали, чем вот так.
– Конечно-конечно, так тебе понятней. А мама-то твоя что про твою любовь думает?
– Мы с ней уже месяц не разговариваем.
– А… Это тоже не боль твоей любовью причиненная? Мама-то почему обиделась?
– Это я на неё обиделась.
– Ещё лучше. Так ты ещё и неуважение демонстрируешь матери! Дурочка ты. Что же нашёл-то он в тебе?
Последний вопрос Евдокия задала сама себе и сама же про себя ответила: «Просто мужик. Тело нашёл. А я-то его в святые.»
– Иди домой, девочка. Я здесь пока хозяйка. И дом мой и муж мой, а ты иди с Богом!
– Он меня любит!
– Главное, что бы ты это делать научилась. Иди-иди.
В прибитом состоянии Соня побрела домой. В голове Евдокии вертелась любимая фраза мужа: «В любой ситуации есть плюс. Чем больше минус, тем жирнее плюс». Вслух она почти закричала:
– Плюс! Плюс, где ты, плюс?!
– Я здесь.
За спиной стоял Сутр и солнечно улыбался. Он впервые спал здесь, в этом пространстве «углерод-кремний». Ему понравилось.
– Я чувствую себя счастливым. Знай, это заразно. Я намерен тебя инфицировать. Прости, я подслушал кое-что и понял, почему ты так была вчера расстроена. Думаю, мы тебе поможем, дорогая Евдокия, мы умеем делать так, чтобы женщины становились привлекательными. Ты ведь сама теперь этого хочешь, правда?
– Да.
– Для начала, тебя надо вылечить. Ты умеешь лечить то, что творится с твоим лицом и ногами?
Женщина грустно покачала головой:
– Плохо. Это очень плохо поддается лечению. Ко мне обычно люди с другими проблемами попадают.
– Мне кажется, или у тебя лицо стало чище? Евдокия подошла к зеркалу.
– Действительно. Начали проявляться положительные стороны. Я заметила ещё вчера, что ногам стало легче. С чего бы это? Надо подумать.
– Нечего тут думать – грязь развозить! Есть улучшение, так радуйся! Давай что-нибудь поедим.
– Давай.
– Что-нибудь богатое золотом и калием у тебя есть?
– Чем?
– Золотом. Организм золота требует. Что здесь странного? Твой организм никогда ничего не требует?
– Бывает… Но у меня золото только в чистом виде есть: украшения, бабушкины ещё, обручальное кольцо.
– Тащи.
– Как это «тащи!»? Это семейные реликвии…
Евдокия говорила неуверенно. Всё, что касалось семейных ценностей, казалось ей сейчас пережитком прошлого. Украшения она никогда не носила, обручальное кольцо выглядело насмешкой на толстом, постаревшем безымянном пальце правой руки. С трудом сняв тоненькое, потёртое колечко, ополоснув его водой, как украшение на изысканное блюдо, с горечью, обречённо, водрузила символ вечной любви на горку блинов и подвинула фавну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Закрыв глаза, по старой привычке тренировать свою способность концентрироваться в любой удобный для этого момент, перевёл внутренний взор в центр головы. Плотный фиолетовый фон перед закрытыми глазами сегодня удивлял своим сиянием и однородностью. Блуждающие, набегающие друг на друга потоки разных оттенков, уступили место устойчивой картине. Что-то явно изменилось внутри. Сергей Алексеевич просто наблюдал.
* * *
Утро вечера мудренее. Проснувшись, Евдокия чувствовала себя гораздо лучше, чем ночью, принесшей ей много неприятных открытий в себе и в окружающих её близких. «Тел не поддержал, муж, видимо, предал». Сегодня эта мысль с оттенком злорадства по отношению к самой себе почему-то казалась спасительной. «Предал, предал, так тебе и надо, корова старая. Больше о себе думать будешь, наука тебе на всю оставшуюся жизнь. Расслабилась! Тылы у тебя прочные… Кому ты нужна?! Тылы… Ни за кого не ручайся. На себя только надейся. Наука тебе. И с кем это он спутался?»
Сутр посапывал на чердаке, муж рано утром ушёл по своим делам, в сторожку сегодня Евдокия решила не ехать.
Неторопливо готовя завтрак на летней терраске, с окнами, плотно занавешенными стареньким тюлем от посторонних глаз, она продолжала размышлять: «Ничего там без меня не произойдет сверхъестественного. Если нужна буду очень, так вызовут. И так всю жизнь положила на этих рогатых и хвостатых. Мужика такого, считай, потеряла. Как жить-то теперь? Как с ним отношения-то дальше строить? Да кто же она такая, в самом-то деле?»
Скрипнула калитка, по дорожке из гравия прошелестели лёгкие шаги. На крыльцо стремительно взлетела и распахнула радостно дверь соседская дочка, Сонюшка. Ворвавшись, она смутилась:
– Ой! Простите, Евдокия Андреевна, калитка открыта, я уж думала Серёжа дома.
– Серёжа? Какой же он тебе Серёжа-то, милая? Тебе лет-то сколько?
– Восемнадцать.
– Вот-вот.
Сонюшку-то Евдокия никогда к разряду потенциальных соперниц в любви не относила. Мала была эта милая девочка, приветлива и доверчива – ангел во плоти. Как же незаметно она выросла.
– Зачем он тебе, милая?
– Просто.
– Что просто?
– А он вам ничего не сказал?!
– Нет. А что он должен был казать?
Соня побледнела резко, ноги задрожали в коленочках. Без спросу, по привычке шагнула в дом, села на скамью.
– Я к вам очень хорошо отношусь, Евдокия Андреевна, я вас люблю даже, но и Серёжу я тоже люблю. И у меня его ребёнок будет. Вот.
– Так. И что же вы думаете дальше? Жить-то как собираетесь?
– Мы с вами посоветоваться хотели. Серёжа вас очень уважает.
– Так-так.
– Если два человека полюбили друг друга, ведь это судьба! Любовь всё побеждает! Все препятствия сносит!
– Побеждает, говоришь. А ценой-то какой?
– Вы мстить будете? Я была уверена, что вы зла не сделаете, даже если вам плохо самой, я в вас верила.
– Дурочка ты, дурочка. Ты же боль причинила. Что же тебе мстить-то теперь? Всё же само и вернётся. Отразится и вернётся.
– Любовью невозможно причинить боль… Так Сережа говорил.
– Серёжа говорил. А сама-то ты что думаешь?
– Так же думаю.
– Знай, девочка: то, что сейчас происходит с тобой, к любви имеет очень отдалённое отношение. Любовью боль не причинить, но ты-то не просто испытываешь высокое чувство. Ты же себе хочешь человека. А это уже собственничество, да ещё и кража. А что ты думаешь относительно измен? Это тоже аспект любви?
Сонюшка тупо молчала. Она думала раньше на эти темы и даже нашла для себя какое-то оправдание, но сейчас ни одна умная мысль рядом с её головой не витала.
Что-то тяжёлое наехало на мозг и давило его, опускалось ниже по позвоночнику, охватывало всё тело. Стало невыносимо стыдно, больно за то, чего в полной мере сейчас осознать не возможно.
– Господи, лучше бы вы ругались! Лучше бы вы кричали и плакали, чем вот так.
– Конечно-конечно, так тебе понятней. А мама-то твоя что про твою любовь думает?
– Мы с ней уже месяц не разговариваем.
– А… Это тоже не боль твоей любовью причиненная? Мама-то почему обиделась?
– Это я на неё обиделась.
– Ещё лучше. Так ты ещё и неуважение демонстрируешь матери! Дурочка ты. Что же нашёл-то он в тебе?
Последний вопрос Евдокия задала сама себе и сама же про себя ответила: «Просто мужик. Тело нашёл. А я-то его в святые.»
– Иди домой, девочка. Я здесь пока хозяйка. И дом мой и муж мой, а ты иди с Богом!
– Он меня любит!
– Главное, что бы ты это делать научилась. Иди-иди.
В прибитом состоянии Соня побрела домой. В голове Евдокии вертелась любимая фраза мужа: «В любой ситуации есть плюс. Чем больше минус, тем жирнее плюс». Вслух она почти закричала:
– Плюс! Плюс, где ты, плюс?!
– Я здесь.
За спиной стоял Сутр и солнечно улыбался. Он впервые спал здесь, в этом пространстве «углерод-кремний». Ему понравилось.
– Я чувствую себя счастливым. Знай, это заразно. Я намерен тебя инфицировать. Прости, я подслушал кое-что и понял, почему ты так была вчера расстроена. Думаю, мы тебе поможем, дорогая Евдокия, мы умеем делать так, чтобы женщины становились привлекательными. Ты ведь сама теперь этого хочешь, правда?
– Да.
– Для начала, тебя надо вылечить. Ты умеешь лечить то, что творится с твоим лицом и ногами?
Женщина грустно покачала головой:
– Плохо. Это очень плохо поддается лечению. Ко мне обычно люди с другими проблемами попадают.
– Мне кажется, или у тебя лицо стало чище? Евдокия подошла к зеркалу.
– Действительно. Начали проявляться положительные стороны. Я заметила ещё вчера, что ногам стало легче. С чего бы это? Надо подумать.
– Нечего тут думать – грязь развозить! Есть улучшение, так радуйся! Давай что-нибудь поедим.
– Давай.
– Что-нибудь богатое золотом и калием у тебя есть?
– Чем?
– Золотом. Организм золота требует. Что здесь странного? Твой организм никогда ничего не требует?
– Бывает… Но у меня золото только в чистом виде есть: украшения, бабушкины ещё, обручальное кольцо.
– Тащи.
– Как это «тащи!»? Это семейные реликвии…
Евдокия говорила неуверенно. Всё, что касалось семейных ценностей, казалось ей сейчас пережитком прошлого. Украшения она никогда не носила, обручальное кольцо выглядело насмешкой на толстом, постаревшем безымянном пальце правой руки. С трудом сняв тоненькое, потёртое колечко, ополоснув его водой, как украшение на изысканное блюдо, с горечью, обречённо, водрузила символ вечной любви на горку блинов и подвинула фавну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97