Как барсы ринулись они на Помпея. Тот принялся без остановки палить из самозарядного ружья по толпе, тибетцы в первый миг растерялись и остановились как вкопанные.
Помпей инстинктивно выкрикнул в их сторону го слово, которое только что прочитал у них по губам:
— Эмэлэн — Эм-эл-эн! — заорал он изо всей мочи, так что его крик громовым раскатом прокатился по ущелью.
Всё закружилось у него перед глазами и поплыло, словно он надел сильные очки, земля завертелась под ногами.
Это длилось одно мгновение, затем зрение опять прояснилось.
Тибетцы исчезли, как только что исчез его господин, и перед ним выстроились бесчисленные фиолетовые сахарные головы.
Предводитель был ещё жив. Ноги его уже обратились в синеватую жижу, а тело начинало сжиматься; казалось, что человека переваривает какое-то невидимое существо. На голове у него сидела не островерхая шапка, а какое-то похожее на епископскую митру сооружение, из которого смотрели по сторонам, словно живые, жёлтые глаза.
Ябурек со всей силы саданул его прикладом по башке, но не уберёгся от брошенного предводителем в последний момент серпа, который поранил ему ногу.
Затем он огляделся. Вокруг не было ни единой живой души.
Аромат амберий ещё больше сгустился и щипал ноздри. Казалось, что он исходит от фиолетовых конусов, которые разглядывал Помпей. Они были совершенно одинаковыми и состояли из светло-фиолетовой желеобразной массы. Отыскать останки сэра Роджера среди прочих фиолетовых пирамид представлялось делом невозможным.
Cкрипнув зубами, Помпей пнул предводителя тибетцев в рожу и побежал обратно тем же путём, что пришёл. Ещё издали он разглядел в траве сверкающие на солнце водолазные шлемы. Он накачал воздухом свой ранец и вступил в отравленную газами зону.
Дороге, казалось, не будет конца. У бедняги по лицу катились слёзы. Боже мой, Боже мой! Хозяин умер! Погиб в далёкой Индии! Ледяные колоссы Гималаев вздымали вверх свои вершины: какое им дело до горя живого, крохотного человеческого сердца!
Помпей Ябурек подробно описал на бумаге всё, что видел, слово в слово так, как оно было на самом деле и как он запомнил, ибо осмыслить случившееся он до сих пор так и не смог, и отослал свой рассказ письмом, которое было адресовано в Бомбей, на улицу Адгеритолла, 17, секретарю сэра Роджера Торнтона. Затем Помпей умер, так как серп тибетца оказался отравленным.
— Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его, — так молился афганец, кладя земные поклоны. Индийские охотники засыпали мёртвое тело цветами и под священные песнопения сожгли на костре.
Секретарь Али Мурад Бей побелел, услышав ужасную весть, и тотчас же отправил рукопись в редакцию газеты «Indian Gazette».
Разразился новый всемирный потоп.
«Indian Gazette», поместившая на своих страницах сообщение о событиях, «связанных с экспедицией сэра Роджера Торнтона», вышла на следующий день с опозданием на три часа против обычного. Виною тому было странное и пугающее происшествие.
Мистер Бирендранат Наороджи, редактор, и двое служащих, которые вместе с ним перед выпуском газеты всегда просматривали её в полночь, бесследно исчезли из запертого кабинета. Вместо них на полу остались стоять три синеватых желеобразных цилиндра, а между ними валялся свежеотпечатанный номер газеты. Не успела полиция закончить возню с составлением первых протоколов, как появились сообщения о множестве аналогичных случаев.
К ужасу движущихся по улице возбуждённых толп, у всех на глазах вдруг десятками начали исчезать читающие газету и жестикулирующие люди. Повсюду, куда ни глянь, на улицах и площадях, появились маленькие фиолетовые пирамидки.
К вечеру Бомбей наполовину обезлюдел. Тотчас же во избежание распространения невиданной эпидемии — ибо чем, как не эпидемией, могли объясняться эти явления? — властями были приняты соответствующие санитарные меры — был закрыт порт и вообще прерваны все связи с внешним миром. Телеграф и кабель усиленно работали всю ночь, рассылая по всему свету ужасное сообщение об этих ужасных событиях, а также полный текст статьи обо всём «связанном с экспедицией сэра Торнтона», оповещая о случившемся все заморские страны.
На следующий же день только что введённый карантин был снят, так как выяснилось, что с его введением запоздали.
Из всех стран приходили сообщения, из которых следовало, что эпидемия «фиолетовой смерти» разразилась повсеместно почти в одно и то же время и возникла угроза гибели человечества. Всюду царила паника, и цивилизованный мир стал похож на гигантский муравейник, в который деревенский оболтус засунул раскуренную трубку.
В Германии эпидемия началась с Гамбурга; в Австрии, где, как известно, люди читают только местные новости, ещё несколько недель всё оставалось спокойно.
Особенно страшное впечатление произвёл первый случай заболевания. Пастор Штюлькен, человек преклонного возраста, почти совсем оглохший на старости лет, завтракал утром в кругу своей семьи; за столом собрались Генриеттхен, его благоверная, старший сын Теобальд с длинным студенческим чубуком, две дочки — Минхен и Тинхен — словом, целиком всё семейство. Почтенный старец развернул только что доставленную английскую газету и стал читать вслух статью про дела, «связанные с экспедицией сэра Роджера Торнтона». Едва он остановился после слова «Эмэлэн», чтобы подкрепиться глоточком кофе, как с ужасом увидел, что вокруг сидят одни только конусообразные сгустки из фиолетовой слизи. Из одного ещё торчал студенческий чубук.
Их было четырнадцать душ, всех сразу прибрал Господь.
Набожный старец рухнул без сознания.
Спустя неделю более половины человечества было уже мертво.
Одному немецкому учёному удалось отчасти внести ясность в происходящее. То обстоятельство, что эпидемия пощадила глухих и глухонемых, навело его на совершенно правильное соображение, что всё дело заключается тут в феномене чисто акустического свойства.
В уединении своего рабочего кабинета он написал длинный доклад и распространил краткое объявление о предстоящей публичной лекции.
Суть доклада в общих чертах сводилась к тому, что учёный, приведя цитаты из некоторых почти неизвестных индийских религиозных текстов, в которых речь шла об астральных вихрях, возникающих от произнесения определённых тайных слов и заговоров, в подкрепление этих фактов приводил новейшие данные из области вибрационной и лучевой теории.
Он выступил с докладом в Берлине, причём вынужден был, читая длинные фразы своей рукописи, пользоваться рупором — так много народу собралось послушать его выступление.
Заключительными словами этой достопамятной речи были следующие:
— Идите к ушному врачу и просите, чтобы он сделал вас глухими, и остерегайтесь произносить слово… «Эмэлэн».
1 2 3
Помпей инстинктивно выкрикнул в их сторону го слово, которое только что прочитал у них по губам:
— Эмэлэн — Эм-эл-эн! — заорал он изо всей мочи, так что его крик громовым раскатом прокатился по ущелью.
Всё закружилось у него перед глазами и поплыло, словно он надел сильные очки, земля завертелась под ногами.
Это длилось одно мгновение, затем зрение опять прояснилось.
Тибетцы исчезли, как только что исчез его господин, и перед ним выстроились бесчисленные фиолетовые сахарные головы.
Предводитель был ещё жив. Ноги его уже обратились в синеватую жижу, а тело начинало сжиматься; казалось, что человека переваривает какое-то невидимое существо. На голове у него сидела не островерхая шапка, а какое-то похожее на епископскую митру сооружение, из которого смотрели по сторонам, словно живые, жёлтые глаза.
Ябурек со всей силы саданул его прикладом по башке, но не уберёгся от брошенного предводителем в последний момент серпа, который поранил ему ногу.
Затем он огляделся. Вокруг не было ни единой живой души.
Аромат амберий ещё больше сгустился и щипал ноздри. Казалось, что он исходит от фиолетовых конусов, которые разглядывал Помпей. Они были совершенно одинаковыми и состояли из светло-фиолетовой желеобразной массы. Отыскать останки сэра Роджера среди прочих фиолетовых пирамид представлялось делом невозможным.
Cкрипнув зубами, Помпей пнул предводителя тибетцев в рожу и побежал обратно тем же путём, что пришёл. Ещё издали он разглядел в траве сверкающие на солнце водолазные шлемы. Он накачал воздухом свой ранец и вступил в отравленную газами зону.
Дороге, казалось, не будет конца. У бедняги по лицу катились слёзы. Боже мой, Боже мой! Хозяин умер! Погиб в далёкой Индии! Ледяные колоссы Гималаев вздымали вверх свои вершины: какое им дело до горя живого, крохотного человеческого сердца!
Помпей Ябурек подробно описал на бумаге всё, что видел, слово в слово так, как оно было на самом деле и как он запомнил, ибо осмыслить случившееся он до сих пор так и не смог, и отослал свой рассказ письмом, которое было адресовано в Бомбей, на улицу Адгеритолла, 17, секретарю сэра Роджера Торнтона. Затем Помпей умер, так как серп тибетца оказался отравленным.
— Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его, — так молился афганец, кладя земные поклоны. Индийские охотники засыпали мёртвое тело цветами и под священные песнопения сожгли на костре.
Секретарь Али Мурад Бей побелел, услышав ужасную весть, и тотчас же отправил рукопись в редакцию газеты «Indian Gazette».
Разразился новый всемирный потоп.
«Indian Gazette», поместившая на своих страницах сообщение о событиях, «связанных с экспедицией сэра Роджера Торнтона», вышла на следующий день с опозданием на три часа против обычного. Виною тому было странное и пугающее происшествие.
Мистер Бирендранат Наороджи, редактор, и двое служащих, которые вместе с ним перед выпуском газеты всегда просматривали её в полночь, бесследно исчезли из запертого кабинета. Вместо них на полу остались стоять три синеватых желеобразных цилиндра, а между ними валялся свежеотпечатанный номер газеты. Не успела полиция закончить возню с составлением первых протоколов, как появились сообщения о множестве аналогичных случаев.
К ужасу движущихся по улице возбуждённых толп, у всех на глазах вдруг десятками начали исчезать читающие газету и жестикулирующие люди. Повсюду, куда ни глянь, на улицах и площадях, появились маленькие фиолетовые пирамидки.
К вечеру Бомбей наполовину обезлюдел. Тотчас же во избежание распространения невиданной эпидемии — ибо чем, как не эпидемией, могли объясняться эти явления? — властями были приняты соответствующие санитарные меры — был закрыт порт и вообще прерваны все связи с внешним миром. Телеграф и кабель усиленно работали всю ночь, рассылая по всему свету ужасное сообщение об этих ужасных событиях, а также полный текст статьи обо всём «связанном с экспедицией сэра Торнтона», оповещая о случившемся все заморские страны.
На следующий же день только что введённый карантин был снят, так как выяснилось, что с его введением запоздали.
Из всех стран приходили сообщения, из которых следовало, что эпидемия «фиолетовой смерти» разразилась повсеместно почти в одно и то же время и возникла угроза гибели человечества. Всюду царила паника, и цивилизованный мир стал похож на гигантский муравейник, в который деревенский оболтус засунул раскуренную трубку.
В Германии эпидемия началась с Гамбурга; в Австрии, где, как известно, люди читают только местные новости, ещё несколько недель всё оставалось спокойно.
Особенно страшное впечатление произвёл первый случай заболевания. Пастор Штюлькен, человек преклонного возраста, почти совсем оглохший на старости лет, завтракал утром в кругу своей семьи; за столом собрались Генриеттхен, его благоверная, старший сын Теобальд с длинным студенческим чубуком, две дочки — Минхен и Тинхен — словом, целиком всё семейство. Почтенный старец развернул только что доставленную английскую газету и стал читать вслух статью про дела, «связанные с экспедицией сэра Роджера Торнтона». Едва он остановился после слова «Эмэлэн», чтобы подкрепиться глоточком кофе, как с ужасом увидел, что вокруг сидят одни только конусообразные сгустки из фиолетовой слизи. Из одного ещё торчал студенческий чубук.
Их было четырнадцать душ, всех сразу прибрал Господь.
Набожный старец рухнул без сознания.
Спустя неделю более половины человечества было уже мертво.
Одному немецкому учёному удалось отчасти внести ясность в происходящее. То обстоятельство, что эпидемия пощадила глухих и глухонемых, навело его на совершенно правильное соображение, что всё дело заключается тут в феномене чисто акустического свойства.
В уединении своего рабочего кабинета он написал длинный доклад и распространил краткое объявление о предстоящей публичной лекции.
Суть доклада в общих чертах сводилась к тому, что учёный, приведя цитаты из некоторых почти неизвестных индийских религиозных текстов, в которых речь шла об астральных вихрях, возникающих от произнесения определённых тайных слов и заговоров, в подкрепление этих фактов приводил новейшие данные из области вибрационной и лучевой теории.
Он выступил с докладом в Берлине, причём вынужден был, читая длинные фразы своей рукописи, пользоваться рупором — так много народу собралось послушать его выступление.
Заключительными словами этой достопамятной речи были следующие:
— Идите к ушному врачу и просите, чтобы он сделал вас глухими, и остерегайтесь произносить слово… «Эмэлэн».
1 2 3