4
Тони ехал домой. Как они договорились раньше, он взял с собой Гая, и в течение четырех дней он пролежал в доме Бокс-Бендеров с туго забинтованной ногой. В канун рождества Бокс-Бендеры свозили Гая к полуночной мессе и снова уложили в постель в библиотеке. Возвращение Тони внесло своеобразную разрядку в напряженность. Вся театральная бутафория сохранилась: и корзины с прикрепленными к ним дощечками-бирками, написанными на хеттском языке, и сделанные на скорую руку кровати. Однако драмы никакой больше не было. После жизни в просторных помещениях казарменного городка Гай чувствовал себя в доме Бокс-Бендеров как в тюрьме, поэтому, когда после «дня подарков» его зять возвращался в Лондон, Гай поехал с ним. Последние дни своего отпуска он провел в отеле.
Эти дни хромоты, как он понял намного позднее, были для него прямо-таки медовым месяцем, днями окончательного вызревания его любви к королевскому корпусу алебардистов. После них наступила семейная рутина: необыкновенная верность и преданность, много радостей и хороших переживаний теряли свою прелесть из-за незначительных, но прискорбных открытий брачной жизни, утраты новизны, раздражительности, несовершенства, мелких ссор. В то же время было приятно просыпаться и лежать в постели. Дух корпуса алебардистов витал над ним, стоит только позвонить — и обо всем позаботится его невидимая новобрачная.
Лондон еще не лишился своих прелестей и богатств. Это был все тот же город, которого Гай избегал всю свою жизнь, историю которого он считал такой низменной, а внешний вид — таким серым и монотонным. Вот она, эта королевская столица, такая, какой Гай никогда не видел ее раньше. Гай изменился. Он хромает по ее улицам, глядя на все иными глазами, воспринимая все по-новому.
Клуб «Беллами», в укромных уголках которого Гай недавно уединялся, чтобы писать свои прошения, стал для него теперь удобным местом для свободного общения с постоянно меняющимися посетителями бара. Он пил много и с удовольствием, запросто произнося такие слова, как «привет!» и «ваше здоровье!», нисколько не смущаясь от того, что непривычные слова эти вызывали кое у кого некоторое удивление.
Однажды вечером в театре Гай услышал позади себя голос молодого человека:
— О, пророк ты мой! Дядюшка Краучбек!
Гай обернулся и увидел Франка де Саузу. На нем была одежда, которую алебардисты называли штатской или гражданской, а более экзотично — мафти. Одежда Франка, впрочем, не была гражданской в полном смысле слова, она, скорее, была смешанной: коричневый костюм, зеленая шелковая рубашка и оранжевый галстук. Около него сидела девушка. Гай знал Франка де Саузу мало. Это был смуглый, необщительный, по-своему забавный, знающий свое дело молодой человек. Гай смутно припоминал, что в Лондоне у Франка была девушка, к которой он ездил на уик-энды.
— Пат, познакомься, это «дядюшка» Краучбек.
Девушка улыбнулась, но неприветливо и не проявив никаких эмоций.
— Вы, наверное, весельчак? — спросила она.
— Вам нравится постановка? — спросил Гай. Они смотрели представление, которое все называли «Интимное ревю».
— О да, более или менее.
Гай находил представление весьма ярким и веселым.
— Вы все время живете в Лондоне? — спросил он девушку.
— У меня квартира на Эрл-Корт, — ответила та. — Он живет со мной.
— Это, должно быть, замечательно, — проговорил Гай.
— О да, более или менее, — согласилась девушка.
Дальнейшему разговору помешали возвратившиеся из бара соседи и начало второго акта. Эта часть представления показалась Гаю менее яркой и веселой. Его все время беспокоила мысль, что позади сидит эта странная, неприветливая спутница Франка. Когда ревю окончилось, он предложил:
— Не хотите ли пойти со мной поужинать?
— Мы идем в кафе, — сказала девушка.
— А это далеко? — спросил Гай.
— Кафе «Ройял», — объяснил Франк. — Пойдемте с нами.
— Но ведь Джейн и Констант сказали, что, возможно, придут туда к нам, — возразила девушка.
— Они ни за что не придут, — сказал Франк.
— Приглашаю вас отведать устриц, — предложил Гай. — Это близко. Совсем рядом.
— Я ненавижу устриц, — ответила девушка.
— Тогда мы лучше не пойдем, — сказал Франк. — Но все равно, спасибо вам.
— Ну ладно, до скорой встречи.
— У Филипп, — сказал Франк.
— О боже, — проворчала девушка, — пойдем же, наконец!

Вечером в последний день старого года, стоя после обеда у бара в клубе «Беллами», Гай услышал знакомый голос:
— Привет, Томми, как поживают штабные офицеры?
Обернувшись, Гай увидел рядом с собой майора Колдстримского гвардейского полка. Это был Томми Блэкхаус, которого он видел в последний раз из окна гостиницы «Линкольн», когда Гай и денщик Томми Блэкхауса должны были произвести формальное опознание для бракоразводного процесса. Томми и Вирджиния, весело смеясь, прошли тогда но площади, задержались у двери и, как было условлено, показали свои лица: Вирджиния — из-под прелестной новой шляпки, а Томми — из-под котелка. Затем они сразу же ушли, не посмотрев вверх, хотя знали, что у одного из окон стоят люди, которые наблюдают за ними. Гай, как свидетель, сказал: «Это моя жена». Солдат-денщик сказал: «Это капитан Блэкхаус, а леди с ним — это та, которую я видел у него, когда вошел к нему утром четырнадцатого числа». Каждый из них подписал после этого протокол, а когда Гай попытался в знак благодарности дать солдату десятишиллинговую банкноту, адвокат остановил его словами: «Это категорически запрещено, мистер Краучбек. Предложение вознаграждения может поставить под сомнение законность наших действий».
Томми Блэкхаус был вынужден уйти из Колдстримского гвардейского полка, но, поскольку в душе Томми был солдатом, он решил податься в армейский пехотный полк. Теперь он, по-видимому, снова вернулся в Колдстримский гвардейский полк. До этого Гай и Томми Блэкхаус знали друг друга очень мало.
— Привет, Гай, — сказал Томми.
— Привет, Томми, — сказал Гай.
— Так ты, значит, в корпусе алебардистов? Говорят, у них очень высокая подготовка, правда?
— Для меня, я бы сказал, даже слишком высокая. Недавно они чуть не сломали мне ногу. А ты, как я вижу, вернулся в Колдстримский гвардейский.
— Ты знаешь, я сам не представляю, где нахожусь. Я нечто вроде волана, летающего между военным министерством и командиром Колдстримского. В прошлом году я действительно вернулся в Колдстримский — адюльтер в военное время, видимо, не имеет значения, — но два или три последних года мне пришлось, как мальчишке, посещать штабной колледж, и я кое-как сдал. Теперь меня величают инструктором но разведке, но все свое время я трачу на то, чтобы снова вернуться на командную должность. Я знал одного вашего алебардиста в штабном колледже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216