Она бывала одета в украшенный лентами пеньюар или другую женскую одежду, которую я считала неблагоразумной.
Казалось, она не понимала, что это была церемония — почти ритуал. Хозяйка дома должна сидеть за столом, величественная и аккуратная, и внимательно слушать предложения Хансама, иногда спрашивая, делая предложения, а затем, возможно, уступая или настаивая, как того требует этикет.
С Лавинией вся процедура была иной. Я знала, почему она раздражена. Это было потому, что величественный Хансам, успешно выходя из своей царской ауры, показывал, что он находит ее красивой.
Дугал и Фабиан, как правило, отсутствовали большую часть дня; иногда они ужинали дома, иногда — в другом месте. Дугал приходил чаще, чем Фабиан; тот, казалось, был более тесно связан с Компанией.
Я ела с ними. Мне хотелось знать, что по этому поводу думает Элис, поскольку она ела в детской или в своей комнате. Я пыталась объясниться с ней.
— Я думаю, это потому, что меня считают кем-то вроде компаньонки графини. Я знаю ее с детства… понимаете… В данный момент Лавиния, оказывается, хочет, чтобы я была там. Конечно, она может изменить свое решение. Она очень непредсказуема.
— Мне так лучше, — проговорила Элис. — Это меня устраивает.
— Я надеюсь, что вы не придаете этому значения… правда?
— Моя дорогая Друзилла, почему я должна это делать? Мне иногда жаль вас… что вы должны проводить так много времени с графиней.
— Я хорошо ее знаю. Я не позволяю ей кидаться на меня.
— Она кажется очень безрассудной женщиной.
— Она всегда была такой.
— Я так и подумала, но считала, что жизнь здесь должна бы отличаться от жизни в Англии.
Я согласилась; Лавиния часто была моей головной болью. Ну что ж, если неприятности возникнут здесь, у нее есть муж и брат, чтобы помочь ей.
Мы ужинали. Фабиана с нами не было; были только Дугал, Лавиния и я. Мы вели общий разговор и вскоре, когда закончили еду, Лавиния сказала, что она собирается ложиться спать.
Так Дугал и я остались вдвоем.
Мы были в гостиной. Дневная жара спала, и вечерняя прохлада была восхитительной.
— Парки так прекрасны при лунном свете, — сказал Дугал. — Если мы погасим лампы и отдернем шторы, мы полюбуемся видом.
Он так и сделал, раздвинув шторы. Он оказался прав. Вид был захватывающе прекрасным. Я могла видеть пруд с цветами, плавающими на его поверхности, и баньян, выглядевший таинственно при бледном свете.
— Не так часто нам предоставляется возможность поговорить наедине. Это редкая удача, Друзилла, — проговорил Дугал.
— Я знаю, что вы тоскуете по дому, Дугал.
— Каждый день немного приближает к дому.
— Вы решили уехать, когда истекут ваши два года?
Он кивнул.
— Я так думаю. Люди должны проживать свою жизнь так, как они хотят, вы согласны?
— Да, я думаю, что вы правы… предполагая, что, поступая так, они никому не вредят.
— Я никогда к этому не стремился.
— Нет. Вы стремились спокойно жить под сенью науки, в окружении своих книг.
— Я думаю, что вы меня хорошо знаете, Друзилла.
— Вряд ли кто должен понимать, что вы хотите от жизни.
— Я хотел бы читать… учиться все время. Нет ничего более волнительного, чем обнаруживать новые факты о мире, в котором мы живем. Я удивляюсь, как можно не понимать этого. Мне кажется, что многие гоняются за тенью.
— Возможно, что другие то же самое думают о вас. Взгляд на жизнь у всех разный. То, что волнует одного, раздражает другого.
— Как вы правы.
— Это то, что мы должны помнить.
— Я очень хочу вернуться домой. Здесь я не чувствую себя счастливым. Мне кажется, что здесь в воздухе ощущается нарастающее зло.
— Вы действительно чувствуете это?
— Мне кажется, что эти люди следят за нами… намеренно. Кажется, что они говорят: «Вы чужие. Убирайтесь».
— Вы говорили с Фабианом?
— Мой шурин — практичный человек. Как говорится, он твердо стоит на земле. Ему подходит быть здесь авторитетом, что это не годится для меня. Поэтому вы понимаете, почему я твердо планирую уехать домой, когда закончатся два года, и жить там.
— Если у вас такое настроение, почему вы не уедете раньше?
— Я должен предупредить заранее. Во всяком случае, я намекнул. Я сказал им, что дома у меня имеются на это кое-какие причины. Вся беда в том, что семья много лет связана с Компанией. Ожидается, что тот, кто входит в эту семью, продолжит традицию.
— Бедный Дугал!
— О, я заслужил такую судьбу. Я делал одну ошибку за другой.
— Я думаю, что это присуще большинству из нас.
— Вы не совершили ни одной.
Я подняла брови и рассмеялась..
— Я уверена, что делала.
— Ни одной серьезной, Друзилла. Бессмысленно пытаться скрывать то, что очевидно. Я совершил как раз ту самую ужасную ошибку, на которую способен человек.
— Вы уверены, что хотите говорить об этом со мной, Дугал?
— С кем же еще я должен говорить?
— Может быть, с Фабианом.
— С Фабианом? Эти Фремлинги слишком эгоцентричны, чтобы вникать в проблемы других.
— Я уверена, что Фабиан посочувствовал бы. — Он не отвечал и я продолжала. — Это ваша женитьба?
— У нас с Лавинией нет абсолютно ничего общего.
Меня внезапно захлестнула волна гнева. Я подумала:
«Почему вы осознали это только сейчас? Это должно было быть очевидно с самого начала и почему вы говорите это мне?»
— Я всегда наслаждался временем, проведенным в пасторском доме, — грустно продолжал он.
— Мой отец тоже.
— У меня создалось впечатление, что все мы получали удовольствие.
— О, да, мы обсуждали интересные вещи.
— Вы всегда с энтузиазмом подхватывали любую тему. Если бы только…
— Это, должно быть, самая ваша любимая фраза.
— Вы никогда ею не пользуетесь?
— Я так полагаю. Но это всегда неэффективно. Ничто, из того, что прошло, нельзя изменить.
— Это не мешает мне говорить… если бы только…
— Вы не всегда будете здесь, и если вы решили вернуться обратно и изучать, когда приедете домой… что же, тогда есть что-то, к чему можно стремиться.
— Лавиния никогда бы не согласилась жить той жизнью, которой я хочу.
— Кажется, это так, но почему же вы не подумали об этом раньше?
— Я был ошеломлен.
— Ах, да, я знаю.
Над нами нависла тишина. Она была нарушена только звуком огромного летящего насекомого, влетевшего в открытую дверь.
— Оно было бы в комнате, если бы горела лампа, — сказал Дугал.
— Оно выглядит очень красивым.
— Здесь так много красивого, — сказал Дугал. — Посмотрите на сад. Разве он не изысканный… деревья, пруд, цветы. Все вызывает чувство глубокого покоя… но на самом деле оно совершенно ложное. Все в этой стране таинственно. Я думаю, что здесь все не такое, каким кажется.
— Это особенно относится к этому дому.
— Вероятно. Эти слуги, которые приходят исполнять наши приказания… Мне иногда интересно, что у них на уме. Кажется, будто они затаили обиду и обвиняют в чем-то нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Казалось, она не понимала, что это была церемония — почти ритуал. Хозяйка дома должна сидеть за столом, величественная и аккуратная, и внимательно слушать предложения Хансама, иногда спрашивая, делая предложения, а затем, возможно, уступая или настаивая, как того требует этикет.
С Лавинией вся процедура была иной. Я знала, почему она раздражена. Это было потому, что величественный Хансам, успешно выходя из своей царской ауры, показывал, что он находит ее красивой.
Дугал и Фабиан, как правило, отсутствовали большую часть дня; иногда они ужинали дома, иногда — в другом месте. Дугал приходил чаще, чем Фабиан; тот, казалось, был более тесно связан с Компанией.
Я ела с ними. Мне хотелось знать, что по этому поводу думает Элис, поскольку она ела в детской или в своей комнате. Я пыталась объясниться с ней.
— Я думаю, это потому, что меня считают кем-то вроде компаньонки графини. Я знаю ее с детства… понимаете… В данный момент Лавиния, оказывается, хочет, чтобы я была там. Конечно, она может изменить свое решение. Она очень непредсказуема.
— Мне так лучше, — проговорила Элис. — Это меня устраивает.
— Я надеюсь, что вы не придаете этому значения… правда?
— Моя дорогая Друзилла, почему я должна это делать? Мне иногда жаль вас… что вы должны проводить так много времени с графиней.
— Я хорошо ее знаю. Я не позволяю ей кидаться на меня.
— Она кажется очень безрассудной женщиной.
— Она всегда была такой.
— Я так и подумала, но считала, что жизнь здесь должна бы отличаться от жизни в Англии.
Я согласилась; Лавиния часто была моей головной болью. Ну что ж, если неприятности возникнут здесь, у нее есть муж и брат, чтобы помочь ей.
Мы ужинали. Фабиана с нами не было; были только Дугал, Лавиния и я. Мы вели общий разговор и вскоре, когда закончили еду, Лавиния сказала, что она собирается ложиться спать.
Так Дугал и я остались вдвоем.
Мы были в гостиной. Дневная жара спала, и вечерняя прохлада была восхитительной.
— Парки так прекрасны при лунном свете, — сказал Дугал. — Если мы погасим лампы и отдернем шторы, мы полюбуемся видом.
Он так и сделал, раздвинув шторы. Он оказался прав. Вид был захватывающе прекрасным. Я могла видеть пруд с цветами, плавающими на его поверхности, и баньян, выглядевший таинственно при бледном свете.
— Не так часто нам предоставляется возможность поговорить наедине. Это редкая удача, Друзилла, — проговорил Дугал.
— Я знаю, что вы тоскуете по дому, Дугал.
— Каждый день немного приближает к дому.
— Вы решили уехать, когда истекут ваши два года?
Он кивнул.
— Я так думаю. Люди должны проживать свою жизнь так, как они хотят, вы согласны?
— Да, я думаю, что вы правы… предполагая, что, поступая так, они никому не вредят.
— Я никогда к этому не стремился.
— Нет. Вы стремились спокойно жить под сенью науки, в окружении своих книг.
— Я думаю, что вы меня хорошо знаете, Друзилла.
— Вряд ли кто должен понимать, что вы хотите от жизни.
— Я хотел бы читать… учиться все время. Нет ничего более волнительного, чем обнаруживать новые факты о мире, в котором мы живем. Я удивляюсь, как можно не понимать этого. Мне кажется, что многие гоняются за тенью.
— Возможно, что другие то же самое думают о вас. Взгляд на жизнь у всех разный. То, что волнует одного, раздражает другого.
— Как вы правы.
— Это то, что мы должны помнить.
— Я очень хочу вернуться домой. Здесь я не чувствую себя счастливым. Мне кажется, что здесь в воздухе ощущается нарастающее зло.
— Вы действительно чувствуете это?
— Мне кажется, что эти люди следят за нами… намеренно. Кажется, что они говорят: «Вы чужие. Убирайтесь».
— Вы говорили с Фабианом?
— Мой шурин — практичный человек. Как говорится, он твердо стоит на земле. Ему подходит быть здесь авторитетом, что это не годится для меня. Поэтому вы понимаете, почему я твердо планирую уехать домой, когда закончатся два года, и жить там.
— Если у вас такое настроение, почему вы не уедете раньше?
— Я должен предупредить заранее. Во всяком случае, я намекнул. Я сказал им, что дома у меня имеются на это кое-какие причины. Вся беда в том, что семья много лет связана с Компанией. Ожидается, что тот, кто входит в эту семью, продолжит традицию.
— Бедный Дугал!
— О, я заслужил такую судьбу. Я делал одну ошибку за другой.
— Я думаю, что это присуще большинству из нас.
— Вы не совершили ни одной.
Я подняла брови и рассмеялась..
— Я уверена, что делала.
— Ни одной серьезной, Друзилла. Бессмысленно пытаться скрывать то, что очевидно. Я совершил как раз ту самую ужасную ошибку, на которую способен человек.
— Вы уверены, что хотите говорить об этом со мной, Дугал?
— С кем же еще я должен говорить?
— Может быть, с Фабианом.
— С Фабианом? Эти Фремлинги слишком эгоцентричны, чтобы вникать в проблемы других.
— Я уверена, что Фабиан посочувствовал бы. — Он не отвечал и я продолжала. — Это ваша женитьба?
— У нас с Лавинией нет абсолютно ничего общего.
Меня внезапно захлестнула волна гнева. Я подумала:
«Почему вы осознали это только сейчас? Это должно было быть очевидно с самого начала и почему вы говорите это мне?»
— Я всегда наслаждался временем, проведенным в пасторском доме, — грустно продолжал он.
— Мой отец тоже.
— У меня создалось впечатление, что все мы получали удовольствие.
— О, да, мы обсуждали интересные вещи.
— Вы всегда с энтузиазмом подхватывали любую тему. Если бы только…
— Это, должно быть, самая ваша любимая фраза.
— Вы никогда ею не пользуетесь?
— Я так полагаю. Но это всегда неэффективно. Ничто, из того, что прошло, нельзя изменить.
— Это не мешает мне говорить… если бы только…
— Вы не всегда будете здесь, и если вы решили вернуться обратно и изучать, когда приедете домой… что же, тогда есть что-то, к чему можно стремиться.
— Лавиния никогда бы не согласилась жить той жизнью, которой я хочу.
— Кажется, это так, но почему же вы не подумали об этом раньше?
— Я был ошеломлен.
— Ах, да, я знаю.
Над нами нависла тишина. Она была нарушена только звуком огромного летящего насекомого, влетевшего в открытую дверь.
— Оно было бы в комнате, если бы горела лампа, — сказал Дугал.
— Оно выглядит очень красивым.
— Здесь так много красивого, — сказал Дугал. — Посмотрите на сад. Разве он не изысканный… деревья, пруд, цветы. Все вызывает чувство глубокого покоя… но на самом деле оно совершенно ложное. Все в этой стране таинственно. Я думаю, что здесь все не такое, каким кажется.
— Это особенно относится к этому дому.
— Вероятно. Эти слуги, которые приходят исполнять наши приказания… Мне иногда интересно, что у них на уме. Кажется, будто они затаили обиду и обвиняют в чем-то нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115