Почему же она не соберет вещи и не уйдет?
– Положи мне ноги вот сюда. Сердце ее так и подскочило.
– Нет, – шепотом отказалась она, косясь через плечо.
– Рядом никого нет, – заметил Грант, и она почувствовала, как поддается чарам его низкого голоса. – Пожалуйста. Они замерзли?
В этом она бы ни за что не созналась.
– Вам не стоило уходить с собрания, – сказала Шелли, в надежде увести разговор в другое русло.
– Оно закончилось.
– У вас наверняка найдутся и другие дела.
– Конечно, – с улыбкой согласился он, открывая папку. – Надо кое-что почитать, наверстать упущенное. Ну же, давай, клади сюда ноги.
– Грант… мистер Чепмен… не могу же я сидеть здесь, положив ноги к вам на колени. А вдруг нас кто-нибудь увидит?
– Тебя это настолько волнует? Что подумают о тебе люди?
Вопрос был задан не просто так, и Шелли это поняла. Она опустила глаза, не в силах больше выдерживать его пронзительный взгляд.
– Да. Может, это и неправильно, но волнует. А вам… неужели вам безразлично, что подумают о вас люди? – Она снова посмотрела ему в глаза.
Грант задумался.
– Да, – негромко, но убежденно ответил он наконец. – Возможно, мне следовало бы уделять больше внимания мнениям других – наверное, так было бы благоразумнее. Но я мог бы потратить впустую свое драгоценное время, гадая, кто и что обо мне думает, – и при этом вполне мог ошибиться. В конце концов, лучше поступать так, как считаешь нужным ты, нежели так, как было бы лучше для тебя по мнению других. Разумеется, не выходя за рамки приличий и закона. – Грант улыбнулся, но Шелли была не склонна отвергать его жизненную философию без дальнейших обсуждений. Ей так отчаянно хотелось его понять.
– Именно поэтому вы сумели легко оправиться после вашингтонского скандала? Случись нечто подобное со мной, я бы замкнулась, порвала бы со всеми навеки, я бы никогда не захотела смотреть людям в лицо. А вы шутите, смеетесь, – заметила она, вспомнив, как только что Грант острил с коллегами. – Скорее всего я бы вообще надолго утратила способность смеяться, случись со мной что-нибудь подобное.
Он мягко улыбнулся.
– Я борец, Шелли, и всегда им был. Я не сделал ничего дурного и скорее соглашусь сгореть в аду, чем позволю ошибочному общественному мнению помешать мне жить весело и полнокровно. – Он взял ее за руку, и Шелли даже не пришло в голову отдернуть руку. – Откровенно говоря, – с грустью продолжал Грант, – бывали времена, когда я бы горько плакал, если бы не смеялся.
Позже она даже не смогла вспомнить, как подняла ноги и позволила ему пристроить их у себя на коленях. Но в какой-то момент вдруг ощутила, как упругие мышцы его бедер давят на ее ступни, а его руки тем временем массируют их.
– Я был прав: они замерзли, – прошептал он.
Почему он шепчет? Тянулись минуты, а они не произносили ни слова, пристально глядя друг на друга через заляпанный чернилами и заваленный бумагами стол. Никто не нарушал их уединения. В полутемных залах библиотеки царила тишина. Высокие стеллажи с запыленными томами книг окружали их чем-то вроде крепости. А шептал Грант потому, что, хотя они и находились в общественном здании, мгновение это было интимным и принадлежало исключительно им двоим.
– Прохладно здесь, – пробормотала Шелли, даже не задумываясь о том, что говорит. Да это было и неважно – ведь она говорила с ним. Он был так близко, что она могла сосчитать морщинки в уголках его глаз, услышать его самый тихий шепот. Долгие годы она тосковала по нему, страстно желая его увидеть. Теперь же она смотрела и не могла наглядеться.
– Ты бы оделась. – Рукава ее свитера были завязаны в узел вокруг шеи. Шелли покачала головой.
– Мне хорошо.
Вообще-то ее то и дело бросало в жар, и от этого становилось не по себе. Голова сделалась вдруг невероятно тяжелой и в то же время легкой, как воз – душный шарик. Шелли словно спала наяву, но при этом пронзительно остро сознавала каждое трепетное ощущение в своем теле.
Подобных противоречивых чувств она не испытывала с тех времен, когда сидела в его классе в Пошман-Вэлли и проверяла контрольные, а сам он работал совсем рядом. Шелли то хотелось танцевать, выражая переполнявшее ее волнение, то поддаться блаженной усталости, лечь и ощутить сверху тяжесть его веса. То же самое она испытывала и сейчас.
Какое-то время они читали – или делали вид, что читают. Шелли могла поручиться только за себя, но думала, что Гранту стоит не меньшего труда сосредоточиться на книжном тексте.
Он продолжал массировать ее ступни. Движения его постепенно из энергичных превратились в неторопливые, неуловимо сексуальные. Когда ему надо было перевернуть страницу книги, он удерживал обе ее ступни в одной ладони, пока другая была занята.
Ей нравилось следить за его глазами, скользящими по странице. Представив на миг, как они скользят по ее телу,
Шелли густо покраснела. Грант поднял голову, вопросительно посмотрел на нее – и улыбнулся, очевидно, заметив пристальный взгляд Шелли и яркий румянец на ее щеках.
– Кстати, я вдруг подумала, что совсем ничего о вас не знаю, – выпалила вдруг Шелли. – О вашей семье, родных. Вы ведь родом не из Пошман-Вэлли.
– Я вырос в Талсе. Был в семье Средним из трех сыновей. Отец умер, когда я учился в колледже. У меня было совершенно обычное, счастливое детство. Наверное, своим бойцовским инстинктом и способностью влипать в неприятности я обязан тому, что был сред – ним по старшинству ребенком. Возможно, я всего лишь пытаюсь привлечь к себе внимание.
Шелли улыбнулась.
– А я была старшей в семье и всегда должна была служить образцом для подражания. А где сейчас ваши братья? И мама?
– Младший брат погиб во Вьетнаме. Мама, у которой и без того было слабое сердце, умерла несколько месяцев спустя.
– Мне очень жаль, – от души посочувствовала Шелли. Самой ей не доводилось терять никого из близких. Хотя долгие годы она жила вдали от дома, но всегда знала, что родители ждут и рады ей. Лишь однажды она их разочаровала – своим разводом. Они очень огорчились, хотя так и не поняли, зачем она на это пошла. Шелли не говорила им, что в то время у нее не было выбора:
Дэрил подал в суд все документы на развод, прежде чем счел нужным обсудить это с ней.
– Мой старший брат живет в Талсе с женой и детьми. Думаю, он меня стесняется, – с грустью признал Грант. – Прежде чем перебраться сюда из Вашингтона, я заезжал к ним. Держался он вроде бы вполне дружелюбно, но все равно ощущалось напряжение.
– Может быть, он просто испытывал перед вами благоговейный трепет.
– Возможно. – Грант вздохнул. – Поскольку от всей семьи нас осталось только двое, мне бы очень хотелось, чтобы наши отношения с братом стали более теплыми, близкими. – Он пристально вгляделся в лицо Шелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Положи мне ноги вот сюда. Сердце ее так и подскочило.
– Нет, – шепотом отказалась она, косясь через плечо.
– Рядом никого нет, – заметил Грант, и она почувствовала, как поддается чарам его низкого голоса. – Пожалуйста. Они замерзли?
В этом она бы ни за что не созналась.
– Вам не стоило уходить с собрания, – сказала Шелли, в надежде увести разговор в другое русло.
– Оно закончилось.
– У вас наверняка найдутся и другие дела.
– Конечно, – с улыбкой согласился он, открывая папку. – Надо кое-что почитать, наверстать упущенное. Ну же, давай, клади сюда ноги.
– Грант… мистер Чепмен… не могу же я сидеть здесь, положив ноги к вам на колени. А вдруг нас кто-нибудь увидит?
– Тебя это настолько волнует? Что подумают о тебе люди?
Вопрос был задан не просто так, и Шелли это поняла. Она опустила глаза, не в силах больше выдерживать его пронзительный взгляд.
– Да. Может, это и неправильно, но волнует. А вам… неужели вам безразлично, что подумают о вас люди? – Она снова посмотрела ему в глаза.
Грант задумался.
– Да, – негромко, но убежденно ответил он наконец. – Возможно, мне следовало бы уделять больше внимания мнениям других – наверное, так было бы благоразумнее. Но я мог бы потратить впустую свое драгоценное время, гадая, кто и что обо мне думает, – и при этом вполне мог ошибиться. В конце концов, лучше поступать так, как считаешь нужным ты, нежели так, как было бы лучше для тебя по мнению других. Разумеется, не выходя за рамки приличий и закона. – Грант улыбнулся, но Шелли была не склонна отвергать его жизненную философию без дальнейших обсуждений. Ей так отчаянно хотелось его понять.
– Именно поэтому вы сумели легко оправиться после вашингтонского скандала? Случись нечто подобное со мной, я бы замкнулась, порвала бы со всеми навеки, я бы никогда не захотела смотреть людям в лицо. А вы шутите, смеетесь, – заметила она, вспомнив, как только что Грант острил с коллегами. – Скорее всего я бы вообще надолго утратила способность смеяться, случись со мной что-нибудь подобное.
Он мягко улыбнулся.
– Я борец, Шелли, и всегда им был. Я не сделал ничего дурного и скорее соглашусь сгореть в аду, чем позволю ошибочному общественному мнению помешать мне жить весело и полнокровно. – Он взял ее за руку, и Шелли даже не пришло в голову отдернуть руку. – Откровенно говоря, – с грустью продолжал Грант, – бывали времена, когда я бы горько плакал, если бы не смеялся.
Позже она даже не смогла вспомнить, как подняла ноги и позволила ему пристроить их у себя на коленях. Но в какой-то момент вдруг ощутила, как упругие мышцы его бедер давят на ее ступни, а его руки тем временем массируют их.
– Я был прав: они замерзли, – прошептал он.
Почему он шепчет? Тянулись минуты, а они не произносили ни слова, пристально глядя друг на друга через заляпанный чернилами и заваленный бумагами стол. Никто не нарушал их уединения. В полутемных залах библиотеки царила тишина. Высокие стеллажи с запыленными томами книг окружали их чем-то вроде крепости. А шептал Грант потому, что, хотя они и находились в общественном здании, мгновение это было интимным и принадлежало исключительно им двоим.
– Прохладно здесь, – пробормотала Шелли, даже не задумываясь о том, что говорит. Да это было и неважно – ведь она говорила с ним. Он был так близко, что она могла сосчитать морщинки в уголках его глаз, услышать его самый тихий шепот. Долгие годы она тосковала по нему, страстно желая его увидеть. Теперь же она смотрела и не могла наглядеться.
– Ты бы оделась. – Рукава ее свитера были завязаны в узел вокруг шеи. Шелли покачала головой.
– Мне хорошо.
Вообще-то ее то и дело бросало в жар, и от этого становилось не по себе. Голова сделалась вдруг невероятно тяжелой и в то же время легкой, как воз – душный шарик. Шелли словно спала наяву, но при этом пронзительно остро сознавала каждое трепетное ощущение в своем теле.
Подобных противоречивых чувств она не испытывала с тех времен, когда сидела в его классе в Пошман-Вэлли и проверяла контрольные, а сам он работал совсем рядом. Шелли то хотелось танцевать, выражая переполнявшее ее волнение, то поддаться блаженной усталости, лечь и ощутить сверху тяжесть его веса. То же самое она испытывала и сейчас.
Какое-то время они читали – или делали вид, что читают. Шелли могла поручиться только за себя, но думала, что Гранту стоит не меньшего труда сосредоточиться на книжном тексте.
Он продолжал массировать ее ступни. Движения его постепенно из энергичных превратились в неторопливые, неуловимо сексуальные. Когда ему надо было перевернуть страницу книги, он удерживал обе ее ступни в одной ладони, пока другая была занята.
Ей нравилось следить за его глазами, скользящими по странице. Представив на миг, как они скользят по ее телу,
Шелли густо покраснела. Грант поднял голову, вопросительно посмотрел на нее – и улыбнулся, очевидно, заметив пристальный взгляд Шелли и яркий румянец на ее щеках.
– Кстати, я вдруг подумала, что совсем ничего о вас не знаю, – выпалила вдруг Шелли. – О вашей семье, родных. Вы ведь родом не из Пошман-Вэлли.
– Я вырос в Талсе. Был в семье Средним из трех сыновей. Отец умер, когда я учился в колледже. У меня было совершенно обычное, счастливое детство. Наверное, своим бойцовским инстинктом и способностью влипать в неприятности я обязан тому, что был сред – ним по старшинству ребенком. Возможно, я всего лишь пытаюсь привлечь к себе внимание.
Шелли улыбнулась.
– А я была старшей в семье и всегда должна была служить образцом для подражания. А где сейчас ваши братья? И мама?
– Младший брат погиб во Вьетнаме. Мама, у которой и без того было слабое сердце, умерла несколько месяцев спустя.
– Мне очень жаль, – от души посочувствовала Шелли. Самой ей не доводилось терять никого из близких. Хотя долгие годы она жила вдали от дома, но всегда знала, что родители ждут и рады ей. Лишь однажды она их разочаровала – своим разводом. Они очень огорчились, хотя так и не поняли, зачем она на это пошла. Шелли не говорила им, что в то время у нее не было выбора:
Дэрил подал в суд все документы на развод, прежде чем счел нужным обсудить это с ней.
– Мой старший брат живет в Талсе с женой и детьми. Думаю, он меня стесняется, – с грустью признал Грант. – Прежде чем перебраться сюда из Вашингтона, я заезжал к ним. Держался он вроде бы вполне дружелюбно, но все равно ощущалось напряжение.
– Может быть, он просто испытывал перед вами благоговейный трепет.
– Возможно. – Грант вздохнул. – Поскольку от всей семьи нас осталось только двое, мне бы очень хотелось, чтобы наши отношения с братом стали более теплыми, близкими. – Он пристально вгляделся в лицо Шелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36