Я беспокойно зашевелился: меня мучили те же мысли. Однако я молчал, и
Блейк продолжал:
- Признаться, когда я понял, что планеты Центавра колонизированы, то
вообразил, что смогу завладеть сердцем какой-нибудь здешней дамы и
жениться на ней.
Невольно я вновь вспомнил девичьи губы, касающиеся моих губ.
- Интересно, - сказал я, - как все это переносит Ренфью. Он...
Знакомый голос, донесшийся от двери, оборвал меня на полуслове:
- Ренфью переносит это великолепно - первый шок сменился смирением, а
оно - стремлением к намеченной цели.
Мы повернулись к двери и оказались лицом к лицу с Ренфью. Он шел к
нам медленно, улыбаясь, а я смотрел на него, гадая, хорошо ли его
вылечили.
Он был в отличной форме. Его темные волнистые волосы были старательно
уложены, бездонные голубые глаза оживляли лицо. Он производил впечатление
прирожденного физического совершенства: в обычных условиях все и всегда у
него было кричаще ярким, как у актера в костюмированном фильме.
И сейчас он был таким же - кричаще ярким.
- Я купил космический корабль, парни, - сказал он, - выложил все свои
деньги и часть ваших. Но я знал, что вы одобрите мою идею. Верно?
- Конечно, - согласились мы.
- Что ты хочешь сделать? - спросил Блейк.
- Я знаю, - вставил я. - Мы объедем всю вселенную, посвятив остаток
жизни открыванию новых неизведанных-миров. Джим, это была неплохая мысль,
мы тут с Блейком едва не организовали клуб самоубийц.
Ренфью улыбнулся.
- Во всяком случае, скоро нам будет некогда скучать.
Касселлахат не протестовал против проекта Ренфью, и спустя два дня мы
снова оказались в космическом пространстве.
Три последующих месяца были необыкновенны. Поначалу я испытывал страх
перед бесконечностью Космоса. Молчаливые планеты проплывали по нашим
экранам и исчезали вдали, оставляя после себя лишь воспоминания о
незаселенных, продуваемых ветрами лесах и равнинах, пустых волнующихся
морях и безымянных солнцах.
Пейзажи и воспоминания вызывали у нас болезненное чувство
одиночества: постепенно мы понимали, что это путешествие не поможет нам
избавиться от бремени отчуждения, давившего на нас с момента прибытия на
Альфу Центавра.
Мы не нашли тут никакой духовной нищи для наших сердец, ничего, что
дало бы нам удовлетворение хотя бы на год, а что уж говорить о пятидесяти!
Я видел, что такие же мысли тяготят и Блейка, и ждал какого-нибудь
сигнала, который говорил бы о том, что и Ренфью испытывает то же самое. Но
ничего такого не было. Это меня беспокоило, поскольку я заметил еще одно:
Ренфью наблюдал за нами, и во всем его поведении был намек на некое тайное
знание, на какую-то тайную цель.
Мое беспокойство усиливалось, и неизменное душевное равновесие Ренфью
нисколько не помогало. Однажды, в конце третьего месяца, я как раз лежал
на койке, погруженный в невеселые мысли о нашем положении, когда дверь
открылась, и вошел Ренфью.
В руках у него были парализатор и веревка. Направив оружие на меня,
он сказал:
- Мне очень жаль, Билл, но Касселлахат советовал мне не рисковать.
Лежи спокойно, пока я тебя свяжу.
- Блейк! - заорал я.
Ренфью покачал головой.
- Бесполезно, - сказал он. - Я уже побывал у него.
Рука, в которой он держал парализатор, нисколько не дрожала, глаза
его были холодны, как сталь. Единственное, что я мог сделать, это напрячь
мускулы, когда он меня связывал, и помнить, что по крайней мере в два раза
сильнее его.
"Он наверняка не сможет связать меня слишком сильно", - подумал я.
Наконец он закончил.
- Не сердись, Билл, - сказал он. - Мне неприятно это говорить, но оба
вы слишком разгорячились, прибыв на Центавр; это лечение, рекомендованное
психологами, с которыми консультировался Касселлахат. Предположительно,
это вызовет у вас шок, такой же сильный, как и прежде.
Поначалу я не обратил внимания на его слова о Касселлахате, но потом
меня осенило: невероятно, но Ренфью убедил Касселлахата, что мы с Блейком
спятили! Все месяцы нашего общего путешествия он держался молодцом,
чувствуя ответственность за нас. Это была тонкая уловка; вопрос лишь в
том, что должно стать причиной шока?
- Это не затянется надолго, - услышал я голос Ренфью. - Мы как раз
выходим на орбиту звезды-отшельницы.
- Звезда-отшельница! - воскликнул я.
Он не ответил. Когда дверь за ним закрылась, я начал возиться со
своими путами, не переставая рассуждать. Что там говорил Касселлахат? Что
звезды-отшельницы держатся в пространстве благодаря неустойчивому
равновесию. В ЭТОМ пространстве. Пот стекал по моему лицу: я представил,
что нас отбросит в другую плоскость пространственно-временного континуума.
Когда я освободил, наконец, руки, то почти почувствовал, как корабль
падает вниз.
Я был связан не настолько долго, чтобы путы успели затормозить
кровообращение, поэтому сразу направился в каюту Блейка. Две минуты спустя
мы уже шли к рубке.
Ренфью мы застали врасплох. Блейк схватил его парализатор, а я одним
мощным рывком выдернул его из кресла и швырнул на пол.
Он лежал неподвижно, вовсе не сопротивляясь и скалясь в улыбке.
- Слишком поздно, - усмехнулся он. - Мы приближаемся к первой ступени
нетерпимости, и ничего нельзя сделать, разве что подготовиться к шоку.
Я почти не слышал его. Тяжело опустившись в кресло у пульта
управления, я уставился на экраны. Ничего не было видно, и это меня
поразило. Я взглянул на регистраторы: они яростно дрожали, отмечая
небесное тело БЕСКОНЕЧНЫХ РАЗМЕРОВ.
Довольно долго смотрел я на эти невероятные данные, потом передвинул
рукоять деселератора. Под напором полной тяги аделедиктандера корабль
замер. Зримо представив себе две силы, противостоящие друг другу, я выжал
рукоять до упора.
Падение продолжалось.
- Орбита, - услышал я голос Блейка. - Выведи нас на орбиту.
Дрожащими пальцами я постукивал по клавиатуре, вводя новые данные
размера, гравитации и массы солнца.
Отшельница не оставила нам ни одного шанса.
Я попытался рассчитать другую орбиту, третью, четвертую... Наконец я
вычислил орбиту, которая увела бы нас даже от мощного Антареса, но жуткое
падение продолжалось.
Экраны были по-прежнему пусты - ни следа материи. На секунду мне
показалось, что я смутно вижу пятно большей черноты на фоне мрака
космического пространства, но уверенности у меня не было.
Наконец в порыве отчаяния я присел возле Ренфью, который даже не
пытался подняться.
- Слушай, Джим, - умоляюще сказал я, - зачем ты это сделал?
1 2 3 4 5 6 7