– «Так ты хочешь попробовать? Тогда вперед, мой мальчик, испытай себя! Однако, если ты не сможешь сделать это лучше других, сколько ты готов заплатить за свою дерзость? Я предоставляю тебе установить размер заклада». – «Я согласен заплатить стоимость коня,» – сказал Александр.
Глядя на этого тринадцатилетнего мальчика, все присутствующие рассмеялись.
«Ну вот, теперь ты надолго влез в долги», – сказал Филипп. «А если я выиграю, – спросил Александр, – конь будет мой?» – «Разумеется, стоит тебе лишь сесть на него».
Тогда Александр подошел к коню, все время глядя на бычью голову, отпечатавшуюся на его лбу, взял его под уздцы и стал гладить, постепенно поворачивая его к солнцу. Он заметил, что, становясь спиной к солнцу, конь начинал беситься, так как пугался своей движущейся тени и тени наездника. А все предыдущие всадники, чтобы его не ослепить, почти бессознательно отворачивали его от солнца.
Одновременно Александр разговаривал с конем, который, казалось, отвечал ему, кивая головой и фыркая от ярости, которую вызывали у него эти тяжеловесные люди, кидавшиеся ему на спину. Александр медленно подобрал повод, а затем – так как Буцефал не старался освободиться от его руки – скинул плащ и легко вспрыгнул на коня, одной рукой держась за уздечку, другой за холку – и выпрямился. Задрожав, Буцефал встал на дыбы и сердито взбрыкнул, но Александр был легок, колени имел крепкие и ему удалось сдержать коня. Присутствующие умолкли. Внезапно, отпустив поводья и сдавив коня ногами, Александр пустил его галопом через долину, чтобы он поостыл.
Филипп воскликнул: «Зачем я ему позволил, ведь он убьется!».
Всех охватила тревога. Конь быстро удалялся, унося на себе вцепившегося в гриву ребенка. Никто никогда не видел столь стремительного и в то же время столь опасного скакуна. Наконец конь замедлил бег, но Александр снова, ударив пятками в бока, пустил его вскачь. Почувствовав, что конь успокоился, мальчик спокойно прогнал его несколько кругов и медленным шагом подвел его к Филиппу. Когда он соскользнул на землю, лицо его, по которому струился пот, сияло гордостью.
Вся свита испустила вздох восхищения. Изо всех человеческих качеств Филипп больше всего ценил физическую силу; кроме того, именно сейчас он ясно осознал, что Александр – его сын. Взволнованный настолько, что в углу его единственного глаза блеснули слезы, Филипп, раскрыв объятия, заключил в них ребенка, поцеловал его в лоб и сказал: «Сын мой, придется тебе в других краях подыскивать достойное тебя царство: Македония слишком мала для тебя. А пока, в ожидании этой поры, забирай Буцефала – ты его заслужил».
С того дня отношение его к Александру совершенно изменилось. С внезапным вниманием, свойственным людям, достаточно поздно начинающим интересоваться своим ребенком, Филипп следил за тем, как учится сын, хорошо ли исполняют свои обязанности его наставники, какие науки он должен теперь изучать, чтобы в будущем умело управлять царством. Александр сумел подчинить своей воле лучшего коня; Филипп же решил дать ему лучшего учителя, но, затратив на поездку к Платону тринадцать золотых талантов, был очень огорчен его внезапной кончиной.
Однако у Платона был, что называется, блистательный преемник, выделявшийся среди других учеников и, по счастию, юность проведший в Македонии. Аристотель, уроженец города Стагира, греческой колонии, разрушенной Филиппом во время походов, принадлежал к роду, восходящему к Асклепию, в котором врачебные знания перепередавались из поколения в поколение. Отец Аристотеля Никомах долгое время жил при дворе в Пелле, будучи врачом царя Аминта II, отца Филиппа.
Аристотель и Филипп были друзьями детства и почти одногодками, но не виделись уже лет двадцать. Их жизненные пути разошлись с тех пор, как мать отправила Филиппа в Фивы в качестве заложника. Аристотель же отправился в Афины к Платону, который в садах Академа обучал своих последователей, прибывших со всех концов Греции, с Сицилии, с Востока. Аристотель сразу стал выделяться среди них. По примеру учителя он составил множество «Диалогов» и сам начал преподавать. Один бывший раб по имени Гермей, учившийся у него и ставший затем властителем Атарнеи в Мизии, призвал его ко двору в качестве первого советника. Но вскоре Гермей был казнен по приказу персидского царя. Аристотель женился на его сестре Питии.
Таким образом, он не имел ни покровителя, ни занятия, однако в свои тридцать восемь лет был признан духовным наследником Платона и к тому же женат на царской сестре. Дабы он подготовил Александра к исполнению царственных обязанностей, Филипп предложил ему дружбу, кров, содержание и почести. «Я счастлив тем, – писал он Аристотелю, – что Александр живет в одно время с тобой и может стать твоим учеником».
Так вернулся в Пеллу этот человек, обладающий обширными знаниями, чувствующий себя более полновластным в царстве духа, нежели цари, правящие империями. Он разговаривал с людьми, глядя чуть поверх их голов, рот его презрительно кривился. Речь его была небезупречна – он немного шепелявил. Он презирал всякую чужую мысль. Даже Платон под конец жизни шутя жаловался на него: «Аристотель обращается со мной с таким же пренебрежением, как жеребенок со своей матерью».
Считая, причем безосновательно, что он превзошел Платона, Аристотель тем не менее старался во всем ему подражать. Их судьбы были в чем-то схожи: Платон начал посещать Сократа восемнадцати лет; Аристотель в том же возрасте познакомился с Платоном. Дружбы того и другого добивались могущественные цари: Платона – оба Диониса Сиракузских, Аристотеля – сначала Гермей, затем Филипп. Каждый познал превратности судьбы: Платон – месть Диониса Старшего – так, что еле избежал рабства, Аристотель же вынужден был бежать из Атарнеи после падения Гермея.
Обучая правителей, властвующих над другими людьми, науке властвовать собой, Аристотель считал, что за это мало любой платы. Филипп сделал ему первый подарок, приказав заново отстроить город Стагиру, имевший честь быть родиной философа. Все граждане, ранее из него изгнанные, получили разрешение вернуться, так как среди них были родственники Аристотеля, и даже проданные в рабство были выкуплены и возвращены на родину.
С трудом верилось, что Аристотель и Филипп найдут общий язык, – столь разительно огромный, бородатый, пузатый царь отличался от тщедушного, хрупкого философа, презиравшего физические упражнения. Тем не менее нашлись общие интересы – застолье. Ведь Аристотель был большим гурманом, как, впрочем, и любителем красивой одежды, ценил изысканный стол, вино и по окончании обеда обожал слушать фривольные песенки – ум его при этом отдыхал.
Он объяснил царю, что, подобно Платону, любит преподавать под открытым небом и что не сможет хорошо учить, если у него будет лишь один ученик – ему требовалась школа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93