На нем лежит главная ответственность за исполнение завета нашего предка.
Оптимизм Сано исчез, смытый струями леденящего ужаса. Убийство повелителя является самым страшным прегрешением самурая. Кровавый счет предъявляется всему роду. Рассказ Отамы, косвенно подтвержденный архивными данными, объясняет странное поведение генерала Фудзивары и охоту за бундори. И подкрепляет подозрения против канцлера Янагисавы — главного подозреваемого.
— Ваше предание не может быть правдой! — в отчаянии возопил Сано.
— Ну и что? Разве правда имеет значение, сёсакан-сама? Главное, кто-то, а именно убийца, в предание верит.
Не в состоянии опровергнуть доводы Отамы, Сано попытался поставить под сомнение искренность ее намерений:
— Почему вы нарушили молчание и поведали мне тайну, которую хранили столько лет? Почему выдаете сведения, которые угрожают вашим двоюродным братьям?
Послышатся шорох шелка — фигура за ширмой пошевелилась.
— Возможно, вы сочтете меня отвратительной, сёсакан-сама, но я не питаю любви к этим родственникам. — Из-за горечи голос стал менее мелодичным. — Их проблемы меня не касаются. Мне нет никакого дела до нашего самурайского наследия. И я скажу вам почему.
Она поведала историю семьи Фудзивара, и Сано узнал о соперничестве, поссорившем генеральских сыновей, о взлетах и падениях разных ветвей рода.
— Мой дед пустил по ветру имение, порученное ему в управление Токугавой Иэясу, — сказала Отама. — Его понизили до должности секретаря. А мой отец, которому секретарская должность перешла по наследству, спился и ее потерял. Он стал странствующим ренином, нанимался охранять деревни. Мы ели просо и жили в хижинах. Деньги водились редко, отец не смог собрать мне приданое и выставил за дверь. Так я оказалась в Эдо. Я попробовала пристроиться служанкой. Но мне не удалось найти даму, которая захотела бы нанять девушку вроде меня. Все опасались, что я стану искушать мужскую половину дома и вызывать ревность у женской. Я уже тогда была премиленькой. — Ухо Сано резанула странная, печальная нота. Отама шумно вздохнула. — Пришла зима. Я жила на улице подачками, голодала, мерзла и не знала, как быть. Отец говорил мне про моих великих двоюродных братьев. И я пошла просить у них помощи.
Сначала попытала счастья у Мацуи, зашла в его меняльную лавку. Он дал мне монет, которых хватило на один обед, и отправил восвояси, приказав больше не приходить. Тюго вообще отказался меня принять. А канцлер Янагисава... — Очередной вздох оказался похожим на шелест мертвых листьев. Женщина, окруженная роскошью, не забыла своего тяжелого прошлого. — Он был новой игрушкой сёгуна. Он привел меня в замок, в личные покои, накормил и выслушал мою историю с глубоким сочувствием. Я даже заплакала от благодарности. Он был такой симпатичный, такой добрый. Он пообещал мне помочь. Но потом... — У Отамы перехватило голос. — Он изнасиловал меня, — прошептала она. — Сзади. А потом вышвырнул меня на улицу без единой монеты. В тот же день владелец «Водяной лилии» заметил меня на улице и предложил поработать у него. У меня не осталось ни выбора, ни гордости, чтобы отказаться.
Теперь вы понимаете, сёсакан-сама, что я чувствую к тем, кто отказал беззащитной девушке в милости. Конечно, у моей истории счастливая развязка. Но я всегда мечтала отомстить Мацуи, Тюго и особенно канцлеру Янагисаве. Теперь моя мечта сбылась. Один из них — убийца, охотник за бундори. Надеюсь, я отдала его в ваши руки.
Слова Отамы, несомненно, были правдой. Однако Сано продолжал цепляться за хрупкую надежду, что она, а не Янагисава является убийцей. Он знал: женщины вполне способны на убийство и по традиции именно они готовили после сражений трофеи из вражеских голов. Отама хранила в душе такую обиду и говорила о мести с таким наслаждением, что даже генералу Фудзиваре было бы трудно с ней соперничать.
— Тайна вводит и вас в круг подозреваемых, — напомнил Сано.
Отама печально засмеялась:
— Сёсакан-сама, мне нечего бояться.
— Раз так, где вы были ночью...
— Здесь, дома, — перебила Отама. — Я всегда здесь. — Последовала пауза, тень склонила голову. — Вам нужно доказательство?
— Будьте любезны.
Сано ожидал, что женщина крикнет Мимаки и тот подтвердит алиби. Отама позвала служанку:
— Отодвинь ширму.
— Но, госпожа... — забеспокоилась служанка, — хозяин...
За ширмой взметнулась тень руки:
— Делай, как велено.
Бросив испуганный взгляд на дверь, служанка отодвинула ширму.
Ошеломленный, Сано разинул рот. За шоком накатило отвращение.
Опиравшееся на кучу подушек маленькое тонкое тело было скручено подобно жгуту. Правая рука, согнутая и прижатая к туловищу, оканчивалась кожистой культей. Из-под дорогого атласного кимоно слева выглядывала маленькая ступня в изящном чулке. Прекрасно выполненный черный парик венчал жуткое месиво сморщенных, узловатых шрамов.
Сано склонил голову в знак сочувствия. Пожар в «Водяной лилии» освободил Отаму от стыда, но изуродовал ее тело. Люди так и не узнали, как велика была любовь Мимаки. Он взял слепую обезображенную, искалеченную проститутку в дом, чтобы ухаживать и заботиться о ней. Он жил в затворничестве не из-за ревности, из желания спрятать ото всех ее ужасную тайну. Он посадил душистый сад, устроил птичьи домики на деревьях и развесил по ветвям колокольчики, чтобы она могла наслаждаться запахами и звуками, если не видом. Он катал ее в кресле по дорожкам, на которых она не могла оставить следы. Он по-прежнему любил ее. Какая горечь в счастливой развязке скандального романа!
Какое надежное алиби у подозреваемой.
— Теперь вы понимаете, сёсакан-сама, — раздался чарующий голос, отчетливо воскрешающий утраченную красоту губ, — я никак не могу быть убийцей.
Глава 28
— Сёсакан-сама, мой осведомитель заявляет, что знает, кто убийца, — сказал Хирата. — Простите, что заставляю вас так далеко идти пешком, но он отказался явиться в полицейское управление. Он не хочет, чтобы кто-нибудь знал о его сотрудничестве со мной.
— Все в порядке, Хирата, вы поступили правильно. — Сано после встречи с Отамой отчаянно нуждался в любом показании, лишь бы не на канцлера Янагисаву.
Они шли через Нихонбаси на встречу с осторожным информатором. Для конспирации они оставили коней в дорогой сбруе в полицейской конюшне и нахлобучили широкополые плетеные шляпы. Старым плащом Хираты Сано прикрыл герб Токугавы, вышитый на одеждах. Досин, в потрепанном кимоно, без привычного дзиттэ, но при мече, выглядел как типичный ренин. Глаза сияли, белозубая улыбка сверкала. Хирата излучал мальчишеский восторг от похвалы. Сёсакан, жаждущий получить сведения, забыл охладить пыл напарника.
— Надеюсь, ваш информатор говорит правду, — не без сожаления спохватился Сано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Оптимизм Сано исчез, смытый струями леденящего ужаса. Убийство повелителя является самым страшным прегрешением самурая. Кровавый счет предъявляется всему роду. Рассказ Отамы, косвенно подтвержденный архивными данными, объясняет странное поведение генерала Фудзивары и охоту за бундори. И подкрепляет подозрения против канцлера Янагисавы — главного подозреваемого.
— Ваше предание не может быть правдой! — в отчаянии возопил Сано.
— Ну и что? Разве правда имеет значение, сёсакан-сама? Главное, кто-то, а именно убийца, в предание верит.
Не в состоянии опровергнуть доводы Отамы, Сано попытался поставить под сомнение искренность ее намерений:
— Почему вы нарушили молчание и поведали мне тайну, которую хранили столько лет? Почему выдаете сведения, которые угрожают вашим двоюродным братьям?
Послышатся шорох шелка — фигура за ширмой пошевелилась.
— Возможно, вы сочтете меня отвратительной, сёсакан-сама, но я не питаю любви к этим родственникам. — Из-за горечи голос стал менее мелодичным. — Их проблемы меня не касаются. Мне нет никакого дела до нашего самурайского наследия. И я скажу вам почему.
Она поведала историю семьи Фудзивара, и Сано узнал о соперничестве, поссорившем генеральских сыновей, о взлетах и падениях разных ветвей рода.
— Мой дед пустил по ветру имение, порученное ему в управление Токугавой Иэясу, — сказала Отама. — Его понизили до должности секретаря. А мой отец, которому секретарская должность перешла по наследству, спился и ее потерял. Он стал странствующим ренином, нанимался охранять деревни. Мы ели просо и жили в хижинах. Деньги водились редко, отец не смог собрать мне приданое и выставил за дверь. Так я оказалась в Эдо. Я попробовала пристроиться служанкой. Но мне не удалось найти даму, которая захотела бы нанять девушку вроде меня. Все опасались, что я стану искушать мужскую половину дома и вызывать ревность у женской. Я уже тогда была премиленькой. — Ухо Сано резанула странная, печальная нота. Отама шумно вздохнула. — Пришла зима. Я жила на улице подачками, голодала, мерзла и не знала, как быть. Отец говорил мне про моих великих двоюродных братьев. И я пошла просить у них помощи.
Сначала попытала счастья у Мацуи, зашла в его меняльную лавку. Он дал мне монет, которых хватило на один обед, и отправил восвояси, приказав больше не приходить. Тюго вообще отказался меня принять. А канцлер Янагисава... — Очередной вздох оказался похожим на шелест мертвых листьев. Женщина, окруженная роскошью, не забыла своего тяжелого прошлого. — Он был новой игрушкой сёгуна. Он привел меня в замок, в личные покои, накормил и выслушал мою историю с глубоким сочувствием. Я даже заплакала от благодарности. Он был такой симпатичный, такой добрый. Он пообещал мне помочь. Но потом... — У Отамы перехватило голос. — Он изнасиловал меня, — прошептала она. — Сзади. А потом вышвырнул меня на улицу без единой монеты. В тот же день владелец «Водяной лилии» заметил меня на улице и предложил поработать у него. У меня не осталось ни выбора, ни гордости, чтобы отказаться.
Теперь вы понимаете, сёсакан-сама, что я чувствую к тем, кто отказал беззащитной девушке в милости. Конечно, у моей истории счастливая развязка. Но я всегда мечтала отомстить Мацуи, Тюго и особенно канцлеру Янагисаве. Теперь моя мечта сбылась. Один из них — убийца, охотник за бундори. Надеюсь, я отдала его в ваши руки.
Слова Отамы, несомненно, были правдой. Однако Сано продолжал цепляться за хрупкую надежду, что она, а не Янагисава является убийцей. Он знал: женщины вполне способны на убийство и по традиции именно они готовили после сражений трофеи из вражеских голов. Отама хранила в душе такую обиду и говорила о мести с таким наслаждением, что даже генералу Фудзиваре было бы трудно с ней соперничать.
— Тайна вводит и вас в круг подозреваемых, — напомнил Сано.
Отама печально засмеялась:
— Сёсакан-сама, мне нечего бояться.
— Раз так, где вы были ночью...
— Здесь, дома, — перебила Отама. — Я всегда здесь. — Последовала пауза, тень склонила голову. — Вам нужно доказательство?
— Будьте любезны.
Сано ожидал, что женщина крикнет Мимаки и тот подтвердит алиби. Отама позвала служанку:
— Отодвинь ширму.
— Но, госпожа... — забеспокоилась служанка, — хозяин...
За ширмой взметнулась тень руки:
— Делай, как велено.
Бросив испуганный взгляд на дверь, служанка отодвинула ширму.
Ошеломленный, Сано разинул рот. За шоком накатило отвращение.
Опиравшееся на кучу подушек маленькое тонкое тело было скручено подобно жгуту. Правая рука, согнутая и прижатая к туловищу, оканчивалась кожистой культей. Из-под дорогого атласного кимоно слева выглядывала маленькая ступня в изящном чулке. Прекрасно выполненный черный парик венчал жуткое месиво сморщенных, узловатых шрамов.
Сано склонил голову в знак сочувствия. Пожар в «Водяной лилии» освободил Отаму от стыда, но изуродовал ее тело. Люди так и не узнали, как велика была любовь Мимаки. Он взял слепую обезображенную, искалеченную проститутку в дом, чтобы ухаживать и заботиться о ней. Он жил в затворничестве не из-за ревности, из желания спрятать ото всех ее ужасную тайну. Он посадил душистый сад, устроил птичьи домики на деревьях и развесил по ветвям колокольчики, чтобы она могла наслаждаться запахами и звуками, если не видом. Он катал ее в кресле по дорожкам, на которых она не могла оставить следы. Он по-прежнему любил ее. Какая горечь в счастливой развязке скандального романа!
Какое надежное алиби у подозреваемой.
— Теперь вы понимаете, сёсакан-сама, — раздался чарующий голос, отчетливо воскрешающий утраченную красоту губ, — я никак не могу быть убийцей.
Глава 28
— Сёсакан-сама, мой осведомитель заявляет, что знает, кто убийца, — сказал Хирата. — Простите, что заставляю вас так далеко идти пешком, но он отказался явиться в полицейское управление. Он не хочет, чтобы кто-нибудь знал о его сотрудничестве со мной.
— Все в порядке, Хирата, вы поступили правильно. — Сано после встречи с Отамой отчаянно нуждался в любом показании, лишь бы не на канцлера Янагисаву.
Они шли через Нихонбаси на встречу с осторожным информатором. Для конспирации они оставили коней в дорогой сбруе в полицейской конюшне и нахлобучили широкополые плетеные шляпы. Старым плащом Хираты Сано прикрыл герб Токугавы, вышитый на одеждах. Досин, в потрепанном кимоно, без привычного дзиттэ, но при мече, выглядел как типичный ренин. Глаза сияли, белозубая улыбка сверкала. Хирата излучал мальчишеский восторг от похвалы. Сёсакан, жаждущий получить сведения, забыл охладить пыл напарника.
— Надеюсь, ваш информатор говорит правду, — не без сожаления спохватился Сано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85