машина эта — салон на колесах, а по внутренней отделке и антеннам Чарли поняла, что видит перед собой чью-то обожаемую и лелеемую игрушку, снабженную всеми новомодными приспособлениями. Иосиф взял ее под руку, но только подойдя к дверце, она поняла, что он собирается открыть машину. Она смотрела, как он вставил ключ, и тут же щелкнули кнопки всех четырех замков, и вот он уже ведет ее к машине с другой стороны. Что, черт возьми, происходит?
— Тебе она не нравится? — спросил он с безразличием, тут же насторожившим ее. — Другую заказать? Мне казалось, ты питаешь слабость к хорошим машинам.
— Ты хочешь сказать, что нанял ее?
— Не совсем. Мне одолжили ее для нашего путешествия.
Он придерживал дверцу для нее. Но она медлила.
— Кто одолжил?
— Хороший знакомый. Как его зовут?
— Не смеши меня, Чарли. Герберт, Карл... Какая разница! Ты хочешь сказать, что предпочла бы демократичный и неудобный греческий «фиат»?
— Где мои вещи?
— В багажнике. Я распорядился, чтобы Димитрий положил их туда. Хочешь — посмотри и убедись.
— Я не сяду в эту машину, это безобразие!
Тем не менее она села. и в ту же минуту он занял место рядом с ней. На нем теперь были шоферские перчатки. Черные, с дырочками для вентиляции. Должно быть, он держал их в кармане, а в машине надел. Золото на его запястьях ярко блестело, оттеняемое черной кожей. Правил он умело и быстро.
— Часто проделываешь это, да? спросила она громко. — Испытанный трюк? Пригласить даму покататься с ветерком, лететь в никуда быстрее звука?
Молчание. Он внимательно глядел прямо перед собой. Кто он? Боже милостивый, как говорила ее стерва-мамаша, подскажи, кто он такой? Машина вдруг осветилась. Резко обернувшись, Чарли увидела через заднее стекло метрах в ста позади автомобильные фары, они не приближались и не удалялись.
— Это наши или не наши? — спросила она.
И едва успокоившись, вдруг поняла, что еще обратило на себя ее внимание. На заднем сиденье лежал красный пиджак — с медными пуговицами, точь-в-точь, как тогда в Ноттингеме и Йорке. Она могла бы побиться об заклад, что и сшит он так же: немножко старомодно, в стиле 20-х годов.
Она попросила сигарету.
— Почему ты сама не возьмешь в отделении для перчаток? — не поворачивая головы, спросил он.
Она открыла дверцу на приборной доске и увидела несколько пачек «Мальборо». Рядом лежал шелковый шарф и дорогие солнечные очки. Она взяла шарф, понюхала — он пах мужской туалетной водой. Достала сигарету. Рукой в перчатке Иосиф приблизил к ней огонек автомобильной зажигалки.
— Твой приятель изрядный франт, правда?
— О, да! Действительно. А почему ты спрашиваешь?
Этот красный пиджак на заднем сиденье, он твой или его?
Он быстро покосился на нее, словно отдавая должное вопросу.
— Ну, скажем так: его, но он дал мне поносить, — спокойно ответил он, увеличивая скорость.
— Солнечные очки он тебе тоже дал поносить? Они, по-моему, тебе здорово пригодились там, у рампы! Ты ведь завсегдатай, театрал, можно сказать, почетный член группы. По фамилии Рихтховен, так?
— Так.
— А зовут тебя Петер, но имя Иосиф тебе нравится больше. Проживаешь в Вене, ведешь кое-какую торговлю, учишься, всего понемножку. — Она замолчала, но он ничего не сказал на это. — Писать «до востребования», — настойчиво продолжала она. — Почтовый ящик семьсот шестьдесят два, центральный почтамт. Верно?
Он еле заметно кивнул, словно одобряя такую хорошую память. Стрелка спидометра подползла к ста тридцати километрам.
— Национальность неизвестна, видимо, смесь самого таинственного происхождения, — вызывающе бросила она. — Имеются трое детей и две жены. До востребования.
— Жен и детей нет.
— И не было? Или нет в настоящее время?
— В настоящее время.
— Будь добр, сообщи о себе хоть какие-нибудь положительные сведения. Успокой мою душу.
— В качестве положительного сведения сообщаю, что старался лгать тебе как можно меньше, а также, что скоро тебе станет известно множество веских причин, но которым тебе следует сохранять дружбу с нами.
— С кем это с нами? — возмутилась она.
До этого момента он был один. Перемена ей совершенно не понравилась. Они направлялись к шоссе, но он не сбавлял скорости. Она увидела фары двух машин, вот-вот готовых наехать на них сзади, и затаила дыхание.
— Вы, случаем, не поставками оружия занимаетесь? — осведомилась она. вдруг вспомнив его шрамы.
— Нет, Чарли, оружием мы не торгуем.
— «Оружием не торгуем». Может быть. это работорговля?
— И не работорговля.
Она повторила и это.
— Остаются наркотики. Потому что ведь чем-то ты же торгуешь , правда? Только, говоря откровенно, наркотики тоже не по мне. Длинный Ал дает мне пронести свою «травку», когда мы проходим таможню, так я потом сколько дней в себя прийти не могу, такого понатерпишься страха! — Иосиф молчал. — Бери повыше, да? Не вам чета? Птица другого полета? — Она потянулась и выключила радио. — Как насчет того, чтобы остановить машину? На самом деле, а?
— Бросить тебя неизвестно где, на дороге? Ну это уж полный абсурд.
— Останови немедленно! — воскликнула она. — Останови машину, черт тебя дери!
Они проскочили светофор, свернули налево, так резко, что ремень, которым она была пристегнута, натянувшись, перехватил ей дыхание. Она хотела рвануть к себе руль, но рука Иосифа опередила ее. Он еще раз свернул налево и через белые ворога въехал на подъездную аллею, окаймленную азалиями и каким-то кустарником. Дорога петляла, и они вместе с ней. пока не выехали на разворот, а оттуда на усыпанную гравием площадку с бордюром из белых камней. Машина встала. Вслед за ними подъехала и тоже встала, загородив им путь к отступлению, задняя машина. Раздался шелест шагов по гравию. Перед нею был старый загородный дом, утонувший в каких-то красных зарослях. В лучах автомобильных фар цветы казались пятнами свежей крови. Крыльцо тускло освещалось единственной лампочкой. Иосиф выключил двигатель, положил в карман ключ зажигания. Потянувшись через Чарли, открыл ей дверцу, впустив в машину горьковатый и душный запах зелени и назойливый стрекот цикад. Он вышел из машины, но Чарли оставалась сидеть. Ни ветерка, ни малейшего свежего дуновения, только негромкий шелест шагов молодых легконогих людей, со всех сторон окруживших машину. Димитрий, недоросль-шофер с простодушной ухмылкой, Рауль, ангелоподобный хиппи с льняными волосами, разъезжавший на такси в надежде разжиться деньгами у богатого папаши-шведа. Две девушки в джинсах и рубашках навыпуск, те самые, что были с ними на Акрополе и — теперь, разглядев их получше, она вспомнила, — попадались ей несколько раз у магазинных витрин на Миконосе. Услышав, что кто-то открывает багажник, она рванулась из машины.
— Моя гитара!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
— Тебе она не нравится? — спросил он с безразличием, тут же насторожившим ее. — Другую заказать? Мне казалось, ты питаешь слабость к хорошим машинам.
— Ты хочешь сказать, что нанял ее?
— Не совсем. Мне одолжили ее для нашего путешествия.
Он придерживал дверцу для нее. Но она медлила.
— Кто одолжил?
— Хороший знакомый. Как его зовут?
— Не смеши меня, Чарли. Герберт, Карл... Какая разница! Ты хочешь сказать, что предпочла бы демократичный и неудобный греческий «фиат»?
— Где мои вещи?
— В багажнике. Я распорядился, чтобы Димитрий положил их туда. Хочешь — посмотри и убедись.
— Я не сяду в эту машину, это безобразие!
Тем не менее она села. и в ту же минуту он занял место рядом с ней. На нем теперь были шоферские перчатки. Черные, с дырочками для вентиляции. Должно быть, он держал их в кармане, а в машине надел. Золото на его запястьях ярко блестело, оттеняемое черной кожей. Правил он умело и быстро.
— Часто проделываешь это, да? спросила она громко. — Испытанный трюк? Пригласить даму покататься с ветерком, лететь в никуда быстрее звука?
Молчание. Он внимательно глядел прямо перед собой. Кто он? Боже милостивый, как говорила ее стерва-мамаша, подскажи, кто он такой? Машина вдруг осветилась. Резко обернувшись, Чарли увидела через заднее стекло метрах в ста позади автомобильные фары, они не приближались и не удалялись.
— Это наши или не наши? — спросила она.
И едва успокоившись, вдруг поняла, что еще обратило на себя ее внимание. На заднем сиденье лежал красный пиджак — с медными пуговицами, точь-в-точь, как тогда в Ноттингеме и Йорке. Она могла бы побиться об заклад, что и сшит он так же: немножко старомодно, в стиле 20-х годов.
Она попросила сигарету.
— Почему ты сама не возьмешь в отделении для перчаток? — не поворачивая головы, спросил он.
Она открыла дверцу на приборной доске и увидела несколько пачек «Мальборо». Рядом лежал шелковый шарф и дорогие солнечные очки. Она взяла шарф, понюхала — он пах мужской туалетной водой. Достала сигарету. Рукой в перчатке Иосиф приблизил к ней огонек автомобильной зажигалки.
— Твой приятель изрядный франт, правда?
— О, да! Действительно. А почему ты спрашиваешь?
Этот красный пиджак на заднем сиденье, он твой или его?
Он быстро покосился на нее, словно отдавая должное вопросу.
— Ну, скажем так: его, но он дал мне поносить, — спокойно ответил он, увеличивая скорость.
— Солнечные очки он тебе тоже дал поносить? Они, по-моему, тебе здорово пригодились там, у рампы! Ты ведь завсегдатай, театрал, можно сказать, почетный член группы. По фамилии Рихтховен, так?
— Так.
— А зовут тебя Петер, но имя Иосиф тебе нравится больше. Проживаешь в Вене, ведешь кое-какую торговлю, учишься, всего понемножку. — Она замолчала, но он ничего не сказал на это. — Писать «до востребования», — настойчиво продолжала она. — Почтовый ящик семьсот шестьдесят два, центральный почтамт. Верно?
Он еле заметно кивнул, словно одобряя такую хорошую память. Стрелка спидометра подползла к ста тридцати километрам.
— Национальность неизвестна, видимо, смесь самого таинственного происхождения, — вызывающе бросила она. — Имеются трое детей и две жены. До востребования.
— Жен и детей нет.
— И не было? Или нет в настоящее время?
— В настоящее время.
— Будь добр, сообщи о себе хоть какие-нибудь положительные сведения. Успокой мою душу.
— В качестве положительного сведения сообщаю, что старался лгать тебе как можно меньше, а также, что скоро тебе станет известно множество веских причин, но которым тебе следует сохранять дружбу с нами.
— С кем это с нами? — возмутилась она.
До этого момента он был один. Перемена ей совершенно не понравилась. Они направлялись к шоссе, но он не сбавлял скорости. Она увидела фары двух машин, вот-вот готовых наехать на них сзади, и затаила дыхание.
— Вы, случаем, не поставками оружия занимаетесь? — осведомилась она. вдруг вспомнив его шрамы.
— Нет, Чарли, оружием мы не торгуем.
— «Оружием не торгуем». Может быть. это работорговля?
— И не работорговля.
Она повторила и это.
— Остаются наркотики. Потому что ведь чем-то ты же торгуешь , правда? Только, говоря откровенно, наркотики тоже не по мне. Длинный Ал дает мне пронести свою «травку», когда мы проходим таможню, так я потом сколько дней в себя прийти не могу, такого понатерпишься страха! — Иосиф молчал. — Бери повыше, да? Не вам чета? Птица другого полета? — Она потянулась и выключила радио. — Как насчет того, чтобы остановить машину? На самом деле, а?
— Бросить тебя неизвестно где, на дороге? Ну это уж полный абсурд.
— Останови немедленно! — воскликнула она. — Останови машину, черт тебя дери!
Они проскочили светофор, свернули налево, так резко, что ремень, которым она была пристегнута, натянувшись, перехватил ей дыхание. Она хотела рвануть к себе руль, но рука Иосифа опередила ее. Он еще раз свернул налево и через белые ворога въехал на подъездную аллею, окаймленную азалиями и каким-то кустарником. Дорога петляла, и они вместе с ней. пока не выехали на разворот, а оттуда на усыпанную гравием площадку с бордюром из белых камней. Машина встала. Вслед за ними подъехала и тоже встала, загородив им путь к отступлению, задняя машина. Раздался шелест шагов по гравию. Перед нею был старый загородный дом, утонувший в каких-то красных зарослях. В лучах автомобильных фар цветы казались пятнами свежей крови. Крыльцо тускло освещалось единственной лампочкой. Иосиф выключил двигатель, положил в карман ключ зажигания. Потянувшись через Чарли, открыл ей дверцу, впустив в машину горьковатый и душный запах зелени и назойливый стрекот цикад. Он вышел из машины, но Чарли оставалась сидеть. Ни ветерка, ни малейшего свежего дуновения, только негромкий шелест шагов молодых легконогих людей, со всех сторон окруживших машину. Димитрий, недоросль-шофер с простодушной ухмылкой, Рауль, ангелоподобный хиппи с льняными волосами, разъезжавший на такси в надежде разжиться деньгами у богатого папаши-шведа. Две девушки в джинсах и рубашках навыпуск, те самые, что были с ними на Акрополе и — теперь, разглядев их получше, она вспомнила, — попадались ей несколько раз у магазинных витрин на Миконосе. Услышав, что кто-то открывает багажник, она рванулась из машины.
— Моя гитара!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151