Вы со мной, виконт?
Симон вопрошающе взглянул на Эрнана. Тот улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее - отвлекать внимание графини.
- Да, Адель. Конечно, я провожу вас.
- А может, искупаемся вместе? - спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.
Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.
- Наш Симон разгулялся вовсю, - заметил он. - Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает... вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник - сын мужа моей сестры.
- Однако циник ты еще тот, дружище, - покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Адель затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: - Так что, господин виконт, сходим поглядим на преступника?
Рикард понуро кивнул:
- А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож... Вот только выпить бы мн е...
- Жакомо сейчас все приготовит, - успокоил его Эрнан. - А пока идемте, господа, посмотрим на преступника.
Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему.
- Преступника уже привезли, хозяин, - сказал он.
- Да, я видел, - произнес лесничий с сильным шампанским акцентом. - И уж прости меня, друг, что не поспешил поприветствовать господ. Не шибко мне хотелось встретиться со злодеем.
- Ничего. Все в порядке, хозяин.
Лесничий тяжело вздохнул.
- Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее дозволения..
- Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть - так чего же переживать?
- Бумага-то есть, - проворчал лесничий. - Да что мне с той бумажкой делать?
- Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу.
- Это я разумею...
- Вот и ладушки, - ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. - Да, и еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать.
- О, с этим нет проблем, - заверил его лесничий. - Про господина с женой я позабочусь с большой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел...
- Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего.
- Хорошо, хорошо...
- А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь.
- Ну, конечно, конечно...
- Вот и ладушки... И кстати, позаботься о наших лошадях, - добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым исчезли господа.
А тем временем трое молодых людей вошли в одно из дальних помещений подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру.
В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхого вида столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи в подсвечнике, а также чернильница, полная чернил. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистого пергамента и полдюжины новых, зачищенных перьев. Судя по всему, работа ему предстояла горячая.
В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться.
Завидев вошедших господ, все четверо вскочили на ноги и поклонились.
- Ваша светлость, - сказал Гоше Шатофьеру. - Вот те самые люди, которых мы ждали: секретарь городской управы мэтр Ливорес, а также мастер городской палач с подручным.
- Молодчина, Гоше, - одобрительно произнес Эрнан. - Ты прекрасный слуга, не то что мой Жакомо.
- А где же преступник? - спросил Рикард, тревожно озираясь по сторонам.
- Ну, раз вы уже пришли, господа, - ответил секретарь, - то и его должны вскоре привести.
С этими словами он вопросительно взглянул на Эрнана, но тот притворился, будто не понял его взгляда.
- А вы не скажете, - не унимался Рикард, - в чем состоит его преступление?
- Разве вы не знаете? - искренне удивился мэтр Ливорес. - Впрочем, нам тоже сообщили об этом лишь по приезде сюда. К вашему сведению, сударь, нам предстоит допрашивать преступника, обвиненного в покушении на жизнь ее высочества Маргариты Наваррской.
- О боже! - в ужасе содрогнулся Рикард. - Как же так!.. О боже!.. Кто?.. Кто?..
- И этот преступник, - невозмутимо продолжал секретарь, даже не подозревая, как он развлекает этим Шатофьера. - Представьте себе, милостивый государь, этот преступник - не кто иной, как сам господин виконт Иверо.
9. ПРОЗРЕНИЕ
Филипп раскрыл глаза и, обалдело уставившись на пламя горевшей на тумбе возле кровати свечи, вяло размышлял, спал он или же только вздремнул, а если спал, то как долго. Вдруг по его спине пробежал холодок: ведь если он спал, то не исключено, что все происшедшее с ним ему лишь приснилось. Он в тревоге перевернулся на другой бок и тут же облегченно вздохнул. Жуткий холодок исчез, и его сменила приятная теплота в груди и глубокая, спокойная радость. Нет, ЭТО ему не приснилось!
Рядом с ним, тихо посапывая носиком, в постели лежала Бланка. Она была совершенно голая и даже не укрытая простыней. Ее распущенные волосы блестели от влаги, а кожа пахла душистым мылом. Широкое ворсяное полотенце лежало скомканное у нее в ногах.
"Совсем измучилась, бедняжка, - нежно улыбнулся Филипп. - Милая, дорогая, любимая..."
Их первая близость была похожа на изнасилование по взаимному согласию. Едва лишь очутившись в покоях Бланки, они стремглав бросились в спальню, на ходу срывая с себя одежду. Они будто хотели за один раз наверстать все упущенное ими за многие годы, всласть налюбиться за те пять лет, на протяжении которых они были знакомы, неистово рвались в объятия друг к другу, но так и оставались лишь добрыми друзьями. Они жаждали излить друг на друга всю нежность, всю страсть, весь пыл - все, что накапливалось в них день за днем, месяц за месяцем, год за годом в трепетном ожидании того момента, когда из искорок симпатии, засиявших в их глазах при первой же встрече, когда из дрожащих огоньков душевной привязанности, что впоследствии зажглись в их сердцах, когда, наконец, из жара физического влечения, пронзавшего их тела сотнями, а затем и тысячами раскаленных иголок, вспыхнуло всепоглощающее пламя любви...
Осторожно, чтобы не разбудить Бланку, Филипп сел в постели, взял ее влажное полотенце и зарылся в него лицом, задыхаясь от переполнявшего его счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Симон вопрошающе взглянул на Эрнана. Тот улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее - отвлекать внимание графини.
- Да, Адель. Конечно, я провожу вас.
- А может, искупаемся вместе? - спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.
Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.
- Наш Симон разгулялся вовсю, - заметил он. - Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает... вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник - сын мужа моей сестры.
- Однако циник ты еще тот, дружище, - покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Адель затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: - Так что, господин виконт, сходим поглядим на преступника?
Рикард понуро кивнул:
- А почему бы и не взглянуть? Ведь я тож... Вот только выпить бы мн е...
- Жакомо сейчас все приготовит, - успокоил его Эрнан. - А пока идемте, господа, посмотрим на преступника.
Через несколько минут после того, как молодые люди свернули за угол дома, где находился вход в подземелье, у ворот ограды появился мужчина лет шестидесяти с охапкой хвороста в руках. Жакомо быстрым шагом направился к нему.
- Преступника уже привезли, хозяин, - сказал он.
- Да, я видел, - произнес лесничий с сильным шампанским акцентом. - И уж прости меня, друг, что не поспешил поприветствовать господ. Не шибко мне хотелось встретиться со злодеем.
- Ничего. Все в порядке, хозяин.
Лесничий тяжело вздохнул.
- Ох, не нравятся мне эти дела, вельми не по нутру. Боюсь, перепадет мне от госпожи, что я без ее дозволения..
- Не беспокойся, хозяин, госпожа еще поблагодарит тебя. Ведь бумага у тебя есть - так чего же переживать?
- Бумага-то есть, - проворчал лесничий. - Да что мне с той бумажкой делать?
- Покажешь ее госпоже, когда она потребует. Пойми, ты делаешь ей большую услугу.
- Это я разумею...
- Вот и ладушки, - ухмыльнулся Жакомо, подражая Шатофьеру. - Да, и еще одно. Вместе с нами приехал господин с женой, сейчас они купаются в ручье, а когда воротятся, будь так любезен, накорми их, попотчуй тем вином, что я привез, и приготовь им постель. Возможно, они захотят отдохнуть, а то и останутся переночевать.
- О, с этим нет проблем, - заверил его лесничий. - Про господина с женой я позабочусь с большой охотностью. Мне приятно будет послужить гостям, которые не имеют никаких жутких дел...
- Им ты скажешь, что мы взяли вино и отправились прогуляться пешком в лесу. Что мы приехали с преступником, они не знают, и не говори им ничего.
- Хорошо, хорошо...
- А если кто-нибудь сюда наведается, ты ни о чем не знаешь.
- Ну, конечно, конечно...
- Вот и ладушки... И кстати, позаботься о наших лошадях, - добавил Жакомо и направился к углу дома, за которым исчезли господа.
А тем временем трое молодых людей вошли в одно из дальних помещений подвала, которое до жути напоминало самую настоящую пыточную камеру.
В помещении находилось четверо человек. Один из них был Гоше, слуга Филиппа; он сидел за ветхого вида столом, напротив одетого в черное человека лет тридцати. На столе стояла початая бутылка вина, три зажженные свечи в подсвечнике, а также чернильница, полная чернил. Перед человеком в черном лежало несколько листов чистого пергамента и полдюжины новых, зачищенных перьев. Судя по всему, работа ему предстояла горячая.
В противоположном конце камеры пылал вставленный во вделанное в стену кольцо факел. Рядом, возле жаровни с тлеющими углями, хлопотали двое раздетых до пояса громил, раскладывая на полу зловещего вида инструменты, о назначении которых было нетрудно догадаться.
Завидев вошедших господ, все четверо вскочили на ноги и поклонились.
- Ваша светлость, - сказал Гоше Шатофьеру. - Вот те самые люди, которых мы ждали: секретарь городской управы мэтр Ливорес, а также мастер городской палач с подручным.
- Молодчина, Гоше, - одобрительно произнес Эрнан. - Ты прекрасный слуга, не то что мой Жакомо.
- А где же преступник? - спросил Рикард, тревожно озираясь по сторонам.
- Ну, раз вы уже пришли, господа, - ответил секретарь, - то и его должны вскоре привести.
С этими словами он вопросительно взглянул на Эрнана, но тот притворился, будто не понял его взгляда.
- А вы не скажете, - не унимался Рикард, - в чем состоит его преступление?
- Разве вы не знаете? - искренне удивился мэтр Ливорес. - Впрочем, нам тоже сообщили об этом лишь по приезде сюда. К вашему сведению, сударь, нам предстоит допрашивать преступника, обвиненного в покушении на жизнь ее высочества Маргариты Наваррской.
- О боже! - в ужасе содрогнулся Рикард. - Как же так!.. О боже!.. Кто?.. Кто?..
- И этот преступник, - невозмутимо продолжал секретарь, даже не подозревая, как он развлекает этим Шатофьера. - Представьте себе, милостивый государь, этот преступник - не кто иной, как сам господин виконт Иверо.
9. ПРОЗРЕНИЕ
Филипп раскрыл глаза и, обалдело уставившись на пламя горевшей на тумбе возле кровати свечи, вяло размышлял, спал он или же только вздремнул, а если спал, то как долго. Вдруг по его спине пробежал холодок: ведь если он спал, то не исключено, что все происшедшее с ним ему лишь приснилось. Он в тревоге перевернулся на другой бок и тут же облегченно вздохнул. Жуткий холодок исчез, и его сменила приятная теплота в груди и глубокая, спокойная радость. Нет, ЭТО ему не приснилось!
Рядом с ним, тихо посапывая носиком, в постели лежала Бланка. Она была совершенно голая и даже не укрытая простыней. Ее распущенные волосы блестели от влаги, а кожа пахла душистым мылом. Широкое ворсяное полотенце лежало скомканное у нее в ногах.
"Совсем измучилась, бедняжка, - нежно улыбнулся Филипп. - Милая, дорогая, любимая..."
Их первая близость была похожа на изнасилование по взаимному согласию. Едва лишь очутившись в покоях Бланки, они стремглав бросились в спальню, на ходу срывая с себя одежду. Они будто хотели за один раз наверстать все упущенное ими за многие годы, всласть налюбиться за те пять лет, на протяжении которых они были знакомы, неистово рвались в объятия друг к другу, но так и оставались лишь добрыми друзьями. Они жаждали излить друг на друга всю нежность, всю страсть, весь пыл - все, что накапливалось в них день за днем, месяц за месяцем, год за годом в трепетном ожидании того момента, когда из искорок симпатии, засиявших в их глазах при первой же встрече, когда из дрожащих огоньков душевной привязанности, что впоследствии зажглись в их сердцах, когда, наконец, из жара физического влечения, пронзавшего их тела сотнями, а затем и тысячами раскаленных иголок, вспыхнуло всепоглощающее пламя любви...
Осторожно, чтобы не разбудить Бланку, Филипп сел в постели, взял ее влажное полотенце и зарылся в него лицом, задыхаясь от переполнявшего его счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75