Газеты много писали. Вы — дочь миллионера, которая пыталась покончить с собой.
— Но я не пыталась. Это неправда.
— Откуда вы знаете? Там еще было написано, что вы ничего не помните.
— Послушайте вы, юный негодяй! — повернулась Джинкс к рыжеволосому нахалу. — Откуда вам вообще может быть хоть что-то известно, чтоб вас!
Он удивительно нежно коснулся ее щеки, по которой потекла слеза, и чуть слышно произнес:
— Со мной когда-то произошло нечто подобное.
* * *
Она так и продолжала стоять в эркере, опираясь о кресло, когда через двадцать минут в комнату вошел Протероу.
— У меня есть для вас сообщение от Мэтью, — начал он. — Звучит примерно так: передайте пташке из двенадцатой палаты, что я отыскал кресло-каталку. Правда, оно настолько грязное, что мне сначала придется им хорошенько заняться. Возможно, она не откажется перекусить со мной на свежем воздухе, поэтому я приглашаю ее под развесистый бук. — Дружелюбная улыбка доктора стала похожей на усмешку. — Ну, как, Джинкс, вам приятно получить такое приглашение? Или я просто скажу ему, что снова назначил вам постельный режим? Кстати, он опять нарушил запрет и ввалился к вам, несмотря на табличку «Не входить». Поэтому, как мне кажется, он не заслужил вашего общества, и к тому же наверняка замучил вас своими бесконечными разговорами по поводу того, как ему хочется ширнуться хоть какой-нибудь гадостью. Впрочем, выбор в любом случае остается за вами.
Джинкс одарила Алана самой циничной улыбкой:
— Мне кажется, я начинаю разбираться в ваших методах, доктор Протероу.
— Неужели?
— Да. Вы используете тот принцип, что люди всегда стремятся сделать противоположное тому, что им говорят авторитетные лица, наделенные властью.
— Совсем не обязательно, — парировал доктор. — Я стараюсь сделать так, чтобы каждый индивидуум установил свои ценности, поэтому мне не так важно, что становится для этого побудительной причиной.
— И поэтому вы каждый раз заставляете нас делать наш собственный выбор.
— Вы не правы, Джинкс, я никого не заставляю делать что-либо.
Женщина нахмурилась:
— Так что же я, по-вашему, должна теперь выбирать? Пообедать с Мэтью или послать его подальше ко всем чертям? Ведь он тоже пациент, и я не хочу допускать ошибок.
Доктор только пожал плечами:
— Ко мне это не имеет никакого отношения. Сейчас он вычистит кресло так, что оно засияет золотом, поскольку убежден в том, что вы этого достойны. Конечно, мысли его пока однобоки, из-за того, что он употребляет наркотики вот уже много лет. Но у него отец — адвокат, мать занимается рекламой, а десять лет назад он был одним из самых лучших учеников, поэтому полностью идиотом он быть просто не может. Выбор за вами, Джинкс.
— Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали повторять без конца эту фразу. Моя философия такова, что не существует понятия «свободный выбор», так же, как не бывает бесплатных обедов. В конце всегда приходится платить. — Она поморщилась, и от доктора это не ускользнуло. — Ну, а уж если вы собрались мне подробно рассказывать о Мэтью, тогда становится логичным спросить: а что вы ему наговорили про меня?
Доктор изумленно приподнял брови:
— Я сказал, что пташка из двенадцатой палаты в тысячу раз умнее его, она закончила Оксфорд по специальности «Классическая литература». А о нем она, наверное, думает так: это просто молодой мерзавец с сальными волосами, у которого даже не хватает смелости ограбить старушку, чтобы ширнуться". И это, очевидно, не слишком далеко от истины. Я угадал? Он же все рассказывает мне.
— Великолепно, — оценила Джинкс. — Я бы и сама лучше не сумела выразиться.
— И все-таки, что мне ему передать? Вы согласны пообедать с ним в кресле или нет?
— Вы же знаете, что нет.
Доктор поднял вверх указательный палец:
— Значит, так я ему и скажу. — И он быстро направился к выходу.
— Нет! — воскликнула Джинкс. — Вернитесь! — Но доктор уже торопливыми шагами удалялся по коридору, и тогда женщина, разозлившись уже не на шутку, пробежала через комнату и, высунувшись за дверь, закричала ему вслед: — Не смейте говорить ему ни слова! Негодяй!!!
Доктор остановился, повернулся и медленно направился к ее палате.
— Так вы хотите пообедать с Мэтью или нет?
Она выждала, пока он подойдет поближе:
— Не очень, — честно призналась Джинкс. — Но пообедаю.
— Зачем? — полюбопытствовал доктор. — Зачем делать то, что вам неприятно?
— Потому что вы не сумеете вежливо передать мой отказ. Вы повторите все то, что я сказала слово в слово, а мне этого совсем не хочется. Он был ко мне внимателен и осторожен по сравнению со всеми остальными. Поэтому я не допущу, чтобы вы его обижали.
— Вы правы на все сто процентов, Джинкс.
Она утомленно вздохнула:
— Боже мой! Послушайте, я же знаю, что вы делаете и почему. Вы ничем не отличаетесь от Стефани Феллоуз. Вы хотите, чтобы я выбралась из этой комнаты, чтобы я перестала жалеть себя и начала снова общаться с людьми. Почему бы вам просто не сказать мне: «Сделайте это, Джинкс, вам же будет лучше». Зачем втравливать этого несчастного юношу в свои глупые игры? Он-то не виноват в том, что случилось со мной.
Неужели он не понимает, что комната, которую ей необходимо покинуть, находится в ее собственном мозгу? Почему же она не уходит оттуда? Что держит ее?
— Я согласен с вами, только я его никуда не втравливал, он сам этого захотел. — Доктор демонстративно постучал пальцем по большой табличке «Не входить» на двери палаты. — Вам не кажется, Джинкс, что вы достаточно снисходительны, когда называете его «несчастным юношей»? Ему уже двадцать восемь, и он не нуждается ни в моей, ни в вашей поддержке. — При этих словах он широко улыбнулся. — И последнее. Я придерживаюсь твердого принципа: «Никого ни о чем не просить». Или вы делаете что-либо добровольно, или не делаете этого вообще. На кону доверие ко мне как к целителю. И я не могу лишать своих пациентов веры в меня. Иначе все то, ради чего я работаю, потеряет смысл.
— Ну, тогда передайте Мэтью большое спасибо за его приглашение. Я с удовольствием пообедаю с ним. — Она сорвала с двери табличку, скомкала ее и швырнула в доктора. — Как человек, разбирающийся в экзистенциализме, доктор Протероу, вы, я уверена, поняли, зачем я так поступила.
Громовой хохот врача разнесся по всему коридору. Он направился в свой кабинет, подбрасывая вверх и снова ловя бумажный комок.
— Да потому, что вам это понравилось, — бросил он напоследок своей пациентке.
* * *
Ее возили по саду, словно свинью-медалистку в тачке на выставке, и ее долговязый сопровождающий в открытую выпендривался, бросая по сторонам победные взгляды. Она ненавидела каждую минуту этой прогулки. Джинкс курила сигарету за сигаретой и скрипела зубами, проклиная доктора Протероу за это им самим санкционированное «похищение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Но я не пыталась. Это неправда.
— Откуда вы знаете? Там еще было написано, что вы ничего не помните.
— Послушайте вы, юный негодяй! — повернулась Джинкс к рыжеволосому нахалу. — Откуда вам вообще может быть хоть что-то известно, чтоб вас!
Он удивительно нежно коснулся ее щеки, по которой потекла слеза, и чуть слышно произнес:
— Со мной когда-то произошло нечто подобное.
* * *
Она так и продолжала стоять в эркере, опираясь о кресло, когда через двадцать минут в комнату вошел Протероу.
— У меня есть для вас сообщение от Мэтью, — начал он. — Звучит примерно так: передайте пташке из двенадцатой палаты, что я отыскал кресло-каталку. Правда, оно настолько грязное, что мне сначала придется им хорошенько заняться. Возможно, она не откажется перекусить со мной на свежем воздухе, поэтому я приглашаю ее под развесистый бук. — Дружелюбная улыбка доктора стала похожей на усмешку. — Ну, как, Джинкс, вам приятно получить такое приглашение? Или я просто скажу ему, что снова назначил вам постельный режим? Кстати, он опять нарушил запрет и ввалился к вам, несмотря на табличку «Не входить». Поэтому, как мне кажется, он не заслужил вашего общества, и к тому же наверняка замучил вас своими бесконечными разговорами по поводу того, как ему хочется ширнуться хоть какой-нибудь гадостью. Впрочем, выбор в любом случае остается за вами.
Джинкс одарила Алана самой циничной улыбкой:
— Мне кажется, я начинаю разбираться в ваших методах, доктор Протероу.
— Неужели?
— Да. Вы используете тот принцип, что люди всегда стремятся сделать противоположное тому, что им говорят авторитетные лица, наделенные властью.
— Совсем не обязательно, — парировал доктор. — Я стараюсь сделать так, чтобы каждый индивидуум установил свои ценности, поэтому мне не так важно, что становится для этого побудительной причиной.
— И поэтому вы каждый раз заставляете нас делать наш собственный выбор.
— Вы не правы, Джинкс, я никого не заставляю делать что-либо.
Женщина нахмурилась:
— Так что же я, по-вашему, должна теперь выбирать? Пообедать с Мэтью или послать его подальше ко всем чертям? Ведь он тоже пациент, и я не хочу допускать ошибок.
Доктор только пожал плечами:
— Ко мне это не имеет никакого отношения. Сейчас он вычистит кресло так, что оно засияет золотом, поскольку убежден в том, что вы этого достойны. Конечно, мысли его пока однобоки, из-за того, что он употребляет наркотики вот уже много лет. Но у него отец — адвокат, мать занимается рекламой, а десять лет назад он был одним из самых лучших учеников, поэтому полностью идиотом он быть просто не может. Выбор за вами, Джинкс.
— Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали повторять без конца эту фразу. Моя философия такова, что не существует понятия «свободный выбор», так же, как не бывает бесплатных обедов. В конце всегда приходится платить. — Она поморщилась, и от доктора это не ускользнуло. — Ну, а уж если вы собрались мне подробно рассказывать о Мэтью, тогда становится логичным спросить: а что вы ему наговорили про меня?
Доктор изумленно приподнял брови:
— Я сказал, что пташка из двенадцатой палаты в тысячу раз умнее его, она закончила Оксфорд по специальности «Классическая литература». А о нем она, наверное, думает так: это просто молодой мерзавец с сальными волосами, у которого даже не хватает смелости ограбить старушку, чтобы ширнуться". И это, очевидно, не слишком далеко от истины. Я угадал? Он же все рассказывает мне.
— Великолепно, — оценила Джинкс. — Я бы и сама лучше не сумела выразиться.
— И все-таки, что мне ему передать? Вы согласны пообедать с ним в кресле или нет?
— Вы же знаете, что нет.
Доктор поднял вверх указательный палец:
— Значит, так я ему и скажу. — И он быстро направился к выходу.
— Нет! — воскликнула Джинкс. — Вернитесь! — Но доктор уже торопливыми шагами удалялся по коридору, и тогда женщина, разозлившись уже не на шутку, пробежала через комнату и, высунувшись за дверь, закричала ему вслед: — Не смейте говорить ему ни слова! Негодяй!!!
Доктор остановился, повернулся и медленно направился к ее палате.
— Так вы хотите пообедать с Мэтью или нет?
Она выждала, пока он подойдет поближе:
— Не очень, — честно призналась Джинкс. — Но пообедаю.
— Зачем? — полюбопытствовал доктор. — Зачем делать то, что вам неприятно?
— Потому что вы не сумеете вежливо передать мой отказ. Вы повторите все то, что я сказала слово в слово, а мне этого совсем не хочется. Он был ко мне внимателен и осторожен по сравнению со всеми остальными. Поэтому я не допущу, чтобы вы его обижали.
— Вы правы на все сто процентов, Джинкс.
Она утомленно вздохнула:
— Боже мой! Послушайте, я же знаю, что вы делаете и почему. Вы ничем не отличаетесь от Стефани Феллоуз. Вы хотите, чтобы я выбралась из этой комнаты, чтобы я перестала жалеть себя и начала снова общаться с людьми. Почему бы вам просто не сказать мне: «Сделайте это, Джинкс, вам же будет лучше». Зачем втравливать этого несчастного юношу в свои глупые игры? Он-то не виноват в том, что случилось со мной.
Неужели он не понимает, что комната, которую ей необходимо покинуть, находится в ее собственном мозгу? Почему же она не уходит оттуда? Что держит ее?
— Я согласен с вами, только я его никуда не втравливал, он сам этого захотел. — Доктор демонстративно постучал пальцем по большой табличке «Не входить» на двери палаты. — Вам не кажется, Джинкс, что вы достаточно снисходительны, когда называете его «несчастным юношей»? Ему уже двадцать восемь, и он не нуждается ни в моей, ни в вашей поддержке. — При этих словах он широко улыбнулся. — И последнее. Я придерживаюсь твердого принципа: «Никого ни о чем не просить». Или вы делаете что-либо добровольно, или не делаете этого вообще. На кону доверие ко мне как к целителю. И я не могу лишать своих пациентов веры в меня. Иначе все то, ради чего я работаю, потеряет смысл.
— Ну, тогда передайте Мэтью большое спасибо за его приглашение. Я с удовольствием пообедаю с ним. — Она сорвала с двери табличку, скомкала ее и швырнула в доктора. — Как человек, разбирающийся в экзистенциализме, доктор Протероу, вы, я уверена, поняли, зачем я так поступила.
Громовой хохот врача разнесся по всему коридору. Он направился в свой кабинет, подбрасывая вверх и снова ловя бумажный комок.
— Да потому, что вам это понравилось, — бросил он напоследок своей пациентке.
* * *
Ее возили по саду, словно свинью-медалистку в тачке на выставке, и ее долговязый сопровождающий в открытую выпендривался, бросая по сторонам победные взгляды. Она ненавидела каждую минуту этой прогулки. Джинкс курила сигарету за сигаретой и скрипела зубами, проклиная доктора Протероу за это им самим санкционированное «похищение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126