— Голос звучал сдавленно, словно что-то мешало ему говорить, и от этого казался грубым.
У Маргарет тоже судорогой перехватило горло.
— Да, я все еще подвержена им, — ответила она с трудом, вновь поворачиваясь к нему. — Уверена, что ты пришел не для того, чтобы говорить о моей мигрени, Джордж. Что тебе нужно? Мы оба знаем, что это вряд ли касается моей скромной особы.
Она в ужасе замерла, услышав предательскую горечь, прозвучавшую в голосе. Что она творит? Неужели хочет, чтобы он узнал, какой болью до сих пор отзывается в ней прошлое?
Джордж издал короткий странный звук — то ли изумления, то ли возмущения. Ей хотелось посмотреть ему прямо в глаза и сказать, что ему нечего делать здесь, в ее доме… Но не хватило смелости, так как Маргарет знала: стоит ей сейчас поднять взгляд, и…
— Я пришел поговорить с тобой об Оливии.
Вот теперь она посмотрела ему в глаза — изумленно и испуганно. Сердце быстро забилось, ее обуяла паника.
Он знает. Несомненно, знает. Он мог догадаться или выяснить… Но каким образом? Когда они расстались, Маргарет и сама не подозревала, что беременна. Пусть даже он догадался, какое это имеет значение теперь, столько лет спустя? Оливия — мой ребенок, мой и только мой, лихорадочно твердила она себе. И если этот человек считает, что может вот так просто прийти, чтобы…
— Да, об Оливии. Твоей дочери… Нашей дочери…
Все оказалось даже хуже, чем она могла предположить.
Маргарет потеряла дар речи. Тошнота, зародившаяся в желудке, распространилась по всему телу, заставив несчастную женщину затрястись в буквальном смысле слова.
— Маргарет.
Он шагнул к ней. И, инстинктивно отшатнувшись, она почти выкрикнула голосом, срывающимся от ужаса:
— Нет, нет! Только не это! Пожалуйста… — Последнее слово Маргарет уже простонала упавшим от бессилия голосом.
Ее лицо побледнело, на нем появилось затравленное выражение. Старая боль вновь заняла привычное место и жгла немилосердно. А затем Маргарет увидела его потрясенное лицо и внезапно поняла, что натворила. Она ведь почти сорокалетняя женщина. Ей совершенно ни к чему вести себя как истеричная девица. В конце концов, какой ущерб может нанести Джордж ее отношениям с дочерью теперь? Оливия не ребенок, которого можно отнять у нее. Она взрослая девушка.
Джордж у нее за спиной продолжал говорить. Его голос прозвучал настойчиво, почти отчаянно, когда он спросил:
— Скажи мне, Маргарет. Она — моя дочь? Я должен это знать наверняка.
4
Маргарет сделала один глубокий вдох, затем другой. Какой смысл лгать или увиливать от ответа? Всю сознательную жизнь она гордилась своей честностью.
— В биологическом смысле — да, она твоя дочь, — сухо признала Маргарет. — Но во всех других отношениях — нет, это мой ребенок и только мой. Ты даже не знал, что она была зачата, тебя это не интересовало.
Она замолчала, злясь на себя за то, что так легко позволила своим чувствам вырваться наружу.
— Я вовсе не собираюсь отнимать ее у тебя, Маргарет.
Спокойный тон Джорджа лишь подтвердил то, что Маргарет уже поняла: она обнаружила перед ним свой безумный страх потерять дочь.
— Совсем другое привело меня сюда. Одному Богу известно, как мне не хочется говорить это, но я был бы почти рад, если бы оказалось, что Оливия не моя дочь.
Маргарет с недоверием уставилась на него. Она была настолько ослеплена яростью, что лишь спустя несколько секунд смогла с недоумением спросить себя, почему ее так злит фактический отказ Джорджа от дочери. Казалось бы, после того как он заявил, что не намерен вставать между Оливией и Маргарет, ей следовало бы вздохнуть с облегчением.
— Если тебя беспокоит, что у нее или у меня есть к тебе какие-либо претензии… — ледяным тоном начала она.
— Не говори глупости! — прервал ее Джордж.
Маргарет с усмешкой посмотрела на него и язвительно спросила:
— В чем же тогда дело? В твоей жене, в детях? Ты не хочешь, чтобы они знали? Ты так стыдишься того, что когда-то мы были женаты и что я, нелюбимая первая жена, зачала твоего ребенка? Если ты не хотел от меня детей, тебе следовало бы быть более осторожным. Только вот, насколько я помню, тебя не меньше, чем меня, привлекала перспектива завести детей. Вообще-то…
— У меня нет ни жены, ни детей. — Это было сказано так тихо и с такой неподдельной горечью, что Маргарет потеряла дар речи. — Послушай, не могли бы мы поговорить сидя? Я…
Джордж сделал неловкое движение. И она нахмурилась, поняв, что он прихрамывает.
— Ты повредил ногу. Надо…
Она отреагировала инстинктивно, по-женски заботливо бросившись к нему. Но тут же остановилась, когда Джордж тоже шагнул, но в другую сторону, словно спасаясь от нее.
— Ничего страшного.
Голос его снова звучал резко, почти грубо, он словно отталкивал ее… Опять отталкивал, признала она, краснея от стыда и досады.
— Гостиная там, — отрывисто произнесла Маргарет, указывая на дверь, ведущую из холла. — Пройди туда, пожалуйста, а я поставлю чайник.
Ей вовсе не хотелось пить с ним чай, но требовалось время, чтобы осознать случившееся. Если рассудок мог смириться с тем, что пребывание Джорджа в ее доме никак не связано ни с ней как с женщиной, ни с прошлыми их супружескими отношениями, ни с былой близостью, но взбунтовавшееся тело не желало этого признавать.
Да, мое тело реагирует на физическое присутствие Джорджа точно так же, как на сны о нем, вздохнула Маргарет, спеша закрыть за собой дверь кухни.
Голова продолжала болеть. Но, к счастью, тот безрассудный ужас, который охватил ее, когда она решила, что Джордж приехал, чтобы заявить свои права на Оливию, прошел.
Просто удивительно, с какой легкостью она поверила его словам! А ведь у нее не было никаких оснований доверять ему.
Чайник вскипел. Маргарет приготовила чай и поставила на поднос все необходимое. Когда она вошла в гостиную, Джордж, чуть согнувшись, стоял перед окном, с отсутствующим видом массируя правое колено. Услышав шаги, он выпрямился, подошел к Маргарет, забрал у нее поднос, спросил, куда его поставить, а затем, когда она сказала ему, похвалил убранство гостиной.
— У тебя всегда был дар превращать любое помещение в теплое и уютное.
Она посмотрела на него потемневшими от боли глазами. Ее обезоружила серьезность его тона и озадачил ответный взгляд. Создавалось впечатление, что общение с бывшей женой тоже почему-то мучительно для него.
— Так, значит, никаких сомнений — Оливия моя дочь.
Его голос прозвучал так тоскливо и подавленно, что Маргарет по непонятным причинам содрогнулась. Она не могла вымолвить ни слова, поэтому только кивнула.
— В таком случае я должен кое-что сказать тебе. Нечто, о чем я и сам не знал до нашей свадьбы, иначе я бы никогда… Дело в том, что у меня… гемофилия. По счастливому стечению обстоятельств мне удалось по большей части избежать обычных симптомов проявления этой болезни, когда кровотечение по сравнению с вызвавшей их причиной всегда бывает чрезмерной, если не летальной…
Маргарет уже начала подниматься с кресла, чтобы броситься к Джорджу и под влиянием порыва обнять его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
У Маргарет тоже судорогой перехватило горло.
— Да, я все еще подвержена им, — ответила она с трудом, вновь поворачиваясь к нему. — Уверена, что ты пришел не для того, чтобы говорить о моей мигрени, Джордж. Что тебе нужно? Мы оба знаем, что это вряд ли касается моей скромной особы.
Она в ужасе замерла, услышав предательскую горечь, прозвучавшую в голосе. Что она творит? Неужели хочет, чтобы он узнал, какой болью до сих пор отзывается в ней прошлое?
Джордж издал короткий странный звук — то ли изумления, то ли возмущения. Ей хотелось посмотреть ему прямо в глаза и сказать, что ему нечего делать здесь, в ее доме… Но не хватило смелости, так как Маргарет знала: стоит ей сейчас поднять взгляд, и…
— Я пришел поговорить с тобой об Оливии.
Вот теперь она посмотрела ему в глаза — изумленно и испуганно. Сердце быстро забилось, ее обуяла паника.
Он знает. Несомненно, знает. Он мог догадаться или выяснить… Но каким образом? Когда они расстались, Маргарет и сама не подозревала, что беременна. Пусть даже он догадался, какое это имеет значение теперь, столько лет спустя? Оливия — мой ребенок, мой и только мой, лихорадочно твердила она себе. И если этот человек считает, что может вот так просто прийти, чтобы…
— Да, об Оливии. Твоей дочери… Нашей дочери…
Все оказалось даже хуже, чем она могла предположить.
Маргарет потеряла дар речи. Тошнота, зародившаяся в желудке, распространилась по всему телу, заставив несчастную женщину затрястись в буквальном смысле слова.
— Маргарет.
Он шагнул к ней. И, инстинктивно отшатнувшись, она почти выкрикнула голосом, срывающимся от ужаса:
— Нет, нет! Только не это! Пожалуйста… — Последнее слово Маргарет уже простонала упавшим от бессилия голосом.
Ее лицо побледнело, на нем появилось затравленное выражение. Старая боль вновь заняла привычное место и жгла немилосердно. А затем Маргарет увидела его потрясенное лицо и внезапно поняла, что натворила. Она ведь почти сорокалетняя женщина. Ей совершенно ни к чему вести себя как истеричная девица. В конце концов, какой ущерб может нанести Джордж ее отношениям с дочерью теперь? Оливия не ребенок, которого можно отнять у нее. Она взрослая девушка.
Джордж у нее за спиной продолжал говорить. Его голос прозвучал настойчиво, почти отчаянно, когда он спросил:
— Скажи мне, Маргарет. Она — моя дочь? Я должен это знать наверняка.
4
Маргарет сделала один глубокий вдох, затем другой. Какой смысл лгать или увиливать от ответа? Всю сознательную жизнь она гордилась своей честностью.
— В биологическом смысле — да, она твоя дочь, — сухо признала Маргарет. — Но во всех других отношениях — нет, это мой ребенок и только мой. Ты даже не знал, что она была зачата, тебя это не интересовало.
Она замолчала, злясь на себя за то, что так легко позволила своим чувствам вырваться наружу.
— Я вовсе не собираюсь отнимать ее у тебя, Маргарет.
Спокойный тон Джорджа лишь подтвердил то, что Маргарет уже поняла: она обнаружила перед ним свой безумный страх потерять дочь.
— Совсем другое привело меня сюда. Одному Богу известно, как мне не хочется говорить это, но я был бы почти рад, если бы оказалось, что Оливия не моя дочь.
Маргарет с недоверием уставилась на него. Она была настолько ослеплена яростью, что лишь спустя несколько секунд смогла с недоумением спросить себя, почему ее так злит фактический отказ Джорджа от дочери. Казалось бы, после того как он заявил, что не намерен вставать между Оливией и Маргарет, ей следовало бы вздохнуть с облегчением.
— Если тебя беспокоит, что у нее или у меня есть к тебе какие-либо претензии… — ледяным тоном начала она.
— Не говори глупости! — прервал ее Джордж.
Маргарет с усмешкой посмотрела на него и язвительно спросила:
— В чем же тогда дело? В твоей жене, в детях? Ты не хочешь, чтобы они знали? Ты так стыдишься того, что когда-то мы были женаты и что я, нелюбимая первая жена, зачала твоего ребенка? Если ты не хотел от меня детей, тебе следовало бы быть более осторожным. Только вот, насколько я помню, тебя не меньше, чем меня, привлекала перспектива завести детей. Вообще-то…
— У меня нет ни жены, ни детей. — Это было сказано так тихо и с такой неподдельной горечью, что Маргарет потеряла дар речи. — Послушай, не могли бы мы поговорить сидя? Я…
Джордж сделал неловкое движение. И она нахмурилась, поняв, что он прихрамывает.
— Ты повредил ногу. Надо…
Она отреагировала инстинктивно, по-женски заботливо бросившись к нему. Но тут же остановилась, когда Джордж тоже шагнул, но в другую сторону, словно спасаясь от нее.
— Ничего страшного.
Голос его снова звучал резко, почти грубо, он словно отталкивал ее… Опять отталкивал, признала она, краснея от стыда и досады.
— Гостиная там, — отрывисто произнесла Маргарет, указывая на дверь, ведущую из холла. — Пройди туда, пожалуйста, а я поставлю чайник.
Ей вовсе не хотелось пить с ним чай, но требовалось время, чтобы осознать случившееся. Если рассудок мог смириться с тем, что пребывание Джорджа в ее доме никак не связано ни с ней как с женщиной, ни с прошлыми их супружескими отношениями, ни с былой близостью, но взбунтовавшееся тело не желало этого признавать.
Да, мое тело реагирует на физическое присутствие Джорджа точно так же, как на сны о нем, вздохнула Маргарет, спеша закрыть за собой дверь кухни.
Голова продолжала болеть. Но, к счастью, тот безрассудный ужас, который охватил ее, когда она решила, что Джордж приехал, чтобы заявить свои права на Оливию, прошел.
Просто удивительно, с какой легкостью она поверила его словам! А ведь у нее не было никаких оснований доверять ему.
Чайник вскипел. Маргарет приготовила чай и поставила на поднос все необходимое. Когда она вошла в гостиную, Джордж, чуть согнувшись, стоял перед окном, с отсутствующим видом массируя правое колено. Услышав шаги, он выпрямился, подошел к Маргарет, забрал у нее поднос, спросил, куда его поставить, а затем, когда она сказала ему, похвалил убранство гостиной.
— У тебя всегда был дар превращать любое помещение в теплое и уютное.
Она посмотрела на него потемневшими от боли глазами. Ее обезоружила серьезность его тона и озадачил ответный взгляд. Создавалось впечатление, что общение с бывшей женой тоже почему-то мучительно для него.
— Так, значит, никаких сомнений — Оливия моя дочь.
Его голос прозвучал так тоскливо и подавленно, что Маргарет по непонятным причинам содрогнулась. Она не могла вымолвить ни слова, поэтому только кивнула.
— В таком случае я должен кое-что сказать тебе. Нечто, о чем я и сам не знал до нашей свадьбы, иначе я бы никогда… Дело в том, что у меня… гемофилия. По счастливому стечению обстоятельств мне удалось по большей части избежать обычных симптомов проявления этой болезни, когда кровотечение по сравнению с вызвавшей их причиной всегда бывает чрезмерной, если не летальной…
Маргарет уже начала подниматься с кресла, чтобы броситься к Джорджу и под влиянием порыва обнять его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37