Мне даже казалось, что я внушаю ему желание войти.
Но я продолжала лежать с полузакрытыми глазами, делая вид, что сплю.
А он все стоял и не двигался.
Я подавила побуждение позвать его. Разве можно было дать ему войти в мою комнату в ночное время? Это означало бы только одно.
Я не должна… Но мне хотелось, чтобы он вошел.
Я слышала, как громко стучит мое сердце, крепче закрыла, глаза… и ждала.
Потом почувствовала, что тень исчезла, и взглянула на дверь. Его уже не было.
Я мало спала в ту ночь, но мое падение не имело к этому отношения.
Утром он ничего не сказал о ночном инциденте, только спросил, как я спала.
— С перерывами, — ответила я. . Он кивнул.
— После такого потрясения, это не удивительно.
Мне хотелось спросить у него: «Почему прошлой ночью вы стояли за моей дверью?» Но я не спросила, а он выглядел совсем другим при утреннем свете. Вчерашней близости уже не было, он казался почти отчужденным.
— После завтрака мы должны сразу же выехать. Ваша мать будет беспокоиться. Вы не боитесь ехать на гнедой?
— Нисколько. Это произошло по моей неосторожности, следовало быть более внимательной. Бедное животное измучилось на этой каменистой тропинке.
— Да, вы слишком хорошая наездница для того, чтобы вам помешал какой-то осколок.
Мы позавтракали, как принято во Франции: кофе с булочками, маслом и медом. Я чувствовала себя нормально, за исключением легкой скованности в движениях.
Он посмотрел на меня немного озабоченно.
— А головокружение совсем прошло? — Я кивнула.
— Ваши ушибы будут еще некоторое время напоминать вам о случившемся.
— Я буду помнить об этом и после.
— Мы оба этого дня не забудем, правда?
— Так вы тоже будете помнить?
— Конечно.
Он поехал вперед, так как дорога стала слишком узкой для двоих. Вскоре горы остались позади.
Когда мы приехали, Эвертон вышла к нам навстречу.
— Госпожа так беспокоилась, — сказала она.
— Разве вы не получили моей записки? Конюх из таверны…
— Да, да, — подтвердила Эвертон, — но ваша мать очень расстроилась.
— Мисс Трессидор тоже была расстроена, — вставил Поль.
Он спрыгнул на землю и помог мне спуститься.
— Если хотите, я подожду и поговорю с вашей матерью? — спросил он.
Я покачала головой.
— Нет. Лучше мне войти к ней одной.
— В таком случае, до свидания.
Прощаясь, он заглянул мне в лицо с каким-то непроницаемым выражением.
И уехал.
Мама сидела в постели. На ночном столике стояла пустая чашка из-под шоколада.
— Кэролайн! Дитя мое! Я так тревожилась.
— Я надеялась, что моя записка все вам объяснит.
— Мое дорогое дитя, так задержаться… с этим человеком!
— Это был несчастный случай, мама.
— Да, так мне и сообщили…
— Вы хотите сказать, что сомневаетесь в этом? Я покажу вам свои ушибы.
Интересно, подумала я, какие сказки рассказывала она своему мужу, уходя на свидание? Я начинала относиться к маме с большой долей критицизма. Это все нервы, сказала я себе, последствия шока. Но мои мысли были заняты не падением. Я думала о Поле, о том, как он стоял за моей дверью. Я была уверена, что он боролся со своей совестью и она помешала ему войти. Чтобы он почувствовал, узнав, что я тоже хотела этого? Я была еще очень наивна, многого не понимала и, без сомнения, не замедлила бы выдать ему свои чувства.
Мама продолжала говорить:
— Что будут думать люди? Эвертон, Мари, Жак, Дюбюсоны… все.
— Эвертон будет думать то, что вы скажете ей, а Мари и Жак то, что скажу им я, Дюбюсоны и Клэрмоны неспособны плохо подумать ни о ком. Что касается всех остальных — «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает».
— Твое вечное умничанье. Оливия совсем иначе вела себя.
— Прошу вас, мама, — сказала я. — Я очень устала. Ведь я упала с лошади, а теперь хотела бы пойти к себе и отдохнуть. Я зашла к вам только сказать, что я вернулась.
— А где мистер Лэндовер?
— Он уехал, чтобы отвести лошадей.
— Ну, что ж, надеюсь, никто его не видел, а слуги сплетничать не будут.
— Мне все равно, если и будут, мама. Я рассказала вам, что произошло, а если люди этому не поверят, тем хуже для них.
— Ты становишься таким диктатором, Кэролайн, — сказала мама.
— Может быть, я здесь уже слишком долго, — парировала я, — и вы хотели бы, чтобы я уехала?
Ее лицо сморщилось.
— Как ты можешь так говорить? Ведь ты знаешь, что я против твоего отъезда. При одной мысли о нем, я просто заболеваю.
— В таком случае, — холодно заметила я, — не заставляйте меня стремиться уехать, мама.
Она удивленно посмотрела на меня и медленно произнесла:
— Ты делаешься очень жесткой, Кэролайн.
Я подумала: «Да, мне и самой так кажется».
В тот же день после полудня Поль зашел повидаться со мной.
Я была рада, что никого поблизости не оказалось. Мари поехала с Жаком в город, чтобы купить кое-какие припасы, мама отдыхала, Эвертон, должно быть, тоже.
Я услышала стук копыт, вышла на крыльцо и увидела, как он спускается с лошади.
Его первые слова были:
— Как вы себя чувствуете?
— Совсем хорошо.
— Это точно? Никаких последствий падения?
— Никаких, кроме легких ушибов, но это и так было известно.
— Для меня это такое облегчение. А сейчас я пришел попрощаться. Завтра я уезжаю.
— О! — Мне кажется, мое разочарование было написано у меня на лице. — Пойдемте лучше в сад. На солнце совсем тепло.
Мы спустились в сад.
— Я не предполагал, что мне придется так поспешно уехать, — объяснил Поль, — и надеялся, что нам удастся совершить еще не одну экскурсию в горы.
— С более удачными результатами, — добавила я, стараясь говорить беззаботно.
— Это было настоящее приключение, правда?
— У вас не было неприятностей из-за задержки лошадей?
— Нет. Владелец сказал, что в горах всякое может приключиться с людьми непривычными. Могу я передать мисс Трессидор, что вы скоро приедете?
— Скажите ей, что я очень хочу приехать. Ведь вы знаете, я совсем уже была готова в тот раз, но мне помешала болезнь мамы.
— И вы боитесь, что она снова может заболеть, если вы решите ехать? — Он внезапно замолчал. — Вероятно, я не должен был говорить этого. Но вам не следует оставаться здесь слишком долго, поверьте.
— Очень трудно знать, что следует делать, а чего не следует. Но со временем я разберусь.
— Я скажу мисс Трессидор, что вам очень хочется навестить ее и что вы приедете, как только это будет возможно. Могу я передать ей это от вас?
— Да, пожалуйста.
— Я буду с нетерпением ждать новой встречи с вами.
— Это и мне будет приятно.
— Мне хотелось бы остаться здесь подольше.
Мы молча прошли к скамейке у каменной стены и сели.
— В котором часу вы уезжаете? — спросила я.
— На рассвете. Это такое долгое путешествие. Поезд довезет меня только до Парижа, там мне придется сделать пересадку, потом пересечь канал и снова сесть на поезд до Корнуолла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Но я продолжала лежать с полузакрытыми глазами, делая вид, что сплю.
А он все стоял и не двигался.
Я подавила побуждение позвать его. Разве можно было дать ему войти в мою комнату в ночное время? Это означало бы только одно.
Я не должна… Но мне хотелось, чтобы он вошел.
Я слышала, как громко стучит мое сердце, крепче закрыла, глаза… и ждала.
Потом почувствовала, что тень исчезла, и взглянула на дверь. Его уже не было.
Я мало спала в ту ночь, но мое падение не имело к этому отношения.
Утром он ничего не сказал о ночном инциденте, только спросил, как я спала.
— С перерывами, — ответила я. . Он кивнул.
— После такого потрясения, это не удивительно.
Мне хотелось спросить у него: «Почему прошлой ночью вы стояли за моей дверью?» Но я не спросила, а он выглядел совсем другим при утреннем свете. Вчерашней близости уже не было, он казался почти отчужденным.
— После завтрака мы должны сразу же выехать. Ваша мать будет беспокоиться. Вы не боитесь ехать на гнедой?
— Нисколько. Это произошло по моей неосторожности, следовало быть более внимательной. Бедное животное измучилось на этой каменистой тропинке.
— Да, вы слишком хорошая наездница для того, чтобы вам помешал какой-то осколок.
Мы позавтракали, как принято во Франции: кофе с булочками, маслом и медом. Я чувствовала себя нормально, за исключением легкой скованности в движениях.
Он посмотрел на меня немного озабоченно.
— А головокружение совсем прошло? — Я кивнула.
— Ваши ушибы будут еще некоторое время напоминать вам о случившемся.
— Я буду помнить об этом и после.
— Мы оба этого дня не забудем, правда?
— Так вы тоже будете помнить?
— Конечно.
Он поехал вперед, так как дорога стала слишком узкой для двоих. Вскоре горы остались позади.
Когда мы приехали, Эвертон вышла к нам навстречу.
— Госпожа так беспокоилась, — сказала она.
— Разве вы не получили моей записки? Конюх из таверны…
— Да, да, — подтвердила Эвертон, — но ваша мать очень расстроилась.
— Мисс Трессидор тоже была расстроена, — вставил Поль.
Он спрыгнул на землю и помог мне спуститься.
— Если хотите, я подожду и поговорю с вашей матерью? — спросил он.
Я покачала головой.
— Нет. Лучше мне войти к ней одной.
— В таком случае, до свидания.
Прощаясь, он заглянул мне в лицо с каким-то непроницаемым выражением.
И уехал.
Мама сидела в постели. На ночном столике стояла пустая чашка из-под шоколада.
— Кэролайн! Дитя мое! Я так тревожилась.
— Я надеялась, что моя записка все вам объяснит.
— Мое дорогое дитя, так задержаться… с этим человеком!
— Это был несчастный случай, мама.
— Да, так мне и сообщили…
— Вы хотите сказать, что сомневаетесь в этом? Я покажу вам свои ушибы.
Интересно, подумала я, какие сказки рассказывала она своему мужу, уходя на свидание? Я начинала относиться к маме с большой долей критицизма. Это все нервы, сказала я себе, последствия шока. Но мои мысли были заняты не падением. Я думала о Поле, о том, как он стоял за моей дверью. Я была уверена, что он боролся со своей совестью и она помешала ему войти. Чтобы он почувствовал, узнав, что я тоже хотела этого? Я была еще очень наивна, многого не понимала и, без сомнения, не замедлила бы выдать ему свои чувства.
Мама продолжала говорить:
— Что будут думать люди? Эвертон, Мари, Жак, Дюбюсоны… все.
— Эвертон будет думать то, что вы скажете ей, а Мари и Жак то, что скажу им я, Дюбюсоны и Клэрмоны неспособны плохо подумать ни о ком. Что касается всех остальных — «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает».
— Твое вечное умничанье. Оливия совсем иначе вела себя.
— Прошу вас, мама, — сказала я. — Я очень устала. Ведь я упала с лошади, а теперь хотела бы пойти к себе и отдохнуть. Я зашла к вам только сказать, что я вернулась.
— А где мистер Лэндовер?
— Он уехал, чтобы отвести лошадей.
— Ну, что ж, надеюсь, никто его не видел, а слуги сплетничать не будут.
— Мне все равно, если и будут, мама. Я рассказала вам, что произошло, а если люди этому не поверят, тем хуже для них.
— Ты становишься таким диктатором, Кэролайн, — сказала мама.
— Может быть, я здесь уже слишком долго, — парировала я, — и вы хотели бы, чтобы я уехала?
Ее лицо сморщилось.
— Как ты можешь так говорить? Ведь ты знаешь, что я против твоего отъезда. При одной мысли о нем, я просто заболеваю.
— В таком случае, — холодно заметила я, — не заставляйте меня стремиться уехать, мама.
Она удивленно посмотрела на меня и медленно произнесла:
— Ты делаешься очень жесткой, Кэролайн.
Я подумала: «Да, мне и самой так кажется».
В тот же день после полудня Поль зашел повидаться со мной.
Я была рада, что никого поблизости не оказалось. Мари поехала с Жаком в город, чтобы купить кое-какие припасы, мама отдыхала, Эвертон, должно быть, тоже.
Я услышала стук копыт, вышла на крыльцо и увидела, как он спускается с лошади.
Его первые слова были:
— Как вы себя чувствуете?
— Совсем хорошо.
— Это точно? Никаких последствий падения?
— Никаких, кроме легких ушибов, но это и так было известно.
— Для меня это такое облегчение. А сейчас я пришел попрощаться. Завтра я уезжаю.
— О! — Мне кажется, мое разочарование было написано у меня на лице. — Пойдемте лучше в сад. На солнце совсем тепло.
Мы спустились в сад.
— Я не предполагал, что мне придется так поспешно уехать, — объяснил Поль, — и надеялся, что нам удастся совершить еще не одну экскурсию в горы.
— С более удачными результатами, — добавила я, стараясь говорить беззаботно.
— Это было настоящее приключение, правда?
— У вас не было неприятностей из-за задержки лошадей?
— Нет. Владелец сказал, что в горах всякое может приключиться с людьми непривычными. Могу я передать мисс Трессидор, что вы скоро приедете?
— Скажите ей, что я очень хочу приехать. Ведь вы знаете, я совсем уже была готова в тот раз, но мне помешала болезнь мамы.
— И вы боитесь, что она снова может заболеть, если вы решите ехать? — Он внезапно замолчал. — Вероятно, я не должен был говорить этого. Но вам не следует оставаться здесь слишком долго, поверьте.
— Очень трудно знать, что следует делать, а чего не следует. Но со временем я разберусь.
— Я скажу мисс Трессидор, что вам очень хочется навестить ее и что вы приедете, как только это будет возможно. Могу я передать ей это от вас?
— Да, пожалуйста.
— Я буду с нетерпением ждать новой встречи с вами.
— Это и мне будет приятно.
— Мне хотелось бы остаться здесь подольше.
Мы молча прошли к скамейке у каменной стены и сели.
— В котором часу вы уезжаете? — спросила я.
— На рассвете. Это такое долгое путешествие. Поезд довезет меня только до Парижа, там мне придется сделать пересадку, потом пересечь канал и снова сесть на поезд до Корнуолла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122