Если только, конечно, Игореша сможет прийти, вздыхала девушка. Ведь ему так тяжело учиться в своем строительном, «сопромат» совсем замучил…
- Преподаватель у них по «сопромату» по фамилии Зверяев, ну точно зверь! - делилась Маринка с подружками. - По тридцать раз заставляет одно и то же место проходить, задает много, до поздней ночи учить приходится. А то еще требует, чтобы в воскресенье к нему на дачу ехали, огород перекапывали под зиму. Не то, грозится, зачет не поставлю…
Девчонки слушали и сочувственно качали головой. И поражались - и чего это Маринка нашла в своем Игореше? Долговязый да хилый. Только что студент…
- Ой, боюсь его родителей, - вздыхала Маринка, - как они еще меня примут? Отец у него строгий, майор, военный строитель.
И она утыкалась носом в очередную книжку в ожидании нескорого свидания.
Однажды Игореша, устав от поцелуев под сенью багряных кленов и от бесплодного вожделения, все же уговорил Маринку отправиться к своему другу. «Друг» Игореши обитал в частном доме на самой окраине городе, добираться к нему пришлось на трамвае с пересадкой. Ему принадлежала одна половина покосившегося дома, а другую половину занимал глухой, выживший из ума дед.
Маринка толкнула дверь в горницу. Петли неохотно скрипнули, заныли в полный голос. Комната была заставлена какими-то ветхими вещами, завалена ношеной обувью. Мягко горела печурка, отбрасывая беглые оранжевые блики на стены, оклеенные обоями с выцветшими колокольчиками. Комната казалась нежилой, необитаемой. Вместо постели на топчан в углу комнаты были накиданы старые тряпки, а поверх брошено истлевшее лоскутное одеяло. Запах стоял затхлый, как на складе. Маринке показалось, что в полумраке тускло сверкнули желтоватым огнем пуговицы военной шинели. Да нет, показалось.
- Тут всякое барахло валяется, - смущенно поведал Игореша и притворил дверь. - Не ходи, там мышей полно…
Они опустились на твердый, пропахший кислым топчан и робко замерли, впервые очутившись наедине. Чуть отдышавшись и привыкнув к полумраку, Игореша отважился и с размаху впился в Маринкины сжатые губы. А потом осторожно повалил ее на комкастые, пропахшие мышами подушки, взволнованными пальцами нашаривая пуговицу материного выходного платья.
Маринка не боялась того, что происходит. Она просто думала, что так и надо. Ведь это, наверное, и есть любовь…
***
- Там, за углом, остановка, а дальше ты знаешь, - сбивчиво объяснил Игореша, застегиваясь на ходу.
- А может, останемся еще ненадолго? - робко предложила Маринка.
- Ой, я так спешу, - оправдывался ее возлюбленный. - Надо еще столько выучить! Завтра Зверяев зачет грозится устроить…
Маринка, вздохнув, поцеловала его на прощание и грустно потопала в общежитие. Выйдя на улицу, она внезапно услышала за спиной тяжелые шаги. Из знакомого дома выбежала какая-то фигура в длиннополом одеянии и, перемахнув через забор, помчалась прочь. Тускло сверкнули при свете уличного фонаря золотые пуговицы, блеснула кокарда на фуражке… Неужели показалось?
«Солдатик!» - подумала Маринка и с облегчением выдохнула. Солдат она, воспитанная советской пропагандой, не боялась - служивые люди на страже Родины, наша надежда и оплот…
Наполненная тем, что с ней сегодня произошло, она чувствовала себя счастливой, потрясенной. Ей жалко было, что мать ничего не знает об этом, не знает ничего об Игореше, ее будущем муже. Ибо отныне девушка думала о возлюбленном только как о настоящем и единственном супруге. Но думал ли так он?
***
Игореша едва успел из увольнения на вечернее построение. По пути пришлось перемахнуть несколько заборов, - он неумолимо опаздывал. Родная казарма приветливо светилась желтоватыми окнами. За зелеными воротами с алой звездой, за высоким бетонным забором вольготно раскинулась часть военных строителей.
«Ужин пропустил!» - с тоской подумал Игореша, ощутив сосущую боль под ложечкой. После вечернего бурного свидания ему дьявольски хотелось есть.
- Стой, доложись! - взревел майор Зверяев, когда в строй прошмыгнула долговязая фигура, опасливо сверкнув стеклами очков.
Майор заявился в расположение части с проверкой, когда его никто не ждал. Он был сильно пьян, но держался, как всегда, яростно и непримиримо. А это значило, что роту ожидают многочасовая поверка на плацу и бесчисленное множество нарядов вне очереди.
- Худайбердыев, подворотничок грязный! Три наряда вне очереди!
Тощий смуглый казах испуганно дернулся, как от удара током.
- Казюлин! Руки! Отрастил когти как у орла, хоть по деревьям лазай…
Доходяга Казюлин приготовился к худшему.
- Милютин! (Дошла очередь и до робкого Игореши.) Каковы обязанности часового на посту?
- Часовой… обязан… - Игореша смутился, сглотнул слюну и потрясенно замолчал.
- Три наряда вне очереди!..
- Есть, товарищ майор! - вскинул руку к виску боец и с тоской подумал: значит, опять придется в следующее воскресенье, вместо свидания, под командой жены Зверя, сварливой и придирчивой дамы, больной базедовой болезнью, копать картошку на майорской даче.
- Вот что, бойцы! - извергая изо рта клубы трехдневного перегара, как мифологический дракон, начал проповедь Зверяев. - Когда я учился в военном училище, сопромат нам преподавал один майор… Ну чистый зверь! Так вот, бойцы, скажу я вам, что даже металл устает от нагрузки…
Уже лежа в койке после отбоя, Игореша запоздало вспомнил, что забыл написать письмо домой, в Саратов.
- Эй, Шпала! - крикнул ему с соседнего второго яруса «дедушка» Цыплявый. - Харэ спать, ключ гони!
- Какой ключ? А, - очнулся от раздумий Игореша. Перегнулся с койки и нашарил в кармане форменного хэбэ гремящую связку. - Лови!
- Все нормально? - справился Цыплявый, поймав ключ. - Как прошла разведка боем?
Игорек показал большой палец.
- Что, целкой оказалась?
Игореша смутился и замолчал. Ему было отчего-то неприятно, что Цыплявый лезет в его личные дела и говорит о Маринке таким пренебрежительным тоном. Девушка ему действительно нравилась.
- Слышь, пацаны! - громким шепотом встрял в разговор сержант Муля. - Хату в следующее воскресенье не занимать, я одну девчонку сегодня на Плешке подцепил, поведу ее на обработку.
- Мне-то что теперь, - вздохнул Игореша. - Меня Зверяев опять на дачу погонит.
- Смотри не схвати триппер, как с той кралей с вокзала, - ехидно прыснул Цыплявый.
- Не твоя печаль чужих детей качать, - холодно отозвался Муля и через минуту уже раскатисто захрапел, вздымая мощной грудью колючее казенное одеяло.
***
А Маринка между тем уже давно все решила для себя: летом они с Игорешей поженятся и поедут в Саратов, знакомиться с родителями жениха. А потом и в Мурмыш наведаются.
Девушка представляла, как она идет по улице под ручку с возлюбленным, не опасаясь ничьих осуждающих взоров, и как вокруг них, улюлюкая, носится ребятня, и брат Валька, поднимая пятками тучи пыли, мчится домой предупредить мать, что «уже идут».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- Преподаватель у них по «сопромату» по фамилии Зверяев, ну точно зверь! - делилась Маринка с подружками. - По тридцать раз заставляет одно и то же место проходить, задает много, до поздней ночи учить приходится. А то еще требует, чтобы в воскресенье к нему на дачу ехали, огород перекапывали под зиму. Не то, грозится, зачет не поставлю…
Девчонки слушали и сочувственно качали головой. И поражались - и чего это Маринка нашла в своем Игореше? Долговязый да хилый. Только что студент…
- Ой, боюсь его родителей, - вздыхала Маринка, - как они еще меня примут? Отец у него строгий, майор, военный строитель.
И она утыкалась носом в очередную книжку в ожидании нескорого свидания.
Однажды Игореша, устав от поцелуев под сенью багряных кленов и от бесплодного вожделения, все же уговорил Маринку отправиться к своему другу. «Друг» Игореши обитал в частном доме на самой окраине городе, добираться к нему пришлось на трамвае с пересадкой. Ему принадлежала одна половина покосившегося дома, а другую половину занимал глухой, выживший из ума дед.
Маринка толкнула дверь в горницу. Петли неохотно скрипнули, заныли в полный голос. Комната была заставлена какими-то ветхими вещами, завалена ношеной обувью. Мягко горела печурка, отбрасывая беглые оранжевые блики на стены, оклеенные обоями с выцветшими колокольчиками. Комната казалась нежилой, необитаемой. Вместо постели на топчан в углу комнаты были накиданы старые тряпки, а поверх брошено истлевшее лоскутное одеяло. Запах стоял затхлый, как на складе. Маринке показалось, что в полумраке тускло сверкнули желтоватым огнем пуговицы военной шинели. Да нет, показалось.
- Тут всякое барахло валяется, - смущенно поведал Игореша и притворил дверь. - Не ходи, там мышей полно…
Они опустились на твердый, пропахший кислым топчан и робко замерли, впервые очутившись наедине. Чуть отдышавшись и привыкнув к полумраку, Игореша отважился и с размаху впился в Маринкины сжатые губы. А потом осторожно повалил ее на комкастые, пропахшие мышами подушки, взволнованными пальцами нашаривая пуговицу материного выходного платья.
Маринка не боялась того, что происходит. Она просто думала, что так и надо. Ведь это, наверное, и есть любовь…
***
- Там, за углом, остановка, а дальше ты знаешь, - сбивчиво объяснил Игореша, застегиваясь на ходу.
- А может, останемся еще ненадолго? - робко предложила Маринка.
- Ой, я так спешу, - оправдывался ее возлюбленный. - Надо еще столько выучить! Завтра Зверяев зачет грозится устроить…
Маринка, вздохнув, поцеловала его на прощание и грустно потопала в общежитие. Выйдя на улицу, она внезапно услышала за спиной тяжелые шаги. Из знакомого дома выбежала какая-то фигура в длиннополом одеянии и, перемахнув через забор, помчалась прочь. Тускло сверкнули при свете уличного фонаря золотые пуговицы, блеснула кокарда на фуражке… Неужели показалось?
«Солдатик!» - подумала Маринка и с облегчением выдохнула. Солдат она, воспитанная советской пропагандой, не боялась - служивые люди на страже Родины, наша надежда и оплот…
Наполненная тем, что с ней сегодня произошло, она чувствовала себя счастливой, потрясенной. Ей жалко было, что мать ничего не знает об этом, не знает ничего об Игореше, ее будущем муже. Ибо отныне девушка думала о возлюбленном только как о настоящем и единственном супруге. Но думал ли так он?
***
Игореша едва успел из увольнения на вечернее построение. По пути пришлось перемахнуть несколько заборов, - он неумолимо опаздывал. Родная казарма приветливо светилась желтоватыми окнами. За зелеными воротами с алой звездой, за высоким бетонным забором вольготно раскинулась часть военных строителей.
«Ужин пропустил!» - с тоской подумал Игореша, ощутив сосущую боль под ложечкой. После вечернего бурного свидания ему дьявольски хотелось есть.
- Стой, доложись! - взревел майор Зверяев, когда в строй прошмыгнула долговязая фигура, опасливо сверкнув стеклами очков.
Майор заявился в расположение части с проверкой, когда его никто не ждал. Он был сильно пьян, но держался, как всегда, яростно и непримиримо. А это значило, что роту ожидают многочасовая поверка на плацу и бесчисленное множество нарядов вне очереди.
- Худайбердыев, подворотничок грязный! Три наряда вне очереди!
Тощий смуглый казах испуганно дернулся, как от удара током.
- Казюлин! Руки! Отрастил когти как у орла, хоть по деревьям лазай…
Доходяга Казюлин приготовился к худшему.
- Милютин! (Дошла очередь и до робкого Игореши.) Каковы обязанности часового на посту?
- Часовой… обязан… - Игореша смутился, сглотнул слюну и потрясенно замолчал.
- Три наряда вне очереди!..
- Есть, товарищ майор! - вскинул руку к виску боец и с тоской подумал: значит, опять придется в следующее воскресенье, вместо свидания, под командой жены Зверя, сварливой и придирчивой дамы, больной базедовой болезнью, копать картошку на майорской даче.
- Вот что, бойцы! - извергая изо рта клубы трехдневного перегара, как мифологический дракон, начал проповедь Зверяев. - Когда я учился в военном училище, сопромат нам преподавал один майор… Ну чистый зверь! Так вот, бойцы, скажу я вам, что даже металл устает от нагрузки…
Уже лежа в койке после отбоя, Игореша запоздало вспомнил, что забыл написать письмо домой, в Саратов.
- Эй, Шпала! - крикнул ему с соседнего второго яруса «дедушка» Цыплявый. - Харэ спать, ключ гони!
- Какой ключ? А, - очнулся от раздумий Игореша. Перегнулся с койки и нашарил в кармане форменного хэбэ гремящую связку. - Лови!
- Все нормально? - справился Цыплявый, поймав ключ. - Как прошла разведка боем?
Игорек показал большой палец.
- Что, целкой оказалась?
Игореша смутился и замолчал. Ему было отчего-то неприятно, что Цыплявый лезет в его личные дела и говорит о Маринке таким пренебрежительным тоном. Девушка ему действительно нравилась.
- Слышь, пацаны! - громким шепотом встрял в разговор сержант Муля. - Хату в следующее воскресенье не занимать, я одну девчонку сегодня на Плешке подцепил, поведу ее на обработку.
- Мне-то что теперь, - вздохнул Игореша. - Меня Зверяев опять на дачу погонит.
- Смотри не схвати триппер, как с той кралей с вокзала, - ехидно прыснул Цыплявый.
- Не твоя печаль чужих детей качать, - холодно отозвался Муля и через минуту уже раскатисто захрапел, вздымая мощной грудью колючее казенное одеяло.
***
А Маринка между тем уже давно все решила для себя: летом они с Игорешей поженятся и поедут в Саратов, знакомиться с родителями жениха. А потом и в Мурмыш наведаются.
Девушка представляла, как она идет по улице под ручку с возлюбленным, не опасаясь ничьих осуждающих взоров, и как вокруг них, улюлюкая, носится ребятня, и брат Валька, поднимая пятками тучи пыли, мчится домой предупредить мать, что «уже идут».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65