Это встревожило ее.
Беннон, обхватив ее за талию, продолжил танец. Через тонкую ткань перчатки она чувствовала тепло и шершавость его мозолистой ладони. Обручальное кольцо, которое он все еще продолжал носить, тускло блестело на этой загорелой огрубевшей руке, напоминая Кит о том, как он сказал ей, что любит ее, и неожиданно женился на другой. Должно быть, он любил ее так сильно, как она его, грустно подумала Кит.
Повернувшись, она поискала глазами Старого Тома и наконец увидела его у стены. Он вытирал мокрый лоб носовым платком, и, когда прятал платок в карман, рука у него дрожала.
– Я не должна была заставлять его танцевать, – расстроенно прошептала Кит.
– Ты доставила старику огромное удовольствие, – успокоил ее Беннон.
– И все же я рада, что ты появился вовремя. – Она действительно была рада.
– Как же могло быть иначе, – улыбнулся Беннон. – «Еще один танец, еще один...» Помнишь эту пластинку? Мог ли я пропустить танец с тобой? Когда-то мы любили танцевать. Я не забыл этого.
– Ты помнишь все наши танцы, Беннон? – спросила Кит, подняв голову и глядя ему в глаза.
Господи, сколько раз она гадала – вспоминает ли он о ней когда-нибудь?
– Сейчас, танцуя с тобой, я вновь повторяю каждый из них.
– Но это было так давно! Более десяти лет назад.
Его сильная рука, уверенность, с которой он вел ее в танце, – все это было до боли знакомо. Только тогда, десять лет назад, он держал ее крепче и совсем близко, а кружились они в вальсе совсем медленно...
Кит, отбросив эти мысли и сделав глубокий вдох, беспечно улыбнулась Беннону.
– Нам было весело тогда, помнишь? – Только это ей хотелось сохранить в памяти.
– Хорошие были времена, – подтвердил он и, помолчав, задумчиво добавил: – Десять лет назад... – А затем неожиданно склонил набок голову и с деланной серьезностью уставился на ее переносицу. – Кажется, за это время у тебя появились новые веснушки, не так ли, Кит?
– Господи, как ты, бывало, изводил меня этими веснушками! Доводил прямо до слез. Я перепробовала все средства – от лимонного сока до перекиси водорода и даже наждачной бумаги, только бы избавиться от них.
– Я рад, что тебе это не удалось. Мне нравятся твои веснушки.
– Они свидетельствуют о моем несговорчивом характере, не так ли? – Она гордо вскинула голову. Кит решила, что вести беседу в таком легкомысленном шутливом тоне гораздо проще.
– Куда уж больше, – рассмеялся Беннон. – Но, кажется, когда-то мы вполне уживались, даже умели говорить друг другу правду. Хотя у нас и были размолвки.
Задумавшись, Кит кивнула.
– Странно, я не могу вспомнить причину ни одной из них. – Посерьезнев, она посмотрела на Беннона. – А ты помнишь?
– Теперь уже нет.
– Почему? – удивилась Кит.
– Потому что наши размолвки были из-за каких-то пустяков.
– И все же мы ссорились. Почему?
– Возможно, мы слишком много бывали вместе. Ведь нам чертовски хорошо было вдвоем. – Он и сам не знал, что хотел сказать. Кит Мастерс занимала слишком большое место в его прошлом. Было время, когда ближе нее у него никого не было. Отголоски прежних чувств все еще тревожили его, и теперь, танцуя с ней, он словно снова почувствовал прежнюю легкость и радость от ее присутствия. Ей ничего не надо было объяснять, она все понимала. – Мы были слишком молоды, Кит, хорошо знали друг друга, знали слабости и изъяны друг друга. Возможно, вспылив, мы пользовались этим и невольно нажимали не на ту пружинку и... вспыхивала ссора.
– Возможно.
По лицу Кит пробежала легкая тень.
– Я сказал что-то не то, Кит? Прости, я не хотел. – Однако он знал, что его слова чем-то задели ее.
– Я знаю, что ты не хотел обидеть меня, – ответила Кит и улыбнулась, хотя вскинутый упрямый подбородок говорил о том, что гордость ее уязвлена нелепым объяснением сути их размолвок. – Я давно все простила тебе, Беннон.
Простила, но, увы, не забыла. За беспечной улыбкой и наигранной веселостью гордая и волевая Кит умела скрывать свою боль и тревогу.
Предоставив звукам вальса заполнить внезапно возникшую паузу, он молча смотрел на губы Кит, видел спокойную глубину ее глаз, когда их взгляды встречались. Его охватило странное состояние, похожее на то, что он испытывал в те далекие дни, когда они с Кит были вместе, танцевали, целовались и он держал ее в своих руках, покорную и вместе с тем сопротивляющуюся.
Кит внезапно отвернулась, и чувство близости исчезло. От неожиданного поворота ее головы сверкнули подвески ее сережек. Чтобы сгладить резкость своего движения, Кит рассеянно улыбнулась какой-то паре, промелькнувшей мимо. Неужели они с Бенноном в плену одних и тех же воспоминаний?
Она снова повернулась к нему и спокойно встретила его взгляд.
– Возможно, в понедельник я зайду к тебе в контору за ключами от моего дома. Скорее всего это будет утром. Тебе это удобно?
– Вполне. Заодно мы посмотрим бумаги, касающиеся состояния твоего отца.
– Хорошо, если это необходимо. Только помни, я ничего не смыслю в делах. Для меня это – китайская грамота.
– А почему не, латынь? – засмеялся он. Кит тоже рассмеялась и пожала плечами.
– Пусть будет латынь или греческий – мне все равно. В делах я ничего не понимаю. Зная это, отец правильно сделал, что поручил все тебе.
– Ты прекрасно во всем разобралась бы, если бы пришлось.
Беннон еще быстрее закружил ее, и они обогнали какую-то пару.
– Едва ли, – ответила Кит, а затем, подумав, добавила: – Хотя после анкет и бумаг, которые мне пришлось заполнять и подписывать, когда заболела мама, я, пожалуй, могу считать себя экспертом.
– Как ее здоровье?
– Все так же, без перемен. Ремиссия. Врачи говорят, что в таком состоянии она может прожить не один десяток лет. Но ей уже никогда не вернуться домой.
– Кит...
Она увидела в его глазах боль и сочувствие. Он жалел ее мать, жалел и ее тоже.
– Не будем об этом, Беннон. Во всяком случае, не сегодня.
Едва улыбнувшись, она как бы поставила точку на дальнейшем разговоре на эту тему.
– Хорошо, – согласился Беннон, заметив, как она снова вскинула подбородок. Он понимал, что ей пришлось пережить за эти месяцы: смерть отца, резкое ухудшение здоровья матери, неожиданные перемены в собственной карьере. Он восхищался ее выдержкой и силой духа.
Не отдавая себе отчета, он невольно привлек ее к себе и с наслаждением вдохнул знакомый аромат ее духов. Они кружились легко и свободно, будто и не было долгих лет разлуки.
Сондра остановилась в дверях на террасу, увидев Дж.Д. Лесситера, теперь уже в компании банкира Джорджа Гринбаума. Она догадалась, о чем беседуют эти двое. Джордж успел порядком надоесть всем в этот вечер своими «конфиденциальными» сведениями о громком скандале в Вашингтоне. Однако по интересу, с которым слушал его Лесситер, Сондра поняла, что прервать их беседу было бы ошибкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Беннон, обхватив ее за талию, продолжил танец. Через тонкую ткань перчатки она чувствовала тепло и шершавость его мозолистой ладони. Обручальное кольцо, которое он все еще продолжал носить, тускло блестело на этой загорелой огрубевшей руке, напоминая Кит о том, как он сказал ей, что любит ее, и неожиданно женился на другой. Должно быть, он любил ее так сильно, как она его, грустно подумала Кит.
Повернувшись, она поискала глазами Старого Тома и наконец увидела его у стены. Он вытирал мокрый лоб носовым платком, и, когда прятал платок в карман, рука у него дрожала.
– Я не должна была заставлять его танцевать, – расстроенно прошептала Кит.
– Ты доставила старику огромное удовольствие, – успокоил ее Беннон.
– И все же я рада, что ты появился вовремя. – Она действительно была рада.
– Как же могло быть иначе, – улыбнулся Беннон. – «Еще один танец, еще один...» Помнишь эту пластинку? Мог ли я пропустить танец с тобой? Когда-то мы любили танцевать. Я не забыл этого.
– Ты помнишь все наши танцы, Беннон? – спросила Кит, подняв голову и глядя ему в глаза.
Господи, сколько раз она гадала – вспоминает ли он о ней когда-нибудь?
– Сейчас, танцуя с тобой, я вновь повторяю каждый из них.
– Но это было так давно! Более десяти лет назад.
Его сильная рука, уверенность, с которой он вел ее в танце, – все это было до боли знакомо. Только тогда, десять лет назад, он держал ее крепче и совсем близко, а кружились они в вальсе совсем медленно...
Кит, отбросив эти мысли и сделав глубокий вдох, беспечно улыбнулась Беннону.
– Нам было весело тогда, помнишь? – Только это ей хотелось сохранить в памяти.
– Хорошие были времена, – подтвердил он и, помолчав, задумчиво добавил: – Десять лет назад... – А затем неожиданно склонил набок голову и с деланной серьезностью уставился на ее переносицу. – Кажется, за это время у тебя появились новые веснушки, не так ли, Кит?
– Господи, как ты, бывало, изводил меня этими веснушками! Доводил прямо до слез. Я перепробовала все средства – от лимонного сока до перекиси водорода и даже наждачной бумаги, только бы избавиться от них.
– Я рад, что тебе это не удалось. Мне нравятся твои веснушки.
– Они свидетельствуют о моем несговорчивом характере, не так ли? – Она гордо вскинула голову. Кит решила, что вести беседу в таком легкомысленном шутливом тоне гораздо проще.
– Куда уж больше, – рассмеялся Беннон. – Но, кажется, когда-то мы вполне уживались, даже умели говорить друг другу правду. Хотя у нас и были размолвки.
Задумавшись, Кит кивнула.
– Странно, я не могу вспомнить причину ни одной из них. – Посерьезнев, она посмотрела на Беннона. – А ты помнишь?
– Теперь уже нет.
– Почему? – удивилась Кит.
– Потому что наши размолвки были из-за каких-то пустяков.
– И все же мы ссорились. Почему?
– Возможно, мы слишком много бывали вместе. Ведь нам чертовски хорошо было вдвоем. – Он и сам не знал, что хотел сказать. Кит Мастерс занимала слишком большое место в его прошлом. Было время, когда ближе нее у него никого не было. Отголоски прежних чувств все еще тревожили его, и теперь, танцуя с ней, он словно снова почувствовал прежнюю легкость и радость от ее присутствия. Ей ничего не надо было объяснять, она все понимала. – Мы были слишком молоды, Кит, хорошо знали друг друга, знали слабости и изъяны друг друга. Возможно, вспылив, мы пользовались этим и невольно нажимали не на ту пружинку и... вспыхивала ссора.
– Возможно.
По лицу Кит пробежала легкая тень.
– Я сказал что-то не то, Кит? Прости, я не хотел. – Однако он знал, что его слова чем-то задели ее.
– Я знаю, что ты не хотел обидеть меня, – ответила Кит и улыбнулась, хотя вскинутый упрямый подбородок говорил о том, что гордость ее уязвлена нелепым объяснением сути их размолвок. – Я давно все простила тебе, Беннон.
Простила, но, увы, не забыла. За беспечной улыбкой и наигранной веселостью гордая и волевая Кит умела скрывать свою боль и тревогу.
Предоставив звукам вальса заполнить внезапно возникшую паузу, он молча смотрел на губы Кит, видел спокойную глубину ее глаз, когда их взгляды встречались. Его охватило странное состояние, похожее на то, что он испытывал в те далекие дни, когда они с Кит были вместе, танцевали, целовались и он держал ее в своих руках, покорную и вместе с тем сопротивляющуюся.
Кит внезапно отвернулась, и чувство близости исчезло. От неожиданного поворота ее головы сверкнули подвески ее сережек. Чтобы сгладить резкость своего движения, Кит рассеянно улыбнулась какой-то паре, промелькнувшей мимо. Неужели они с Бенноном в плену одних и тех же воспоминаний?
Она снова повернулась к нему и спокойно встретила его взгляд.
– Возможно, в понедельник я зайду к тебе в контору за ключами от моего дома. Скорее всего это будет утром. Тебе это удобно?
– Вполне. Заодно мы посмотрим бумаги, касающиеся состояния твоего отца.
– Хорошо, если это необходимо. Только помни, я ничего не смыслю в делах. Для меня это – китайская грамота.
– А почему не, латынь? – засмеялся он. Кит тоже рассмеялась и пожала плечами.
– Пусть будет латынь или греческий – мне все равно. В делах я ничего не понимаю. Зная это, отец правильно сделал, что поручил все тебе.
– Ты прекрасно во всем разобралась бы, если бы пришлось.
Беннон еще быстрее закружил ее, и они обогнали какую-то пару.
– Едва ли, – ответила Кит, а затем, подумав, добавила: – Хотя после анкет и бумаг, которые мне пришлось заполнять и подписывать, когда заболела мама, я, пожалуй, могу считать себя экспертом.
– Как ее здоровье?
– Все так же, без перемен. Ремиссия. Врачи говорят, что в таком состоянии она может прожить не один десяток лет. Но ей уже никогда не вернуться домой.
– Кит...
Она увидела в его глазах боль и сочувствие. Он жалел ее мать, жалел и ее тоже.
– Не будем об этом, Беннон. Во всяком случае, не сегодня.
Едва улыбнувшись, она как бы поставила точку на дальнейшем разговоре на эту тему.
– Хорошо, – согласился Беннон, заметив, как она снова вскинула подбородок. Он понимал, что ей пришлось пережить за эти месяцы: смерть отца, резкое ухудшение здоровья матери, неожиданные перемены в собственной карьере. Он восхищался ее выдержкой и силой духа.
Не отдавая себе отчета, он невольно привлек ее к себе и с наслаждением вдохнул знакомый аромат ее духов. Они кружились легко и свободно, будто и не было долгих лет разлуки.
Сондра остановилась в дверях на террасу, увидев Дж.Д. Лесситера, теперь уже в компании банкира Джорджа Гринбаума. Она догадалась, о чем беседуют эти двое. Джордж успел порядком надоесть всем в этот вечер своими «конфиденциальными» сведениями о громком скандале в Вашингтоне. Однако по интересу, с которым слушал его Лесситер, Сондра поняла, что прервать их беседу было бы ошибкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104