Вернулась сиделка со шприцем и сделала инъекцию ей в бедро.
— Вы выздоровеете быстрее, если расслабитесь и позволите нам о вас заботиться, — ласково произнес Джордж.
— Что со мной? Ребенок еще не родился? Джейн Гастон посмотрела на доктора Аллана.
— Бедняжка. Она думает, что еще беременна. Джордж хмуро кивнул.
— Мой ребенок, — всхлипнула Ванесса. — Вы приняли моего ребенка?
— Давайте выйдем. Пусть она отдохнет.
— Нет, пожалуйста, — прошептала Ванесса. — Не покидайте меня! Вы все меня ненавидите, я знаю. Почему вы молчите? Мой ребенок умер, да?
Доктор Аллан сделал знак сестре выйти из комнаты. Миссис Гастон тихонько закрыла дверь.
Ванесса мучительно пыталась что-то вспомнить. Это что-то было очень важным, но она никак не могла за него ухватиться. Надо думать, надо вспомнить! Обязательно!
И вдруг из глубины души ее вырвался стон. Она вспомнила безжизненное тельце, которое она подняла из колыбели, услышала отголоски своего крика в коридорах Белого дома в ту ночь.
— Мой ребенок, — всхлипнула она. — Мой ребенок! О Господи. Как больно!
Вместо того чтобы лишить воли, мучительное воспоминание взбодрило ее. Она не думала, что с ней будет дальше, и была уверена лишь в одном: ей нельзя больше здесь оставаться. Не замечая боли, Ванесса стала отрывать ленту, придерживающую иглу в вене. Сорвав ленту, она сглотнула подступившую к горлу тошноту и выдернула из вены катетер.
Она попыталась сесть, но у нее на груди будто лежала наковальня. Собрав все оставшиеся силы. Ванесса в конце концов заставила себя принять сидячее положение. Комната накренилась. Казалось, деревья, которые она видела через окно, росли под углом в сорок пять градусов. Ее стошнило.
Мозг, похоже, был неспособен посылать приказы ногам. Ей понадобилось минут пять невероятных усилий, чтобы подтащить ноги к краю кровати. Затем ноги болтались над полом, а она в это время боролась С тошнотой и постоянными волнами головокружения. Постепенно Ванесса набралась храбрости и соскользнула с матраса.
Ноги не держали ее. Она мешком рухнула под кровать, долго лежала, всхлипывая и тяжело дыша, слишком слабая, чтобы стоять, слишком слабая даже, чтобы позвать на помощь. Сейчас она желала лишь смерти.
Ну уж нет! Да будет она проклята, если так просто сдастся! Упорная в своем стремлении. Ванесса медленно подползла по полу, словно примитивная инфузория, используя все части своего тела.
Когда она наконец достигла двери, пот тек с нее ручьями, волосы и ночная рубашка прилипли к телу. Ванесса свернулась калачиком и замерла, дрожа от слабости.
В конце концов она подняла голову и посмотрела вверх, на дверную ручку. Та показалась ей столь же недосягаемой, как и луна. Ванесса попыталась постучать, но ее пальцы издавали лишь слабые шлепки. Тогда она оперлась ладонями о холодное дерево и стала карабкаться по двери вверх, напрягая мускулы рук и груди, пока наконец не подтащила одну ногу, потом другую, а затем и встала на колени.
Передохнув, она схватила дверную ручку обеими руками и повернула ее, одновременно наваливаясь всем телом. Дверь резко распахнулась, и Ванесса упала в коридор, приземлившись на плечо, жуткая боль тотчас пронзила руку.
— Миссис Меррит! О Господи! Доктор Аллан! Крики, бегущие шаги. Чьи-то руки подхватили ее под мышки.
Безвольная, опустошенная, она раскачивалась между агентами Секретной службы, пока они несли ее к кровати, Джордж Аллан отвел агентов в сторону.
— Спасибо, джентльмены.
— Может, вызвать «скорую помощь», доктор Аллан? — спросил один из них.
— В этом нет необходимости. — Он приложил к груди Ванессы стетоскоп. — Миссис Гастон, пожалуйста, принесите еще капельницу.
Кто-то из агентов спросил, не позвонить ли президенту или мистеру Мартину. Доктор ответил, что он позвонит сам, как только состояние миссис Меррит стабилизируется. Оба агента вышли в коридор.
— Давайте-ка наденем на нее смирительную рубашку, — бросил Джордж сестре. — На руки и на ноги.
— Не слишком ли сурово?
— Мы здорово рискуем. А вдруг она снова встанет и упадет, миссис Гастон.
— Я была бы рада помочь ей, если она захочет подняться, доктор Аллан. Вполне возможно, что ее самочувствие улучшится, если она встанет с кровати. Я думаю, она получила слишком большую дозу успокоительного.
— Благодарю за предложение, — отозвался Джордж совсем не благодарственным тоном, — но мне лучше знать, что подходит для моего пациента. Пожалуйста, выполняйте мои распоряжения, которые одновременно являются приказами президента Соединенных Штатов. Ясно?
— Да, доктор Аллан.
Ванесса лежала с закрытыми глазами, но она уловила большую часть их разговора, хотя некоторым словам было трудно приписать какое-либо значение. Почему она не может встать, если хочет?
Где Дэвид?
Где отец?
Где она сама наконец?
В аду, может быть.
Да, точно в аду.
— Где?
— Вайоминг.
— Черт!
Выдав плохие новости президенту, Спенс умолк и потом уже бежал за ним, не проронив ни слова. Последовавший словесный поток был цветистым и выразительным. Меррит использовал словарный запас, который позаимствовал у своего отца, работавшего на овчарне в Билокси.
Происхождение Меррита ни для кого не было секретом еще во время первой его предвыборной кампании за место конгрессмена. Ко времени его гонки за президентство избиратели хорошо знали, что он рос отнюдь не в роскоши и богатстве. Мать его работала в системе государственного образования, но их семья, несмотря на то что оба родителя работали, едва сводила концы с концами. У них никогда не было своего дома. Детство Дэвида Меррита прошло в сдаваемых внаем вагончиках во второразрядном парке трейлеров. Вместо того чтобы скрывать сие скромное происхождение, предвыборный комитет выставлял его биографию как воплощение американской мечты. Он был Авраамом Линкольном двадцать первого века. Он преодолел невероятную пропасть, чтобы держать в своих руках самый могущественный кабинет в мире. Опека сенатора Армбрюстера, конечно, стала неоценимой помощью, но в первую очередь именно ум и упорство Меррита привлекли к нему внимание Клета.
Что не выставлялось напоказ, так это то, что бедность юного Меррита была отвратительна. Не предавалось широкой огласке, что оба родителя его были алкоголиками и он стал самостоятельно заботиться о себе задолго до того, как они окончательно спились. Только раз в жизни он позволил себе выпить — вдень похорон отца. Напился, празднуя свою свободу от двух людей, которых презирал и ненавидел с тех пор, как себя помнил.
Спенс искоса взглянул на президента. Обычно вспышки недовольства его быстро проходили. Это время Спенс выбрал потому, что дело было важным и требовало полной конфиденциальности. Вряд ли их разговор мог быть подслушан агентами Секретной службы, которые след о вал и поодаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107