Но ждать недолго! Дигенис обещал себе скосить эти жалкие пять слепых голов, которые, угадав в нем евнуха, не поняли, что он - Великий Папий! Великий Папий!
VIII
На заре гонение на иконоборцев уже оттачивало свои когти и скалило зубы под чудным небом Византии, дарующим душе ощущение покоя.
Под предлогом покарать язычество оно стремилось разбить в Восточной Империи творимое искусство, могучее растение, питающееся соками богатой почвы; Православные и Зеленые - созидатели Византийского искусства и вдохновленные Византийским искусством, готовились пожертвовать собою.
И чтобы укрепить и наставить их, вышли из разных монастырей монахи, не признававшие решения Гирийского Синода; так Иоанн, отправившись с богомерзким из Святой Пречистой добывать обычное повседневное пропитание, в каждого вселил немного утешения растроганными благословениями, стихами псалмов, нараспев обращенными в виде советов, и молитвами, на которые слышались ответствия. Объезжая в то утро Влахернский квартал, он поднимался по лестницам домов, населенных простолюдинами, стучался во многие двери и проникал - с обнаженной косматой головою, держа скуфью в простертой руке, а другую положив на толстый живот, - в жилища Православных, художественных ремесленников, а Богомерзкий ревел между тем на улице, не видя Иоанна.
Здесь жили филигранщики и вышивальщики; первые сучили на станках, снабженных большим деревянным колесом, тонкие серебряные нити, свертывали их в маленькие завитки и спаивали с серебряными пластинками, выбитыми молотком; вторые - заслоненные подпорками пялец, ритмично двигали взад и вперед челноки.
Дальше жили резчики по слоновой кости и ювелиры; они работали у окон, в которые падал свет и откуда видны были кусок Золотого Рога, а вдали за ним равнина с зеленеющими холмами и пушистыми деревьями. Работа по слоновой кости отличалась кропотливостью, производилась тонкими орудиями - стальными шилами, врезавшимися в девственную массу, превращая ее в двухстворчатые или трехстворчатые складни, в иконки с неясными крошечными ликами, иногда похожие на погремушки для узд. Ювелиры работали на узких скамьях перед низкими верстаками. На легком огне спаивали они кучки золота и серебра, и художественные драгоценности выходили из-под их искусных рук: раки для мощей, украшенные листвою, ожерелья, сиявшие отблесками драгоценных металлов, широкие серьги, выставлявшие зерна бирюзы и подлинных опалов, изящные пряжки и, наконец, массивные и странные творения: дароносицы, кресты, купели, епископские посохи, яркие звезды для причесок, перевитые жемчугом голубоватого отлива, ларцы с горбатыми крышками, кованные, с ажурными узорами, выбитыми железными шилами на свинцовых чурбанах.
Еще выше обитали другие: эмалировщики, вышивальщики тканей, резчики по дереву, мозаичники, изготовители церковных светилен, органов и церковных врат, гранильщики, золотошвеи, гончары, стекольщики, насекальщики, инкрустаторы по перламутру, стенописцы и живописцы, привыкшие налагать на золотой фон Лики Прекрасные, чарующие взор. Ремесла эти составляли нередко единое целое. Иоанн спешно посетил их утром наряду с монахами других монастырей, сеявшими там молитвы, псалмы и благословения.
Гараиви вышел из лодки, и на солнце его далматика со вставками сияла пышнее восьмигранной туники сановника или чиновной робы и скарамангиона. Он прошел мимо Сабаттия, который сейчас же окликнул его:
- Позаботься скрыться, так как ты с Православными рукоплещешь Зеленым, и решение Святого Синода не отвратит тебя от икон, которые гонит Базилевс.
Он высказал все это из-за кучки арбузов, над которой высился его согнувшийся стан, и встряхнул жидкими волосами на заостренной, как у сумасшедшего, голове. Далматика набатеянина ярко блестела под скуфьей, обрамленной тесьмой из верблюжьей шерсти, и являла причудливый узор: на этот раз на изношенном зеленом фоне голову пантеры с раздувающимися ноздрями, из которых нескладно выходили усы; когтистой лапой она грозила играющей птице, выставившей свой острый клюв. Бедняк Гараиви вышил сам все эти узоры, чтобы дешевле обошлась и прочнее была его далматика.
- Если бы у меня была такая далматика, - сказал Сабаттий, - то я бы продал много арбузов. Вид у меня был бы благолепный, и я служил бы богатым.
Гараиви ответил ему издали, не боясь быть услышанным, как он всегда отвечал на все другие вопросы Сабаттия:
- Сепеос принял муку потому, что его выдал Гераиск. Я убил Гераиска, я утопил его. Но меня не схватить им, так как возмущение свергнет с Кафизмы Константина V, и Управда будет Базилевсом.
Лихорадочно звенел его голос, и многие слышавшие это обернулись.
Потом он направился к вратам Карсийским и исчез в Византии, воинственный и гордый, восторженный и решительный; а глаза Сабаттия сверкали, преследуя его далматику, долго сиявшую вдали.
А в Византии спешили отряды Маглабитов, Спафариев и Буккелариев, сопровождаемые толпившимся народом, стенавшим или рукоплещущим. Под строгим наблюдением начальников-доместиков колонны воинов останавливались перед храмами, монастырями и часовнями, в открытые врата которых виднелись переполнявшие их Православные; в притворе появились священники, произносили проклятие иконоборцам, которые тут же быстро взбирались по принесенным лестницам и ударами молота разбивали сияющие мозаики, или же кистями, омоченными известью, замазывали трогательные Лики Веры. Стенания метущейся толпы усиливались, а внутри храмов громче раздавались звуки псалмов, нежные и успокаивающие. Голубые пели радостные гимны, изредка тревожно оборачиваясь по направлению к народным кварталам, откуда кучки Зеленых угрожали им кулаками.
- Я убил Гераиска! Я убил Гераиска! А вас, иконоборцы, будущий Базилевс Управда покарает за то, что повиновались вы нечестивым приказам Константина V.
Набатеянин всем кричал это, желая навлечь на себя гнев Голубых, иконоборцев и стражей. Некоторые бросались на него, но он ускользал и подавал Зеленым знак биться, к чему стремился сам. Но Зеленые удовлетворялись, грозя Голубым кулаками, они желали сразиться хорошо вооруженными, а не преждевременно, как тогда на Ипподроме с Сепеосом, и рассчитывали, что удобный случай начать борьбу всегда представится.
Он поднялся по холмам Влахернским, вышел из города и направился к Святой Пречистой. Она была одинока в своем трауре. Лишь Склерос встретился ему, несший золотое кадило, висевшее на трех цепочках, собранных у него в кулаке; он окурил его голубым ладаном, уносившимся густой дымкой.
Плохо поняв сказанное ему Гараиви о Гераиске, священник ответил:
- Гераиск не имел восьми детей, как Склерос и Склерена, и не любил их так, как Склерос и Склерена, и не потешал их, как потешаем мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
VIII
На заре гонение на иконоборцев уже оттачивало свои когти и скалило зубы под чудным небом Византии, дарующим душе ощущение покоя.
Под предлогом покарать язычество оно стремилось разбить в Восточной Империи творимое искусство, могучее растение, питающееся соками богатой почвы; Православные и Зеленые - созидатели Византийского искусства и вдохновленные Византийским искусством, готовились пожертвовать собою.
И чтобы укрепить и наставить их, вышли из разных монастырей монахи, не признававшие решения Гирийского Синода; так Иоанн, отправившись с богомерзким из Святой Пречистой добывать обычное повседневное пропитание, в каждого вселил немного утешения растроганными благословениями, стихами псалмов, нараспев обращенными в виде советов, и молитвами, на которые слышались ответствия. Объезжая в то утро Влахернский квартал, он поднимался по лестницам домов, населенных простолюдинами, стучался во многие двери и проникал - с обнаженной косматой головою, держа скуфью в простертой руке, а другую положив на толстый живот, - в жилища Православных, художественных ремесленников, а Богомерзкий ревел между тем на улице, не видя Иоанна.
Здесь жили филигранщики и вышивальщики; первые сучили на станках, снабженных большим деревянным колесом, тонкие серебряные нити, свертывали их в маленькие завитки и спаивали с серебряными пластинками, выбитыми молотком; вторые - заслоненные подпорками пялец, ритмично двигали взад и вперед челноки.
Дальше жили резчики по слоновой кости и ювелиры; они работали у окон, в которые падал свет и откуда видны были кусок Золотого Рога, а вдали за ним равнина с зеленеющими холмами и пушистыми деревьями. Работа по слоновой кости отличалась кропотливостью, производилась тонкими орудиями - стальными шилами, врезавшимися в девственную массу, превращая ее в двухстворчатые или трехстворчатые складни, в иконки с неясными крошечными ликами, иногда похожие на погремушки для узд. Ювелиры работали на узких скамьях перед низкими верстаками. На легком огне спаивали они кучки золота и серебра, и художественные драгоценности выходили из-под их искусных рук: раки для мощей, украшенные листвою, ожерелья, сиявшие отблесками драгоценных металлов, широкие серьги, выставлявшие зерна бирюзы и подлинных опалов, изящные пряжки и, наконец, массивные и странные творения: дароносицы, кресты, купели, епископские посохи, яркие звезды для причесок, перевитые жемчугом голубоватого отлива, ларцы с горбатыми крышками, кованные, с ажурными узорами, выбитыми железными шилами на свинцовых чурбанах.
Еще выше обитали другие: эмалировщики, вышивальщики тканей, резчики по дереву, мозаичники, изготовители церковных светилен, органов и церковных врат, гранильщики, золотошвеи, гончары, стекольщики, насекальщики, инкрустаторы по перламутру, стенописцы и живописцы, привыкшие налагать на золотой фон Лики Прекрасные, чарующие взор. Ремесла эти составляли нередко единое целое. Иоанн спешно посетил их утром наряду с монахами других монастырей, сеявшими там молитвы, псалмы и благословения.
Гараиви вышел из лодки, и на солнце его далматика со вставками сияла пышнее восьмигранной туники сановника или чиновной робы и скарамангиона. Он прошел мимо Сабаттия, который сейчас же окликнул его:
- Позаботься скрыться, так как ты с Православными рукоплещешь Зеленым, и решение Святого Синода не отвратит тебя от икон, которые гонит Базилевс.
Он высказал все это из-за кучки арбузов, над которой высился его согнувшийся стан, и встряхнул жидкими волосами на заостренной, как у сумасшедшего, голове. Далматика набатеянина ярко блестела под скуфьей, обрамленной тесьмой из верблюжьей шерсти, и являла причудливый узор: на этот раз на изношенном зеленом фоне голову пантеры с раздувающимися ноздрями, из которых нескладно выходили усы; когтистой лапой она грозила играющей птице, выставившей свой острый клюв. Бедняк Гараиви вышил сам все эти узоры, чтобы дешевле обошлась и прочнее была его далматика.
- Если бы у меня была такая далматика, - сказал Сабаттий, - то я бы продал много арбузов. Вид у меня был бы благолепный, и я служил бы богатым.
Гараиви ответил ему издали, не боясь быть услышанным, как он всегда отвечал на все другие вопросы Сабаттия:
- Сепеос принял муку потому, что его выдал Гераиск. Я убил Гераиска, я утопил его. Но меня не схватить им, так как возмущение свергнет с Кафизмы Константина V, и Управда будет Базилевсом.
Лихорадочно звенел его голос, и многие слышавшие это обернулись.
Потом он направился к вратам Карсийским и исчез в Византии, воинственный и гордый, восторженный и решительный; а глаза Сабаттия сверкали, преследуя его далматику, долго сиявшую вдали.
А в Византии спешили отряды Маглабитов, Спафариев и Буккелариев, сопровождаемые толпившимся народом, стенавшим или рукоплещущим. Под строгим наблюдением начальников-доместиков колонны воинов останавливались перед храмами, монастырями и часовнями, в открытые врата которых виднелись переполнявшие их Православные; в притворе появились священники, произносили проклятие иконоборцам, которые тут же быстро взбирались по принесенным лестницам и ударами молота разбивали сияющие мозаики, или же кистями, омоченными известью, замазывали трогательные Лики Веры. Стенания метущейся толпы усиливались, а внутри храмов громче раздавались звуки псалмов, нежные и успокаивающие. Голубые пели радостные гимны, изредка тревожно оборачиваясь по направлению к народным кварталам, откуда кучки Зеленых угрожали им кулаками.
- Я убил Гераиска! Я убил Гераиска! А вас, иконоборцы, будущий Базилевс Управда покарает за то, что повиновались вы нечестивым приказам Константина V.
Набатеянин всем кричал это, желая навлечь на себя гнев Голубых, иконоборцев и стражей. Некоторые бросались на него, но он ускользал и подавал Зеленым знак биться, к чему стремился сам. Но Зеленые удовлетворялись, грозя Голубым кулаками, они желали сразиться хорошо вооруженными, а не преждевременно, как тогда на Ипподроме с Сепеосом, и рассчитывали, что удобный случай начать борьбу всегда представится.
Он поднялся по холмам Влахернским, вышел из города и направился к Святой Пречистой. Она была одинока в своем трауре. Лишь Склерос встретился ему, несший золотое кадило, висевшее на трех цепочках, собранных у него в кулаке; он окурил его голубым ладаном, уносившимся густой дымкой.
Плохо поняв сказанное ему Гараиви о Гераиске, священник ответил:
- Гераиск не имел восьми детей, как Склерос и Склерена, и не любил их так, как Склерос и Склерена, и не потешал их, как потешаем мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106