, а культурное и экономическое единство Средиземноморья сохранялось вплоть до VII–VIII вв., когда арабские завоевания разрушили торговые связи Западной Европы с Восточным Средиземноморьем. Вследствие этого города и торговые поселения стали приходить в упадок, и с VIII по X в. европейская экономика опустилась до уровня натурального хозяйства.
Историки, критиковавшие эту теорию, убеждали, что арабы не могли разрушить средиземноморскую торговлю христианской Европы, во всяком случае им это удавалось лишь на весьма непродолжительное время. Они утверждали также, что в VIII–X вв. торговля Европы с окружающим миром была значительно более активной, чем это представлялось Пиренну. Все критические замечания вполне справедливы; однако в последнее время историки начали воспринимать эту проблему иначе. Арабские завоевания, несомненно, нарушили культурное единство средиземноморского региона Римской империи. Несмотря на то, что и арабская, и христианская культуры восходили к Греции и Риму, а культурные и торговые связи между христианским и мусульманским мирами никогда не прерывались полностью, эти два мира демонстрировали почти абсолютное нежелание понимать друг друга. Причины такого сознательного взаимоотталкивания носили по преимуществу религиозный характер. Купцы (многие из них были евреями, которых не любили обе стороны), торговавшие немногочисленными предметами роскоши и способствовавшие установлению взаимных связей между двумя мирами, были не в состоянии преодолеть взаимное недоверие и неприятие. Впоследствии, начиная с XII в., в Испании и Сирийско-Палестинском регионе возникли две зоны активных межкультурных контактов и появились возможности для взаимопонимания, интеллектуальных и культурных заимствований. Но в центральных областях обоих миров продолжало сохраняться по преимуществу исходное, враждебное, отношение друг к другу. А еще позже, начиная с XVI в., техническое и военное превосходство христиан и их последующая экспансия привели к тому, что углубленное изучение ислама стало уделом немногих ученых и политиков.
В отличие от связей с исламским миром, в отношениях Западной Европы с Византией в рассматриваемую эпоху еще не наблюдалось открытого религиозного раскола. Однако восточный и западный христианские миры тоже начинали отходить друг от друга. Вековой конфликт по поводу византийского иконоборчества был зловещим предзнаменованием грядущих перемен, а вызванная им взаимная неприязнь забывалась нелегко. Ученые и политики при дворах Карла Великого и саксонских Оттонов восхищались Византией и стремились перенести ее величие на Запад. Но в подавляющем большинстве жители Западной Европы были далеки от подобных помыслов, а византийцы смотрели на Запад с глубоким и отчасти небезосновательным подозрением. Использование двух языков, латинского и греческого, которое все еще было обычным явлением в Риме и Константинополе во времена Юстиниана и даже Григория Великого, к концу эпохи сохранилось лишь в пограничных районах Южной Италии, где соседствовали владения византийцев, лангобардов или франков, либо же стало личным делом отдельных купцов или ученых. Император Лев VI (886–912), считавшийся образованным человеком, наградил, как рассказывают, 30 фунтами золота одного итальянца, который смог прочесть ему латинскую надпись. Трудно сказать, насколько эта история правда, но, во всяком случае, ее охотно пересказывали.
Итак, на месте прежнего христианского греко-римского мира начали формироваться три обширных региона: латинский христианский, простиравшийся от Центральной Италии и Северной Испании до Скандинавии, Польши и Венгрии, греческий христианский – от Анатолии до Греции и Балкан и далее – в Россию, и арабо-персидский мусульманский, охватывавший территории от горных хребтов Афганистана в Центральной Азии до Сирии, Египта, Северной Африки и Южной Испании.
Глава 3
Пробуждение Запада, крестовые походы и «возрождение» XII в., 1000–1200 годы
Первое тысячелетие христианства
Христианская Европа, приближаясь к тысячному году от Рождества Христова, вероятно, была охвачена ужасом перед грядущим концом света. Однако до нас не дошло сколько-нибудь значительного числа свидетельств: для этой эпохи их сохранилось не больше, чем для иных периодов. Веру в неизбежность грядущего Судного Дня разделяли даже высокообразованные люди вплоть до конца XVII в. Однако, в XI в. людей гораздо больше занимали смерть и воскресение Христа, чем его рождение, а потому 1033 г. многим казался более важным, чем тысячный. Тем не менее отмеченные около 1070 г. многочисленные знамения – кометы и затмения, – как считалось, предвещали бедствия и перевороты, падение влияния великих людей или их смерть. Планеты, казалось, вступили в войну друг с другом, а дьявол и его демоны ополчились против сил света. Великая цепь бытия, о которой говорил св. Августин, подразумевала, что все события в мире взаимосвязаны. Монахи XI в., писавшие хроники, не замедлили отметить моральный и религиозный упадок эпохи.
Ничего необычного не происходило, но для некоторых хронистов по крайней мере конец 1033 г., по-видимому, предвещал прекращение всемирного кризиса.
В тысячном году после страстей Господа нашего, – писал бургундский монах Радульф Глабер, – ливни туч грозовых прекратились, повинуясь божественной благодати и милосердию. Небо начало улыбаться… и своей безмятежностью и безоблачностью говорило о великодушии Творца. Вся земля была покрыта приятнейшей зеленью и изобильными плодами, которые обратили голод в бегство.
Для современного историка эта картина занимающейся зари нового благодатного дня может служить хорошей метафорой экономической и культурной истории Европы после тысячного года.
Климат
Улучшение климатических условий, которое началось некоторое время назад, в XI и XII вв., по-видимому, продолжалось. Историки отмечают, что в этот период произошло, в частности, повышение температуры. Оно не могло, конечно, существенно изменить сроки вегетации, но было достаточным для того, чтобы на юге Англии культивировали виноград. Лучшие из английских вин ничуть не уступали французским – по крайней мере так полагали патриотически настроенные авторы того времени. Но потепление имело и свою оборотную сторону: так, мы читаем о появлении во Франции целых туч саранчи. Как изменение климата повлияло на среднюю урожайность, точно не известно, хотя вполне можно предположить, что сократившиеся зимы и более длительные теплые сезоны сыграли благоприятную роль в тех областях, где период вегетации был критически короток, – в Исландии, Скандинавии, Шотландии и, возможно, на центральном плоскогорье Кастилии Месете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Историки, критиковавшие эту теорию, убеждали, что арабы не могли разрушить средиземноморскую торговлю христианской Европы, во всяком случае им это удавалось лишь на весьма непродолжительное время. Они утверждали также, что в VIII–X вв. торговля Европы с окружающим миром была значительно более активной, чем это представлялось Пиренну. Все критические замечания вполне справедливы; однако в последнее время историки начали воспринимать эту проблему иначе. Арабские завоевания, несомненно, нарушили культурное единство средиземноморского региона Римской империи. Несмотря на то, что и арабская, и христианская культуры восходили к Греции и Риму, а культурные и торговые связи между христианским и мусульманским мирами никогда не прерывались полностью, эти два мира демонстрировали почти абсолютное нежелание понимать друг друга. Причины такого сознательного взаимоотталкивания носили по преимуществу религиозный характер. Купцы (многие из них были евреями, которых не любили обе стороны), торговавшие немногочисленными предметами роскоши и способствовавшие установлению взаимных связей между двумя мирами, были не в состоянии преодолеть взаимное недоверие и неприятие. Впоследствии, начиная с XII в., в Испании и Сирийско-Палестинском регионе возникли две зоны активных межкультурных контактов и появились возможности для взаимопонимания, интеллектуальных и культурных заимствований. Но в центральных областях обоих миров продолжало сохраняться по преимуществу исходное, враждебное, отношение друг к другу. А еще позже, начиная с XVI в., техническое и военное превосходство христиан и их последующая экспансия привели к тому, что углубленное изучение ислама стало уделом немногих ученых и политиков.
В отличие от связей с исламским миром, в отношениях Западной Европы с Византией в рассматриваемую эпоху еще не наблюдалось открытого религиозного раскола. Однако восточный и западный христианские миры тоже начинали отходить друг от друга. Вековой конфликт по поводу византийского иконоборчества был зловещим предзнаменованием грядущих перемен, а вызванная им взаимная неприязнь забывалась нелегко. Ученые и политики при дворах Карла Великого и саксонских Оттонов восхищались Византией и стремились перенести ее величие на Запад. Но в подавляющем большинстве жители Западной Европы были далеки от подобных помыслов, а византийцы смотрели на Запад с глубоким и отчасти небезосновательным подозрением. Использование двух языков, латинского и греческого, которое все еще было обычным явлением в Риме и Константинополе во времена Юстиниана и даже Григория Великого, к концу эпохи сохранилось лишь в пограничных районах Южной Италии, где соседствовали владения византийцев, лангобардов или франков, либо же стало личным делом отдельных купцов или ученых. Император Лев VI (886–912), считавшийся образованным человеком, наградил, как рассказывают, 30 фунтами золота одного итальянца, который смог прочесть ему латинскую надпись. Трудно сказать, насколько эта история правда, но, во всяком случае, ее охотно пересказывали.
Итак, на месте прежнего христианского греко-римского мира начали формироваться три обширных региона: латинский христианский, простиравшийся от Центральной Италии и Северной Испании до Скандинавии, Польши и Венгрии, греческий христианский – от Анатолии до Греции и Балкан и далее – в Россию, и арабо-персидский мусульманский, охватывавший территории от горных хребтов Афганистана в Центральной Азии до Сирии, Египта, Северной Африки и Южной Испании.
Глава 3
Пробуждение Запада, крестовые походы и «возрождение» XII в., 1000–1200 годы
Первое тысячелетие христианства
Христианская Европа, приближаясь к тысячному году от Рождества Христова, вероятно, была охвачена ужасом перед грядущим концом света. Однако до нас не дошло сколько-нибудь значительного числа свидетельств: для этой эпохи их сохранилось не больше, чем для иных периодов. Веру в неизбежность грядущего Судного Дня разделяли даже высокообразованные люди вплоть до конца XVII в. Однако, в XI в. людей гораздо больше занимали смерть и воскресение Христа, чем его рождение, а потому 1033 г. многим казался более важным, чем тысячный. Тем не менее отмеченные около 1070 г. многочисленные знамения – кометы и затмения, – как считалось, предвещали бедствия и перевороты, падение влияния великих людей или их смерть. Планеты, казалось, вступили в войну друг с другом, а дьявол и его демоны ополчились против сил света. Великая цепь бытия, о которой говорил св. Августин, подразумевала, что все события в мире взаимосвязаны. Монахи XI в., писавшие хроники, не замедлили отметить моральный и религиозный упадок эпохи.
Ничего необычного не происходило, но для некоторых хронистов по крайней мере конец 1033 г., по-видимому, предвещал прекращение всемирного кризиса.
В тысячном году после страстей Господа нашего, – писал бургундский монах Радульф Глабер, – ливни туч грозовых прекратились, повинуясь божественной благодати и милосердию. Небо начало улыбаться… и своей безмятежностью и безоблачностью говорило о великодушии Творца. Вся земля была покрыта приятнейшей зеленью и изобильными плодами, которые обратили голод в бегство.
Для современного историка эта картина занимающейся зари нового благодатного дня может служить хорошей метафорой экономической и культурной истории Европы после тысячного года.
Климат
Улучшение климатических условий, которое началось некоторое время назад, в XI и XII вв., по-видимому, продолжалось. Историки отмечают, что в этот период произошло, в частности, повышение температуры. Оно не могло, конечно, существенно изменить сроки вегетации, но было достаточным для того, чтобы на юге Англии культивировали виноград. Лучшие из английских вин ничуть не уступали французским – по крайней мере так полагали патриотически настроенные авторы того времени. Но потепление имело и свою оборотную сторону: так, мы читаем о появлении во Франции целых туч саранчи. Как изменение климата повлияло на среднюю урожайность, точно не известно, хотя вполне можно предположить, что сократившиеся зимы и более длительные теплые сезоны сыграли благоприятную роль в тех областях, где период вегетации был критически короток, – в Исландии, Скандинавии, Шотландии и, возможно, на центральном плоскогорье Кастилии Месете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115