Ее бедро все еще оставалось бесчуственным.
Билли приказал ей подняться наверх по укреплённым в стене влажным ступенькам. Тьму слегка рассеивало тусклое свечение наверху. Это был лунный свет, прошедший через пластиковые многоугольники — грани огромной геофизической вышки. Нэнси не нужно было задавать традиционный для жертвы вопрос «Где я?». На мысе Код была только одна такая вышка — в городке Хайанис-Порт, где размещался древний заповедник Кеннеди.
Это был музей, демонстрировавший, какой была жизнь раньше, в более роскошные времена. Музей был закрыт. Он работал только летом.
Люк, из которого вылезла Нэнси, а за ней и Билл, находился посреди огромного пространства, залитого зеленым цементом, означавшим, что здесь когда-то была зелёная лужайка семейства Кеннеди. На зелёном цементе перед старинными каркасными домиками были установлены статуи четырнадцати Кеннеди, бывших в разное время президентами Соединенных Штатов Мира. Они играли в футбол.
На день похищения Нэнси президентом Соединенных Штатов Мира была бывшая Хозяйка, Кеннеди по кличке «Ма». Ее скульптурное изображение никогда не примет участие в этом футбольном матче. Да, конечно, ее фамилия была Кеннеди, но это было уже совсем не то. Люди говорили, что у неё нет стиля, что она вульгарна. На стене ее кабины висел плакат со следующим текстом: «Для того, чтобы работать здесь, не обязательно быть сумасшедшим, но это безусловно помогает делу», другой плакат призывал: «Думайте!», а третий гласил: «Настанет день, когда нам всем придется сплотиться вокруг этого места».
Её штаб-квартира находилась в Тадж-Махале.
* * *
Вплоть до момента, когда она очутилась в Музее Кеннеди, Нэнси Маклухэн была уверена, что рано или поздно она найдет шанс расправиться с Билли — переломает все кости его маленького тела или, может быть, даже застрелит его из его собственного револьвера. Она бы сделала это, не задумываясь. Он внушал ей отвращение большее, чем насосавшийся крови клещ.
Но теперь она передумала и вовсе не от жалости к нему. Она поняла, что Билли возглавляет целую банду. По меньшей мере восемь человек — поровну мужчин и женщин — стояли вокруг люка. На головы их были натянуты чулки. Именно женщины, твердо положив руки на плечи Нэнси, велели ей вести себя тихо. Все они были по крайней мере одного с ней роста, и держали они ее так, что при необходимости могли причинить ей дьявольскую боль.
Нэнси закрыла глаза, но это не спасло ее от очевидности простого вывода: эти порочные женщины были её сестры — Хозяйки Салонов Этического Самоубийства. Это открытие так сильно подействовало на нее, что она громко спросила с горечью в голосе: «Как вы можете нарушать свою клятву?» Тут же она получила такой сильный удар, что согнулась пополам, и из глаз ее полились слезы.
Выпрямившись, она уже больше не открывала рта, хотя ей хотелось сказать ещё очень многое. Молча она размышляла о том, что могло заставить Хозяек действовать вопреки всем законам человеческого приличия. Тут должно быть что-то еще, помимо негодничества. Наверно, они к тому же были чем-то одурманены.
Нэнси перебрала в уме все ужасные одурманивающие вещества, которые она изучала в школе, и пришла к выводу, что эти женщины принимали самое страшное из них. Это средство столь сильное, — говорили Нэнси учителя, — что даже человек, бесчувственный ниже талии, выпив всего один стакан, копулирует неоднократно и с энтузиазмом. Да, разгадка наверняка в этом: женщины и, возможно, также мужчины пили джин.
* * *
Они втолкнули Нэнси в средний каркасный дом — тёмный, как и все остальные, — и Нэнси услышала, как мужчины рассказывали Билли о последних событиях. И в этих новостях Нэнси уловила для себя проблеск надежды. Помощь, может быть, уже недалека.
Член банды, звонивший Нэнси, бесстыдно обманул полицейских, заставив их поверить, что они схватили Билли-поэта. И для Нэнси это было плохо. Полиция еще не знает, — сообщили Билли двое мужчин, — что Нэнси исчезла. К тому же от имени Нэнси послана телеграмма Мэри Крафт о том, что Нэнси срочно вызвана в Нью-Йорк по неотложному семейному делу.
Вот в этом Нэнси и уловила проблеск надежды: Мэри не поверит телеграмме. Мэри знала, что у Нэнси нет семьи в Нью-Йорке. Среди 63.000.000 людей, живущих в этом городе, у Нэнси не было ни одного родственника.
Банда заранее отключила противовзломную систему сигнализации музея. Пришельцы также разрезали множество цепочек и верёвок, защищавших от рук посетителей все более или менее ценные экспонаты. И было ясно, кто именно это сделал: один из мужчин был вооружен большим секатором.
Они отвели Нэнси наверх, в одну из комнат для прислуги. Мужчина с секатором перерезал веревки вокруг узкой кровати. Они положили Нэнси на кровать, и двое мужчин держали ее, пока женщина делала ей какой-то укол, от которого все поплыло у нее перед глазами.
Билли-поэт исчез.
Женщина, сделавшая укол, спросила теряющую сознание Нэнси, сколько ей лет.
Нэнси, твердо решившая не отвечать, вдруг почувствовала, что дурман ослабил ее волю, и она не может не ответить.
— Шестьдесят три, — пробормотала она.
— Каково это — быть девственницей в шестьдесят три года?.
Сквозь густой туман Нэнси услышала свой ответ и тут же хотела закричать, что это не она сказала. Собственный ответ поразил ее. Она сказала: «Бессмысленно».
Затем еле слышно спросила женщину: «Что было в шприце?» — Что было в шприце, лапушка? Это, лапушка, называется «сыворотка правды».
* * *
Когда Нэнси очнулась, луна была уже низко, но ночь ещё не кончилась. Шторы были задернуты, в комнате горели свечи. Первый раз в жизни Нэнси видела зажжённую свечу.
Разбудили Нэнси приснившиеся ей москиты и пчёлы. И москиты, и пчёлы давно исчезли на Земле. Как и птицы. Но ей приснилось, что миллионы насекомых роями окружили ее — от талии вниз. Они не жалили ее. Они распаляли ее. Нэнси стала негодницей.
Она снова заснула. И проснулась от того, что её куда-то вели три женщины, по-прежнему скрывавшие свои лица под натянутыми на голову чулками. Её привели в ванную. Ванная была полна пара — кто-то уже побывал здесь. На полу пересекались цепочки влажных следов,а в воздухе стоял хвойный аромат.
Пока ее мыли, умащивали, затем облачали в белую ночную рубашку, к ней вернулись и её воля, и разум. Когда, закончив свою работу, женщины отступили, любуясь ею, она тихо сказала им: «Может, я сейчас и негодница. Но это не значит, что я обязана думать, как негодница, и поступать, как негодница».
Никто с ней не спорил.
* * *
Нэнси проводили вниз и вывели из дома. Она ожидала, что теперь ее заставят вновь спуститься в люк. Это будет подходящим завершением, — думала она, — после всех унижений, перенесенных от Билли, бросить её вниз, в канализацию.
1 2 3 4 5 6
Билли приказал ей подняться наверх по укреплённым в стене влажным ступенькам. Тьму слегка рассеивало тусклое свечение наверху. Это был лунный свет, прошедший через пластиковые многоугольники — грани огромной геофизической вышки. Нэнси не нужно было задавать традиционный для жертвы вопрос «Где я?». На мысе Код была только одна такая вышка — в городке Хайанис-Порт, где размещался древний заповедник Кеннеди.
Это был музей, демонстрировавший, какой была жизнь раньше, в более роскошные времена. Музей был закрыт. Он работал только летом.
Люк, из которого вылезла Нэнси, а за ней и Билл, находился посреди огромного пространства, залитого зеленым цементом, означавшим, что здесь когда-то была зелёная лужайка семейства Кеннеди. На зелёном цементе перед старинными каркасными домиками были установлены статуи четырнадцати Кеннеди, бывших в разное время президентами Соединенных Штатов Мира. Они играли в футбол.
На день похищения Нэнси президентом Соединенных Штатов Мира была бывшая Хозяйка, Кеннеди по кличке «Ма». Ее скульптурное изображение никогда не примет участие в этом футбольном матче. Да, конечно, ее фамилия была Кеннеди, но это было уже совсем не то. Люди говорили, что у неё нет стиля, что она вульгарна. На стене ее кабины висел плакат со следующим текстом: «Для того, чтобы работать здесь, не обязательно быть сумасшедшим, но это безусловно помогает делу», другой плакат призывал: «Думайте!», а третий гласил: «Настанет день, когда нам всем придется сплотиться вокруг этого места».
Её штаб-квартира находилась в Тадж-Махале.
* * *
Вплоть до момента, когда она очутилась в Музее Кеннеди, Нэнси Маклухэн была уверена, что рано или поздно она найдет шанс расправиться с Билли — переломает все кости его маленького тела или, может быть, даже застрелит его из его собственного револьвера. Она бы сделала это, не задумываясь. Он внушал ей отвращение большее, чем насосавшийся крови клещ.
Но теперь она передумала и вовсе не от жалости к нему. Она поняла, что Билли возглавляет целую банду. По меньшей мере восемь человек — поровну мужчин и женщин — стояли вокруг люка. На головы их были натянуты чулки. Именно женщины, твердо положив руки на плечи Нэнси, велели ей вести себя тихо. Все они были по крайней мере одного с ней роста, и держали они ее так, что при необходимости могли причинить ей дьявольскую боль.
Нэнси закрыла глаза, но это не спасло ее от очевидности простого вывода: эти порочные женщины были её сестры — Хозяйки Салонов Этического Самоубийства. Это открытие так сильно подействовало на нее, что она громко спросила с горечью в голосе: «Как вы можете нарушать свою клятву?» Тут же она получила такой сильный удар, что согнулась пополам, и из глаз ее полились слезы.
Выпрямившись, она уже больше не открывала рта, хотя ей хотелось сказать ещё очень многое. Молча она размышляла о том, что могло заставить Хозяек действовать вопреки всем законам человеческого приличия. Тут должно быть что-то еще, помимо негодничества. Наверно, они к тому же были чем-то одурманены.
Нэнси перебрала в уме все ужасные одурманивающие вещества, которые она изучала в школе, и пришла к выводу, что эти женщины принимали самое страшное из них. Это средство столь сильное, — говорили Нэнси учителя, — что даже человек, бесчувственный ниже талии, выпив всего один стакан, копулирует неоднократно и с энтузиазмом. Да, разгадка наверняка в этом: женщины и, возможно, также мужчины пили джин.
* * *
Они втолкнули Нэнси в средний каркасный дом — тёмный, как и все остальные, — и Нэнси услышала, как мужчины рассказывали Билли о последних событиях. И в этих новостях Нэнси уловила для себя проблеск надежды. Помощь, может быть, уже недалека.
Член банды, звонивший Нэнси, бесстыдно обманул полицейских, заставив их поверить, что они схватили Билли-поэта. И для Нэнси это было плохо. Полиция еще не знает, — сообщили Билли двое мужчин, — что Нэнси исчезла. К тому же от имени Нэнси послана телеграмма Мэри Крафт о том, что Нэнси срочно вызвана в Нью-Йорк по неотложному семейному делу.
Вот в этом Нэнси и уловила проблеск надежды: Мэри не поверит телеграмме. Мэри знала, что у Нэнси нет семьи в Нью-Йорке. Среди 63.000.000 людей, живущих в этом городе, у Нэнси не было ни одного родственника.
Банда заранее отключила противовзломную систему сигнализации музея. Пришельцы также разрезали множество цепочек и верёвок, защищавших от рук посетителей все более или менее ценные экспонаты. И было ясно, кто именно это сделал: один из мужчин был вооружен большим секатором.
Они отвели Нэнси наверх, в одну из комнат для прислуги. Мужчина с секатором перерезал веревки вокруг узкой кровати. Они положили Нэнси на кровать, и двое мужчин держали ее, пока женщина делала ей какой-то укол, от которого все поплыло у нее перед глазами.
Билли-поэт исчез.
Женщина, сделавшая укол, спросила теряющую сознание Нэнси, сколько ей лет.
Нэнси, твердо решившая не отвечать, вдруг почувствовала, что дурман ослабил ее волю, и она не может не ответить.
— Шестьдесят три, — пробормотала она.
— Каково это — быть девственницей в шестьдесят три года?.
Сквозь густой туман Нэнси услышала свой ответ и тут же хотела закричать, что это не она сказала. Собственный ответ поразил ее. Она сказала: «Бессмысленно».
Затем еле слышно спросила женщину: «Что было в шприце?» — Что было в шприце, лапушка? Это, лапушка, называется «сыворотка правды».
* * *
Когда Нэнси очнулась, луна была уже низко, но ночь ещё не кончилась. Шторы были задернуты, в комнате горели свечи. Первый раз в жизни Нэнси видела зажжённую свечу.
Разбудили Нэнси приснившиеся ей москиты и пчёлы. И москиты, и пчёлы давно исчезли на Земле. Как и птицы. Но ей приснилось, что миллионы насекомых роями окружили ее — от талии вниз. Они не жалили ее. Они распаляли ее. Нэнси стала негодницей.
Она снова заснула. И проснулась от того, что её куда-то вели три женщины, по-прежнему скрывавшие свои лица под натянутыми на голову чулками. Её привели в ванную. Ванная была полна пара — кто-то уже побывал здесь. На полу пересекались цепочки влажных следов,а в воздухе стоял хвойный аромат.
Пока ее мыли, умащивали, затем облачали в белую ночную рубашку, к ней вернулись и её воля, и разум. Когда, закончив свою работу, женщины отступили, любуясь ею, она тихо сказала им: «Может, я сейчас и негодница. Но это не значит, что я обязана думать, как негодница, и поступать, как негодница».
Никто с ней не спорил.
* * *
Нэнси проводили вниз и вывели из дома. Она ожидала, что теперь ее заставят вновь спуститься в люк. Это будет подходящим завершением, — думала она, — после всех унижений, перенесенных от Билли, бросить её вниз, в канализацию.
1 2 3 4 5 6