Чувствовал себя на своем месте. Город потихоньку оживал, смена двигалась к завершению, и вот уже появились первые люди на улицах – сонные и встрепанные, словно пробужденные посреди сияющего полудня ночные совы. Гудят машины с обледенелыми стеклами, в воздух взмывают первые сизые струйки выхлопного газа, сегодня тесно братающегося с искристым водяным паром. Зима на улице. Предновогодье.
Осталось лишь два дома – панельные близнецы, стоящие друг напротив друга, словно помятые серые отражения одного единственного здания и зажимающие между собой прямоугольный участок заснеженного двора. На плоских крышах снег, а чуть вышел жмурятся гаснущие звезды.
Сюда тоже зайти и все – на почту. Разбирать, сортировать, ставить сизые штемпели. Что делать, сотрудников не хватает.
А в этом здании тоже есть свои любители. Сюда идет журнал о собаководстве с мохнатыми зверюгами на обложке, и газета посвященная веб дизайну с еще более кошмарными иероглифами, чем в научных журналах, и поэтический тонкий сборник, который влачит жалкое существование уже не первый год. Приходит сюда и детский журнал – тут краски становятся по истине абсолютно кислотными, так, что глаза начинает резать.
Обычный, в общем то, набор. Константин добрался да заснеженных ступенек в подъезд и в некотором замешательстве остановился.
Вот те на!
Письмо лежало на ступенях. На самом видном месте. И с недавних пор лежало – даже снег, как следует, не успел припорошить.
Потерял кто, когда выходил из подъезда? Ну кто же так с письмами!
Поляков вздохнул недовольный людской рассеянностью. Сами же потом жалеть будут, растеряши. Ну а его дело письмо поднять. Кому как не ему – почтальону. Это его прямая обязанность.
Он стоял у ступенек, держал конверт в руке и силился разглядеть адресата. Ого! А его ведь нет. Вернее есть, да он не живой.
«В дом номер такой то, улица такая та», и город тоже указан. Что же это, выходит, письмо всему дому отослали? Чудеса под новый год! И потеряли послание уже перед самым входом. Рука непроизвольно тянулась почесать в затылке, но мешала толстая вязаная шапка.
Чуть помедлив, Константин принял решение – он доставит письмо сам. Исправит ошибку неведомого и нерадивого почтальона. Письма терять, это последнее дело. Особенно такие.
Все еще держа конверт в руке, зашел в подъезд, рассеянно кивнул консьержке и получил в ответ холодный неприязненный взгляд – почтальонов она не любила. Перед набором почтовых ящиков – одинаковых с лица и крашенных унылой зеленой краской остановился в некотором недоумении.
Легко сказать доставить письмо. А кому прикажете его доставлять, если адресовано всему дому?
– Задачка… – сказал Константин.
Он снова посмотрел на конверт. Странный какой-то, бумага плотная, белая, шелковистая на ощупь. Уж не веленевая ли? И почерк фиолетовыми чернилами. Коллективное послание засекреченной организации анонимов соборному разуму панельной многоэтажки.
Ну не бросать же его здесь!
– «И что ты будешь делать, Костя-почтальон?» – спросил Поляков сам себя, – «Это ведь можно сказать тест твой на профпригодность! Да что там, на мораль тест, на порядочность!»
Может очень важное это письмо, и зависит от него многое. Может быть, люди, что отправляли, его истово молились, лишь бы дошло. А что? Все может быть!
Женщины всегда говорили Константину, что он похож на большого ребенка. Сам он считал, что просто остался в душе молодым. Если вспомнить его детство – проведенное среди запаха сургуча, чернил, хруста желтоватой плотной бумаги и канцелярских скрепок в крохотной конторке его отца, также почтового работника, в этом не было ничего удивительного.
С таким детством точно потом будешь играть всю жизнь. Носить тяжелую сумку на ремне и воображать себя рыцарем без страха и упрека.
Письмо само не дойдет. Ноги письма – это почтальон.
Не доставить его – опозориться перед самим собой. И потому, более не медля ни минуты, Константин Поляков углубился в хитросплетения коридоров, а далее в угластую спираль лестничных пролетов.
Адресат живет здесь – в этом он был уверен, а, следовательно, адресата можно найти.
Первый же звонок в дверь извлек на свет божий небритую глыбастую личность с похмельной тоской во взгляде. На вопрос «Не ваше ли это письмо» личность чуть помолчала, соображая, а потом изрекла сакральное:
– Мужик, ты дурак?
– Я… – сказал Константин, но был оборван.
– Какое на хрен письмо? – осведомился жилец и стало ясно, что этот тип писем не получал уже много-много лет. Конечно, кто такому напишет, отморозку.
Поспешно откланявшись, Константин поспешил выше, вдавливая кнопки звонков – разнообразных по форме, круглых, квадратных, треугольных и модерново биодизайновых.
Иногда на звонки откликались, и иногда в распахнутой двери появлялся заспанный обыватель. А чаще никто не появлялся, а просто подозрительный голос с затаенной опаской вопрошал: «Кто там?» или «вам кого?» или даже «что вам надо?» причем таким тоном, словно в задверенье были твердо уверенны, что он пришел сюда ограбить квартиру, а их самих поубивать страшным и мучительным способом. Эти последние ему так и не открывали, ничуть не поверив в то, что он почтальон.
Почтальоны не ходят по квартирам – это да.
Как бы то ни было, ответ всегда был один: нет, не знаем, не видели, молодой человек вы, по моему, дурью занимаетесь. Странный конверт мялся в руках, его брали, смотрели чуть удивленно, а потом поспешно возвращали почтальону. Как правило с уверениями в безнадежности его задачи.
– Ну тебе что, больше всех надо? – толстая неестественно крашенная под блондинку тетка с десятого этажа возвратила Константину успевший поднадоесть конверт, – Не твое ж письмо. Да и адрес какой-то дурацкий. Кинь ты его, пусть лежит!
– Да не могу я его кинуть, – вздохнул Поляков, – люди ж писали, старались, надеялись что б дошло. Вам бы понравилось, если бы ваше письмо вот так вот в снег забросили?
Тетка помолчала, вглядываясь в него – по виду типичная продавщица с вещевого рынка.
Типичнейшая. Может быть, вспоминала, кому когда в последний раз писала такое письмо.
Такое, чтобы страстно желалось ему дойти.
– У вас на почте все такие? – спросила, наконец, она.
– Нет, – ответил Константин сухо, пряча письмо в сумку, – Ну если вы не знаете, то я пойду. Мне еще четыре этажа обходить.
– Постой, – после паузы сказала наверное-продавщица-с-вещевого-рынка, – дай-ка мне еще раз глянуть.
– Что, вспомнили, что прийти должно? – Поляков извлек конверт и передал собеседнице.
– Не… не должно. С таким адресом оно вообще никуда не придет, – она вгляделась в письмо, в писанный фиолетовыми забавными чернилами адрес, – То-то я смотрю почерк знакомый.
– Узнали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164