Зимой это не имеет особого значения, но летом, когда дети съезжаются из всех школ на каникулы, бывает обидно. Они ждут этих уик-эндов с матерью и ревностно оберегают их от покушений извне. Как, впрочем, и она.
Просмотрев утреннюю почту и записку Джилл по поводу возможных структурных изменений в Художественном салоне, Пола обратилась к списку заказов, а затем взялась за телексы. Все они были отправлены из нью-йоркского магазина и подписаны ее американской помощницей Маделиной О'Ши. Телексы пришли поздно ночью, и только один из них требовал ответа.
Придвинув к себе блокнот желтой почтовой бумаги, Пола принялась за ответ. Покончив с ним, она взяла самую толстую из привезенных из Йоркшира папок и вытащила верхний лист. Больше ее в настоящий момент ничего не интересовало. Это был перечень ключевых моментов ее плана. Всего-то лист бумаги, а какое имеет значение. Ведь это ключ к будущему.
Спустя мгновение Пола погрузилась в работу. Она вносила новые замечания, вычеркивала старые. Мысли о Сэнди улетучились. Через несколько месяцев Пола вспомнит этот день во всех подробностях и свое беспокойство по поводу кузена. Как горько она пожалеет, что не доверилась своему чутью. А больше всего – что не заставила его поделиться с ней своими тревогами. Положим, и в этом случае она не смогла предотвратить неизбежный итог, но по крайней мере она бы переменила свои планы и смогла бы помочь Сэнди хотя бы уже тем, что оказалась бы с ним в самый необходимый момент.
Но в это жаркое августовское утро 1981 года Пола ничего этого предвидеть не могла и усилием воли подавила чувство или, скорее, предчувствие надвигающейся беды. Подобно бабушке, она была наделена завидной способностью отодвигать в сторону все, что не относилось к делу. Так она поступила и сейчас. Склонив голову, вчитываясь в бегущие перед ней строки, она все глубже и глубже уходила в работу и в конце концов отвлеклась настолько, что внешний мир перестал для нее существовать.
Двадцать минут спустя Пола подняла голову, собрала бумаги и вместе с заветным листом сложила в папку; затем заперла папку в средний ящик стола, где ей следовало надежно храниться, пока она не вернется с уик-энда. С легкой улыбкой, довольная тем, что все обдумано и приняты меры на любой непредвиденный случай, Пола подержала ключ в руках и через мгновение бережно положила его в портфель.
Отодвинув стул, она поднялась, потянулась, прошлась по комнате, чувствуя потребность в движении. После долгого сидения в машине, а затем за столом все тело затекло. Подойдя к окну, она раздвинула шторы и выглянула наружу. Движение в Найтсбридже было более оживленным, но в конце концов летом всегда от машин житья нет.
Повернувшись, Пола окинула довольным взглядом комнату. С самого раннего детства она любила этот кабинет и чувствовала себя здесь как дома. Поэтому, унаследовав его от бабушки, она не видела никакой необходимости что-либо менять в нем и сохранила все как было. Разве что добавила несколько собственных вещей да фотографии детей.
Кабинет скорее напоминал гостиную в английском поместье, нежели служебное помещение, и в этом заключался секрет его прелести. Обстановка была подобрана тщательнейшим образом. Самой Эммой Харт. Еще шестьдесят с лишним лет назад она вместо обычной мебели накупила для кабинета множество старинных вещей в стиле короля Георга и дорогие полотна английских мастеров. Классические покрывала на диванах и креслах, оконные занавеси эффектно выделялись на фоне стен, обшитых сосновыми панелями, а старинные фарфоровые абажуры и прочая утварь придавали комнате особенный, неповторимый вид. Хоть в ней было много вещей, она выглядела просторной. Хорош был и чудесный старинный камин, который непременно зажигали, когда было холодно. Поле всегда было приятно здесь бывать. А когда люди, попадая сюда впервые, восхищались красотой интерьера, она просто расцветала.
«Бабушке, как всегда, не изменил вкус», – думала Пола, шагая по поблекшему дорогому персидскому ковру. Перед украшенным резьбою камином она остановилась и посмотрела на висевший над ним портрет бабушки. Бабушка была изображена на нем молодой. До сих пор Поле не хватало ее, и временами она по-настоящему тосковала, находя утешение лишь в том, что Эмма продолжает жить в ней. В ее сердце и памяти.
Глядя на мягкое, но решительное лицо Эммы, Пола испытывала необыкновенную гордость за ее поразительные успехи. Начав с нуля, бабушка создала одну из крупнейших торгово-финансовых империй в мире. «Какой же отвагой она обладала в моем возрасте, – думала Пола. – Мне бы такую. Да еще силу и решимость в придачу. Да, я непременно должна выполнить то, что задумала, мой план должен осуществиться так же, как осуществлялись ее планы».
Думая о том, что ожидает ее впереди, Пола едва сдерживалась, в груди ее бушевал пожар. Взяв себя в руки, она вернулась за стол. В конце концов надо и текущими делами заняться.
Она включила селектор.
– Джилл?..
– Слушаю, Пола.
– Вещи из машины выгрузили?
– Да, только что, но я не хотела беспокоить вас. Принести?
– Пожалуйста.
Вскоре в дверях появилась золотистая головка Джилл. В одной руке у нее была дорожная сумка, в другой – чемодан. Высокая, хорошо сложенная Джилл являла собой атлетический тип молодой женщины. Казалось, ей никакого труда не составляло нести такую тяжесть.
– Я сложу все это в раздевалку, – сказала она, проходя в соседнее помещение.
– Спасибо, – негромко откликнулась Пола и, когда помощница вернулась в кабинет, продолжила: – Присядьте на минуту, мне надо кое о чем поговорить с вами.
Джилл Мортон кивнула, подвинула стул к столу и посмотрела на Полу умными карими глазами. Джилл работала здесь уже пять лет и все это время не уставала восхищаться кипучей энергией и смекалкой своей патронессы. Женщина, сидевшая напротив нее, работала неутомимо, как машина, и обладала проницательным умом и редкостной инициативой. С такими Джилл еще никогда не приходилось встречаться. Знавшие легендарную Эмму говорили, что Пола сделана из того же материала, и Джилл считала, что так оно и есть: те черты, которыми она так восхищалась в своей хозяйке, были унаследованы от знаменитой основательницы дела. «Да, гены есть гены», – думала Джилл, незаметно разглядывая Полу.
– Где это? Ага, вот… ваша записка о Художественном салоне.
Пола отыскала наконец нужную бумагу. Джилл выпрямилась и с беспокойством посмотрела на нее.
– Надеюсь, вам это пригодится, – сказала она.
– Да, разумеется. Отличная работа. Добавить здесь нечего. Можно хоть сейчас начинать структурную перестройку, да и все остальное тоже. Уверена, что эти перемены сделают чудеса.
Джилл вся вспыхнула от такой похвалы и взяла записку, которую Пола подтолкнула к ней по безукоризненно отполированной поверхности стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Просмотрев утреннюю почту и записку Джилл по поводу возможных структурных изменений в Художественном салоне, Пола обратилась к списку заказов, а затем взялась за телексы. Все они были отправлены из нью-йоркского магазина и подписаны ее американской помощницей Маделиной О'Ши. Телексы пришли поздно ночью, и только один из них требовал ответа.
Придвинув к себе блокнот желтой почтовой бумаги, Пола принялась за ответ. Покончив с ним, она взяла самую толстую из привезенных из Йоркшира папок и вытащила верхний лист. Больше ее в настоящий момент ничего не интересовало. Это был перечень ключевых моментов ее плана. Всего-то лист бумаги, а какое имеет значение. Ведь это ключ к будущему.
Спустя мгновение Пола погрузилась в работу. Она вносила новые замечания, вычеркивала старые. Мысли о Сэнди улетучились. Через несколько месяцев Пола вспомнит этот день во всех подробностях и свое беспокойство по поводу кузена. Как горько она пожалеет, что не доверилась своему чутью. А больше всего – что не заставила его поделиться с ней своими тревогами. Положим, и в этом случае она не смогла предотвратить неизбежный итог, но по крайней мере она бы переменила свои планы и смогла бы помочь Сэнди хотя бы уже тем, что оказалась бы с ним в самый необходимый момент.
Но в это жаркое августовское утро 1981 года Пола ничего этого предвидеть не могла и усилием воли подавила чувство или, скорее, предчувствие надвигающейся беды. Подобно бабушке, она была наделена завидной способностью отодвигать в сторону все, что не относилось к делу. Так она поступила и сейчас. Склонив голову, вчитываясь в бегущие перед ней строки, она все глубже и глубже уходила в работу и в конце концов отвлеклась настолько, что внешний мир перестал для нее существовать.
Двадцать минут спустя Пола подняла голову, собрала бумаги и вместе с заветным листом сложила в папку; затем заперла папку в средний ящик стола, где ей следовало надежно храниться, пока она не вернется с уик-энда. С легкой улыбкой, довольная тем, что все обдумано и приняты меры на любой непредвиденный случай, Пола подержала ключ в руках и через мгновение бережно положила его в портфель.
Отодвинув стул, она поднялась, потянулась, прошлась по комнате, чувствуя потребность в движении. После долгого сидения в машине, а затем за столом все тело затекло. Подойдя к окну, она раздвинула шторы и выглянула наружу. Движение в Найтсбридже было более оживленным, но в конце концов летом всегда от машин житья нет.
Повернувшись, Пола окинула довольным взглядом комнату. С самого раннего детства она любила этот кабинет и чувствовала себя здесь как дома. Поэтому, унаследовав его от бабушки, она не видела никакой необходимости что-либо менять в нем и сохранила все как было. Разве что добавила несколько собственных вещей да фотографии детей.
Кабинет скорее напоминал гостиную в английском поместье, нежели служебное помещение, и в этом заключался секрет его прелести. Обстановка была подобрана тщательнейшим образом. Самой Эммой Харт. Еще шестьдесят с лишним лет назад она вместо обычной мебели накупила для кабинета множество старинных вещей в стиле короля Георга и дорогие полотна английских мастеров. Классические покрывала на диванах и креслах, оконные занавеси эффектно выделялись на фоне стен, обшитых сосновыми панелями, а старинные фарфоровые абажуры и прочая утварь придавали комнате особенный, неповторимый вид. Хоть в ней было много вещей, она выглядела просторной. Хорош был и чудесный старинный камин, который непременно зажигали, когда было холодно. Поле всегда было приятно здесь бывать. А когда люди, попадая сюда впервые, восхищались красотой интерьера, она просто расцветала.
«Бабушке, как всегда, не изменил вкус», – думала Пола, шагая по поблекшему дорогому персидскому ковру. Перед украшенным резьбою камином она остановилась и посмотрела на висевший над ним портрет бабушки. Бабушка была изображена на нем молодой. До сих пор Поле не хватало ее, и временами она по-настоящему тосковала, находя утешение лишь в том, что Эмма продолжает жить в ней. В ее сердце и памяти.
Глядя на мягкое, но решительное лицо Эммы, Пола испытывала необыкновенную гордость за ее поразительные успехи. Начав с нуля, бабушка создала одну из крупнейших торгово-финансовых империй в мире. «Какой же отвагой она обладала в моем возрасте, – думала Пола. – Мне бы такую. Да еще силу и решимость в придачу. Да, я непременно должна выполнить то, что задумала, мой план должен осуществиться так же, как осуществлялись ее планы».
Думая о том, что ожидает ее впереди, Пола едва сдерживалась, в груди ее бушевал пожар. Взяв себя в руки, она вернулась за стол. В конце концов надо и текущими делами заняться.
Она включила селектор.
– Джилл?..
– Слушаю, Пола.
– Вещи из машины выгрузили?
– Да, только что, но я не хотела беспокоить вас. Принести?
– Пожалуйста.
Вскоре в дверях появилась золотистая головка Джилл. В одной руке у нее была дорожная сумка, в другой – чемодан. Высокая, хорошо сложенная Джилл являла собой атлетический тип молодой женщины. Казалось, ей никакого труда не составляло нести такую тяжесть.
– Я сложу все это в раздевалку, – сказала она, проходя в соседнее помещение.
– Спасибо, – негромко откликнулась Пола и, когда помощница вернулась в кабинет, продолжила: – Присядьте на минуту, мне надо кое о чем поговорить с вами.
Джилл Мортон кивнула, подвинула стул к столу и посмотрела на Полу умными карими глазами. Джилл работала здесь уже пять лет и все это время не уставала восхищаться кипучей энергией и смекалкой своей патронессы. Женщина, сидевшая напротив нее, работала неутомимо, как машина, и обладала проницательным умом и редкостной инициативой. С такими Джилл еще никогда не приходилось встречаться. Знавшие легендарную Эмму говорили, что Пола сделана из того же материала, и Джилл считала, что так оно и есть: те черты, которыми она так восхищалась в своей хозяйке, были унаследованы от знаменитой основательницы дела. «Да, гены есть гены», – думала Джилл, незаметно разглядывая Полу.
– Где это? Ага, вот… ваша записка о Художественном салоне.
Пола отыскала наконец нужную бумагу. Джилл выпрямилась и с беспокойством посмотрела на нее.
– Надеюсь, вам это пригодится, – сказала она.
– Да, разумеется. Отличная работа. Добавить здесь нечего. Можно хоть сейчас начинать структурную перестройку, да и все остальное тоже. Уверена, что эти перемены сделают чудеса.
Джилл вся вспыхнула от такой похвалы и взяла записку, которую Пола подтолкнула к ней по безукоризненно отполированной поверхности стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111