Очень скоро врач будет вынужден обследовать ее. После этого…
– Она увидит волка? – закончил я вместо нее. – Воочию?
– Да.
– Когда?
– г– Если хочешь, то сегодня вечером. Я медленно кивнул, но потом в меня закралось сомнение.
– Но ведь она уже почти на грани и так напугана, что вряд ли войдет в лес.
– В таком случае, волк придет к ней.
– Очень хорошо. Я сотру следы, как я стер их сегодня утром.
– Да. И ты лучше продумай, как сегодня вечером тебе уйти из дома. Ты человек впечатлительный, Чарльз, и тебе будет невыносимо наблюдать за страданиями твоей жены.
Перед моими глазами возник образ Вайолет – испуганное лицо, глаза навыкате, ее широкий рот, открывшийся в приступе жуткого страха, когда перед ней предстанет этот монстр из ее воображения. Да, так это и будет, и очень скоро…
Я улыбнулся.
Лиза ухмыльнулась в ответ. Уходя, я слышал, как она смеялась, и до меня дошло, что в ее веселье было что-то неестественное.
Потом, конечно, я понял, в чем дело. Лиза сама была не вполне психически здорова.
* * *
В тот вечер мы ужинали в молчании. Когда над озером появилась луна, Вайолет встала из-за стола и задернула шторы – на лице ее была гримаса, которую она не смогла скрыть.
– Что случилось, дорогая? Тебе она кажется слишком яркой?
– Я ненавижу ее, Чарльз.
– Но она прекрасна.
– Не для меня. Я ненавижу ночь.
Я мог позволить себе быть великодушным.
– Вайолет, я тут немного размышлял. Это место – оно ведь действует тебе на нервы. Ты не считаешь, что тебе было бы лучше вернуться в город?
– Одной?
– Я мог бы присоединиться к тебе после того, как закончу свою работу.
Вайолет смахнула со лба локон золотисто-каштановых волос. Я вдруг с ужасом заметил, что ее локоны уже не горели огнем; ее волосы были мертвыми и тусклыми – такими же, как ее лицо и ее глаза.
– Нет, Чарльз. Я не смогу уехать одна. Он будет преследовать меня.
– Он?
– Волк.
– Но ведь волки не заходят в город.
– Обычные волки – нет. Но этот…
– Почему ты думаешь, что волк, которого ты – ну, видишь, не такой, как другие?
Она заметила мою нерешительность, но отчаяние пересилило ее сдержанность. И она торопливо продолжила.
– Потому что он приходит только ночью. Потому, что настоящих волков здесь нет. Потому, что я чувствую зло этого зверя. Чарльз, он не подкрадывается ко мне – он меня просто преследует. И только меня. Он, видимо, ждет, что что-то случится. Если бы я уехала, это существо последовало бы за мной. Я не могу от него скрыться.
– Ты не можешь от него скрыться потому, что он в твоем сознании, – прервал я ее. – Вайолет, я был очень терпелив. Чтобы позаботиться о тебе, я бросил свою работу, в течение двух недель выслушивал твои фантазии. Но если ты не можешь помочь себе сама, тогда другие должны помочь тебе. Сегодня днем я рискнул обсудить твой случай с доктором Меру. Он хочет тебя увидеть.
Услышав мои прямые обвинения и утверждения, она как-то обмякла.
– Значит, это правда, – вздохнув, прого ворила она. – Ты, действительно, считаешь, что я лишилась рассудка.
– Оборотней не существуют, – сказал я. – Мне легче поверить в существование психического ^расстройства, чем сверхъестественного существа.
Я встал, Вайолет пораженная посмотрела на меня.
– Ты куда? – прошептала она.
– К Леону, – сказал я ей. – Мне нужно немного выпить. Вся эта история действует мне на нервы.
– Чарльз, не оставляй меня одну сегодня вечером.
– Боишься воображаемых волков? – вежливо спросил я. – Теперь это видно, моя дорогая! Если ты хочешь, чтобы я поверил, что у тебя с психикой все в порядке, докажи мне, что тебя можно оставить на несколько часов одну и что с тобой не случится никакого срыва.
– Чарльз…
Я решительно направился к двери и открыл ее. На полу появилась полоса лунного света, от которого Вайолет содрогнулась. Я стоял у двери и посмеивался над ней.
– Вайолет, чувствую, что был с тобой слишком терпелив. Но если ты не хочешь показываться доктору, настаиваешь на том, чтобы остаться здесь и отказываешься признать, что у тебя психическое расстройство, тогда докажи это.
Я повернулся и, хлопнув дверью, быстрым шагом пошел по тропинке к перекрестку, до которого было около мили.
Была удивительная ночь, и я старался дышать полной грудью.
Меня подгоняло нетерпение. Я спешил добраться до своего желанного места. Честно говоря, направлялся я вовсе не в таверну Леона.
Я шел к Лизе.
В домике Лизы было темни, и я подумал, не легла ли она уже спать. Я знал, что ее престарелый отец уже спит. И он не мог нам помешать.
Подходя к их домику, я решил разбудить ее, если она в постели. Такая ночь, как сегодня, предназначалась не для сна.
Какой-то неожиданный звук заставил меня остановиться почти у самой двери, которая медленно открылась. Когда из домика появилась какая-то фигура, я инстинктивно отступил в тень.
– Лиза! – шепотом окликнул я.
Она обернулась, подошла ко мне.
– Значит, у тебя такое же желание, – прошептал я, обнимая ее. – Пошли отсюда. Спустимся к пляжу.
Пока я вел ее по дорожке к озеру, она молча шла рядом со мной.
Мы долго стояли и смотрели на луну. Потом, когда я попытался привлечь ее к себе, она повернулась ко мне и покачала головой.
– Нет, Чарльз. Мне нужно идти.
– Идти?
– У меня есть дела на перекрестке.
– Они подождут.
Я обнял руками ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать. Она отстранилась.
– В чем дело, Лиза?
– Оставь меня!
– Что-нибудь не так?
– Все в порядке. Уходи, Чарльз.
Услышав это, я изумленно уставился на нее. И увидел, что лицо Лизы неестественно пунцовым, глаза лихорадочно блестели, губы раскрывались больше от нежелания, чем от страсти.
Она глядела не на меня. Она смотрела сквозь меня на луну, которая была за моей спиной. В ее глазах отражались две луны. Казалось, что они расширяются, увеличиваются в размерах, затем заменяют темно-красные зрачки шариками из серебристого огня.
– Чарльз, уходи, – быстро проговорила она. – Уходи быстро.
Но я не уходил.
Не каждый день выпадает возможность наблюдать, как женщина превращается в волка.
Сначала у нее начал меняться характер дыхания. Оно стало затрудненным, а потом сменилось на хриплую одышку. Я видел, как ее грудь вздымалась и опускалась, вздымалась и опускалась – и менялась.
Верхняя часть спины наклонилась вперед. Туловище не горбилось, но, казалось, росло под углом. Руки начали вдвигаться во впадины плеч.
Вот Лиза упала на землю, корчась при лунном свете. Но этот свет больше уже не отражался от ее кожи. Кожа темнела, грубела, покрывалась пучками волос.
Эта агония была сродни родовым мукам – и в каком-то смысле это были роды. Только рожала она не новое существо, а другую часть самой себя. И агония, и действие были чисто рефлекторными.
Было удивительно наблюдать, как менялась форма ее черепа – будто руки невидимого скульптора мяли и лепили «живую» глину, выдавливая из самой этой кости новые конфигурации.
1 2 3 4 5 6 7 8