Огюсту эти памятники не понравились, и он с негодованием сказал:
– Рабле умер бы со смеху, увидев, каким важным и надутым его изобразили, а Декарт наверняка сказал бы: «Как нелогично и смешно!»
Прохожие не обращали внимания на памятники. А когда Огюст спрашивал местных жителей, есть ли в Туре памятник Бальзаку, никто не понимал, о ком речь, здесь и не слыхали о Бальзаке. Наконец старый священник, услышав расспросы Огюста, сказал: «Оноре Бальзака вы найдете в музее» – и пояснил, как туда пройти.
Музей производил мрачное, гнетущее впечатление. Бюст был установлен высоко, и его трудно было рассмотреть. Огюсту он сразу не понравился.
– Он явно посредственный и даже не передает, сходства, – сказал Огюст.
Камилла кивнула. Музей напоминал склеп, и она хотела поскорее уйти отсюда.
Но Тур с окрестностями пленил их. Весь остаток дня они бродили по городу. День был веселый, теплый, солнце яркое, но не палящее. Вокруг – просторы тщательно обработанной земли, изобилие садов и виноградников, ослепительные краски распустившихся цветов и ярко-зеленые поля, расчищенные леса и ухоженные луга. Камилла радостно предложила: «Давай прогуляем весь день», и Огюст улыбнулся в знак согласия.
Упиваясь ласковым солнцем и прозрачным воздухом, они долго стояли перед настоящим замком. Огюст любил эти старинные замки с красивыми средневековыми арками, устремляющимися ввысь башнями, карнизами и фасадами, украшенными тонким искусным скульптурным рельефом. Огюст был очарован мастерством и изяществом неизвестных готических творцов. Ему стало легко и весело.
«Я люблю его, – думала Камилла, – когда он вот такой, как сейчас. Я всегда буду его любить, если он таким останется». Они вернулись в гостиницу в прекрасном, приподнятом настроении.
В этот вечер, ложась в постель, Камилла надела красивую шелковую ночную рубашку, которую берегла для такого случая.
Огюст бросил взгляд на Камиллу, когда она стояла обнаженная в углу комнаты, и вдруг заново увидел красоту ее обнаженной груди и прекрасных длинных ног. Он сидел на краю железной кровати, оголенный по пояс, – чувственный восторг при виде ее тела прервал его раздевание.
– Ты великолепная ню. В особенности вот в таком настроении, как сейчас.
Камилла было рассердилась, но он сказал:
– Когда ты обнаженная, движения твои так грациозны.
И она рассмеялась.
– Неужели ты ни на минуту не можешь перестать быть скульптором?
Но она сделала, как он просил, сбросила рубашку. А затем, вместо того чтобы пройтись по комнате, стремительно подошла и уселась к нему на колени в такой позе, о которой он мечтал для незаконченной группы «Поцелуя». Теперь ему было не до рисунков, тело охватил огонь. Она прижалась к Огюсту и целовала нежно и страстно, и он сдался.
Эта ночь была самой пламенной за всю их совместную жизнь. На рассвете они уснули, не разжимая объятий, словно боясь расстаться даже во сне.
Камилла была счастлива и боялась упоминать о женитьбе, а Огюсту все в Туре казалось прекрасным, потому что Камилла была рядом. Они бродили по окрестностям, с новым интересом разглядывая все вокруг. Ели, пили, смотрели на деревья, скалы, цветы, скульптуру глазами Бальзака, Рабле, Декарта; радость бытия переполняла их.
Все дрязги остались где-то далеко позади. Париж словно отошел в прошлое. Здесь, в этом благоухающем садами уголке Франции, волнения, связанные с государственными заказами, страх перед новыми заботами исчезли, растворились, уступив место всепоглощающему ощущению счастья.
Огюст, который в Париже чувствовал себя стариком, словно обрел здесь вторую молодость. И это радовало Камиллу.
Любовь их будто родилась заново. Никогда еще им не было так хорошо, и Камилла молила, чтобы эти блаженные дни длились вечно.
Огюст был уверен, что такой подъем принесет свои плоды. Он начал думать о Бальзаке, так как Бальзак думал о «Человеческой комедии», перед тем как начал ее писать. Надо было возвращаться в Париж, и Огюсту не терпелось взяться за «Бальзака». Он теперь лучше понимал писателя. Пора снова приниматься за дело.
Камилла надеялась, что теперь он увезет Розу из Парижа и в конце концов оставит ее. Ее представления о любви куда более практичны, чем его, но ему незачем об этом знать. Он должен заниматься своей работой. Как прекрасно, думала она, что мы так сильно любим друг друга! Я здесь, с ним рядом, и могу ему помочь. Без меня он был бы беспомощным.
Они вернулись в Париж через месяц. Огюст пробыл в Туре вдвое дольше, чем собирался, но не напрасно. И как можно было сомневаться в любви Камиллы! Он оставил ее в мастерской на площади Италии, пообещав вернуться в тот же вечер.
Глава XXXV
1
Но Огюст позабыл о Розе. Роза была дома, на улице Августинцев, и Огюст, зайдя сначала в главную мастерскую на Университетской, узнал, что она побывала там и, возмущенная, в праведном гневе, потребовала, чтобы ей сказали, где он. По дороге домой Огюст весь кипел от злости. Но когда он стал на нее кричать, она не уступила, и ссора разрослась до невиданных размеров. Роза объявила, что уходит, ведь он обещал вернуться через неделю-две, а отсутствовал целый месяц.
Его нервы были напряжены до предела. Первым побуждением было не удерживать, покончить с ней навсегда. Он отошел в другой конец кухни. Нет, не теперь, когда-нибудь он ее отпустит, но не теперь; одна, без него она просто погибнет.
– Зачем ты вернулся, Огюст? – спросила Роза. – Ты не любишь меня. Я тебе безразлична, ты больше не бываешь со мной по-настоящему нежен.
– Неправда, ты мне не безразлична. Но ты просишь слишком многого.
– Вечно ты ищешь чего-то нового. Только нового. Он не знал точно, что именно нужно ему, но что он нужен Розе, был уверен.
– Мы переедем в деревню. Тебе будет хорошо.
– Чтобы никогда тебя там не видеть? Ни за что! Он повернулся к ней спиной, собираясь уйти, а она сердито метнулась вслед и крикнула, позабыв обиду:
– Куда ты?
– Как – куда? Ты же меня прогоняешь, дорогая. У него был такой обиженный вид, что она в недоумении остановилась.
– Ты все ворчишь и ворчишь; неудивительно, что мне не хочется приходить домой.
– Послушай, Огюст… – Роза была в растерянности.
– Я не собираюсь этого больше терпеть. – Он был уже у дверей.
Она знала, его не удержишь, но куда же ей деваться одной? Она представила себя в черном платье, удрученной горем, одинокой и расплакалась.
Огюст подошел к ней, стараясь утешить, обнял. Волна огромной нежности захлестнула Розу, она не могла ему противиться. Одно его прикосновение покоряло, от его силы слабела воля, проходило раздражение.
Огюст уложил ее в постель, приговаривая:
– Роза, ты утомилась, разнервничалась. Тебе нужен покой и свежий воздух.
Она не спорила, наслаждаясь его заботливостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Рабле умер бы со смеху, увидев, каким важным и надутым его изобразили, а Декарт наверняка сказал бы: «Как нелогично и смешно!»
Прохожие не обращали внимания на памятники. А когда Огюст спрашивал местных жителей, есть ли в Туре памятник Бальзаку, никто не понимал, о ком речь, здесь и не слыхали о Бальзаке. Наконец старый священник, услышав расспросы Огюста, сказал: «Оноре Бальзака вы найдете в музее» – и пояснил, как туда пройти.
Музей производил мрачное, гнетущее впечатление. Бюст был установлен высоко, и его трудно было рассмотреть. Огюсту он сразу не понравился.
– Он явно посредственный и даже не передает, сходства, – сказал Огюст.
Камилла кивнула. Музей напоминал склеп, и она хотела поскорее уйти отсюда.
Но Тур с окрестностями пленил их. Весь остаток дня они бродили по городу. День был веселый, теплый, солнце яркое, но не палящее. Вокруг – просторы тщательно обработанной земли, изобилие садов и виноградников, ослепительные краски распустившихся цветов и ярко-зеленые поля, расчищенные леса и ухоженные луга. Камилла радостно предложила: «Давай прогуляем весь день», и Огюст улыбнулся в знак согласия.
Упиваясь ласковым солнцем и прозрачным воздухом, они долго стояли перед настоящим замком. Огюст любил эти старинные замки с красивыми средневековыми арками, устремляющимися ввысь башнями, карнизами и фасадами, украшенными тонким искусным скульптурным рельефом. Огюст был очарован мастерством и изяществом неизвестных готических творцов. Ему стало легко и весело.
«Я люблю его, – думала Камилла, – когда он вот такой, как сейчас. Я всегда буду его любить, если он таким останется». Они вернулись в гостиницу в прекрасном, приподнятом настроении.
В этот вечер, ложась в постель, Камилла надела красивую шелковую ночную рубашку, которую берегла для такого случая.
Огюст бросил взгляд на Камиллу, когда она стояла обнаженная в углу комнаты, и вдруг заново увидел красоту ее обнаженной груди и прекрасных длинных ног. Он сидел на краю железной кровати, оголенный по пояс, – чувственный восторг при виде ее тела прервал его раздевание.
– Ты великолепная ню. В особенности вот в таком настроении, как сейчас.
Камилла было рассердилась, но он сказал:
– Когда ты обнаженная, движения твои так грациозны.
И она рассмеялась.
– Неужели ты ни на минуту не можешь перестать быть скульптором?
Но она сделала, как он просил, сбросила рубашку. А затем, вместо того чтобы пройтись по комнате, стремительно подошла и уселась к нему на колени в такой позе, о которой он мечтал для незаконченной группы «Поцелуя». Теперь ему было не до рисунков, тело охватил огонь. Она прижалась к Огюсту и целовала нежно и страстно, и он сдался.
Эта ночь была самой пламенной за всю их совместную жизнь. На рассвете они уснули, не разжимая объятий, словно боясь расстаться даже во сне.
Камилла была счастлива и боялась упоминать о женитьбе, а Огюсту все в Туре казалось прекрасным, потому что Камилла была рядом. Они бродили по окрестностям, с новым интересом разглядывая все вокруг. Ели, пили, смотрели на деревья, скалы, цветы, скульптуру глазами Бальзака, Рабле, Декарта; радость бытия переполняла их.
Все дрязги остались где-то далеко позади. Париж словно отошел в прошлое. Здесь, в этом благоухающем садами уголке Франции, волнения, связанные с государственными заказами, страх перед новыми заботами исчезли, растворились, уступив место всепоглощающему ощущению счастья.
Огюст, который в Париже чувствовал себя стариком, словно обрел здесь вторую молодость. И это радовало Камиллу.
Любовь их будто родилась заново. Никогда еще им не было так хорошо, и Камилла молила, чтобы эти блаженные дни длились вечно.
Огюст был уверен, что такой подъем принесет свои плоды. Он начал думать о Бальзаке, так как Бальзак думал о «Человеческой комедии», перед тем как начал ее писать. Надо было возвращаться в Париж, и Огюсту не терпелось взяться за «Бальзака». Он теперь лучше понимал писателя. Пора снова приниматься за дело.
Камилла надеялась, что теперь он увезет Розу из Парижа и в конце концов оставит ее. Ее представления о любви куда более практичны, чем его, но ему незачем об этом знать. Он должен заниматься своей работой. Как прекрасно, думала она, что мы так сильно любим друг друга! Я здесь, с ним рядом, и могу ему помочь. Без меня он был бы беспомощным.
Они вернулись в Париж через месяц. Огюст пробыл в Туре вдвое дольше, чем собирался, но не напрасно. И как можно было сомневаться в любви Камиллы! Он оставил ее в мастерской на площади Италии, пообещав вернуться в тот же вечер.
Глава XXXV
1
Но Огюст позабыл о Розе. Роза была дома, на улице Августинцев, и Огюст, зайдя сначала в главную мастерскую на Университетской, узнал, что она побывала там и, возмущенная, в праведном гневе, потребовала, чтобы ей сказали, где он. По дороге домой Огюст весь кипел от злости. Но когда он стал на нее кричать, она не уступила, и ссора разрослась до невиданных размеров. Роза объявила, что уходит, ведь он обещал вернуться через неделю-две, а отсутствовал целый месяц.
Его нервы были напряжены до предела. Первым побуждением было не удерживать, покончить с ней навсегда. Он отошел в другой конец кухни. Нет, не теперь, когда-нибудь он ее отпустит, но не теперь; одна, без него она просто погибнет.
– Зачем ты вернулся, Огюст? – спросила Роза. – Ты не любишь меня. Я тебе безразлична, ты больше не бываешь со мной по-настоящему нежен.
– Неправда, ты мне не безразлична. Но ты просишь слишком многого.
– Вечно ты ищешь чего-то нового. Только нового. Он не знал точно, что именно нужно ему, но что он нужен Розе, был уверен.
– Мы переедем в деревню. Тебе будет хорошо.
– Чтобы никогда тебя там не видеть? Ни за что! Он повернулся к ней спиной, собираясь уйти, а она сердито метнулась вслед и крикнула, позабыв обиду:
– Куда ты?
– Как – куда? Ты же меня прогоняешь, дорогая. У него был такой обиженный вид, что она в недоумении остановилась.
– Ты все ворчишь и ворчишь; неудивительно, что мне не хочется приходить домой.
– Послушай, Огюст… – Роза была в растерянности.
– Я не собираюсь этого больше терпеть. – Он был уже у дверей.
Она знала, его не удержишь, но куда же ей деваться одной? Она представила себя в черном платье, удрученной горем, одинокой и расплакалась.
Огюст подошел к ней, стараясь утешить, обнял. Волна огромной нежности захлестнула Розу, она не могла ему противиться. Одно его прикосновение покоряло, от его силы слабела воля, проходило раздражение.
Огюст уложил ее в постель, приговаривая:
– Роза, ты утомилась, разнервничалась. Тебе нужен покой и свежий воздух.
Она не спорила, наслаждаясь его заботливостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172