Маша не плакала. Она давно уже выплакала все свои слезы.
Но стоило ей подумать о Палестине, и стиль фильма менялся. Небо светлело, пейзаж обретал краски. Мы пересекали расцветающие пустыни. На спине верблюда, в бурнусах и фесках мы проезжали по зеленеющим долинам Иордана. На равнинах Галилеи братались с молодыми, красивыми и гордыми арабами и создавали – мы и они – свои страны в полном сердечном согласии. Мы организовывали Соединенные Арабо-Еврейские Штаты, и на нашем знамени шестиконечная звезда соседствовала с полумесяцем.
К большому моему удивлению, Маша не верила в Бога. Впервые в жизни увидел я еврейское существо, обходящееся без религии. Для меня еврейство и религия были неразделимы, а Маша утверждала, что еврейскому народу ни к чему Бог, который допускает погромы и убийства своих детей. По ее мнению, человеку следовало полагаться не на перст Божий, а на собственный кулак.
Я пытался спорить. Если Бога не существует, для чего тогда нужна вера?
Предвечный был последним моим прибежищем: мне больше некому было поверять свои несчастья и тайные надежды – ведь перед Машей я боялся проявлять слабость. С Богом я вел настоящий диалог, хоть он никогда и не отзывался. Молчание Бога меня не смущало, главное было – слово Божье.
Маша иронизировала надо мной: «Что же ты не воспользуешься своими способностями? Попробуй разгадать мысли твоего Бога!» Но мне даже чтение человеческих мыслей казалось ересью, за которую судьба меня и наказывала, а уж копаться в божественных помыслах – это полное святотатство! Если бы Предвечный узнал, что кто-то из Его творений пытается прощупать, что Он думает, то обрушил бы на землю громы и молнии. Маша обзывала меня трусом и продолжала богохульствовать. Вечные проблемы с этими атеистами – они вообще ни во что не верят!
Палубу суденышка заселяла еще сотня таких же, как мы, бедолаг. Бородатые старики меланхоличного вида воздевали руки к небу и заклинали Всевышнего, нараспев читая молитвы. Все это напоминало «Титаник» перед катастрофой, только вместо одного айсберга наблюдалось множество Гольдбергов – то есть тех, чьи лица можно было увидеть между черным кафтаном и полями большой черной шляпы. Когда их причитания доходили до максимальной пронзительности, атмосфера леденела настолько, что хотелось броситься в воду, не дожидаясь столкновения.
На носу корабля собирались спортивные блондины с обнаженными торсами – казалось, они и юродивые старики явились с разных планет. Глядя на них, трудно было поверить, что это тоже евреи, В их разговорах то и дело упоминались Вольтер, Ницше и другие философы, даже Маркс и Ленин. Они мечтали построить новое общество, где не будет ни антисемитизма, ни евреев. «Ну и скучно же будет в этом их раю», – думалось мне.
Время от времени один из парней поглядывал в нашу сторону с белозубой улыбкой до ушей. Бицепсы у него были толще, чем мои бедра. Каждый раз под его взглядом я начинал бояться, что Маша бросит меня и перейдет в ту компанию. Но преступные мысли не посещали мою подружку. Я мог спать спокойно.
На заре шестого дня на горизонте показалась зубчатая линия гор. Это не был мираж. Палуба, покрытая телами, закутанными в одеяла, напоминала спину дремлющего чудовища. На носу корабля силуэт, будто вырезанный из черной тафты, покачиваясь в такт метроному, скандировал псалмы. Его распеву вторили крики птиц, носившихся вокруг судна. Казалось, мы – в Ноевом ковчеге; только вместо голубей были чайки. За пением последовал долгий прерывистый вопль – в нем звучали двухтысячелетнее томление и радость, вырвавшаяся наконец на волю пред лицом Бога и людей.
Вдруг один из блондинистых молодцов приподнялся и рявкнул: «Да заткнись же, старый дурак, ты и мертвого разбудишь!» И он рассмеялся. Для молодежи нет ничего святого.
Мне вспомнилось лицо отца. По вечерам, уже после того, как мама уходила, посидев у моего изголовья, – сколько бы она ни сидела, мне всегда казалось мало! – папа приходил убедиться, что я крепко сплю. Я следил за ним из-под прикрытых век. У него было грустное, озабоченное лицо. Мне хотелось обнять его и утешить, снять камень с души. На мгновение я чувствовал себя его отцом, в то же время осознавая, что передо мною вся жизнь. Потом он бормотал молитву, всегда одну и ту же: «Предвечный, избавь нас от судьбы изгнанников. Дай мне мужества бежать из этой земли, пока она не изблюет нас. Сделай так, чтобы Натан когда-нибудь ступил на землю Израиля. Иначе вся моя жизнь будет напрасной…» Я открывал глаза и не сводил их с папы, решившись высказать ему свое восхищение. Но слова путались в голове моей, и не успевал я раскрыть рот, как он приказывал: «А ну-ка, спи немедленно!» Его холодность не позволяла мне сломать лед.
И вот теперь его мечта сбывалась. Я стал Моисеем, спасенным из мутных вод Рейна и Одера.
Палуба оживала. Там и сям уже слышались причитания благочестивых старцев. Но звучали они слабее обычного. Зачем здесь громко кричать – Господь и так тебя услышит, ведь до жилища Его рукой подать. Белокурые молодцы распевали куплеты, куда более веселые. Кто-то хлопал в ладоши. Кто-то вопил: «Земля, земля!» Людей охватывала лихорадка. Перед нами возникал Новый Свет, замки на песке, Восток и Запад, рай земной.
Маша ликования не выказывала. Опершись локтями на поручни, она вглядывалась в горизонт. В глубине ее мыслей текли потоки крови и слез. Она знала, что Палестина – это не ничейное Эльдорадо. Нам предстояло высадиться на землю, не имея на право владения ею никаких документов, кроме Ветхого Завета. Ни на земле, ни в небесах дело об этом наследстве еще вовсе не считалось решенным.
12
Я представлял себе Тель-Авив вроде большого гетто. Правда, его окружают не христиане, а мусульмане, но функция у них та же самая – убивать нас. Маша корила меня за цинизм и неверие. «В Палестине, – горячилась она, – у нас будет государство, будет армия, мы сумеем защититься!» Еврейская армия! Я представил себе Гломика в каске, с примкнутым штыком. Да с вражескими солдатами и сражаться не придется: они сами умрут – от смеха!
Когда мы высадились в порту Тель-Авива, славного иудейского воинства там не обнаружилось. Не было и приветственных фанфар, почетного караула, а также военно-литургической музыки, сочиненной к случаю. Зато было полно англичан – с оружием и багажом.
Про англичан я знал, что они правят миром от гор Пенджаба до африканских равнин. Газеты, которые приносил к нам дядя Зелик, рассуждали о цивилизаторской миссии солдат Его милостивого Величества (хотя, судя по портретам в тех же газетах, Величество этого эпитета явно не заслуживало). Однако я и подумать не мог, что, переплыв Средиземное море, прежде всего наткнусь на них. Британские войска в Святой Земле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Но стоило ей подумать о Палестине, и стиль фильма менялся. Небо светлело, пейзаж обретал краски. Мы пересекали расцветающие пустыни. На спине верблюда, в бурнусах и фесках мы проезжали по зеленеющим долинам Иордана. На равнинах Галилеи братались с молодыми, красивыми и гордыми арабами и создавали – мы и они – свои страны в полном сердечном согласии. Мы организовывали Соединенные Арабо-Еврейские Штаты, и на нашем знамени шестиконечная звезда соседствовала с полумесяцем.
К большому моему удивлению, Маша не верила в Бога. Впервые в жизни увидел я еврейское существо, обходящееся без религии. Для меня еврейство и религия были неразделимы, а Маша утверждала, что еврейскому народу ни к чему Бог, который допускает погромы и убийства своих детей. По ее мнению, человеку следовало полагаться не на перст Божий, а на собственный кулак.
Я пытался спорить. Если Бога не существует, для чего тогда нужна вера?
Предвечный был последним моим прибежищем: мне больше некому было поверять свои несчастья и тайные надежды – ведь перед Машей я боялся проявлять слабость. С Богом я вел настоящий диалог, хоть он никогда и не отзывался. Молчание Бога меня не смущало, главное было – слово Божье.
Маша иронизировала надо мной: «Что же ты не воспользуешься своими способностями? Попробуй разгадать мысли твоего Бога!» Но мне даже чтение человеческих мыслей казалось ересью, за которую судьба меня и наказывала, а уж копаться в божественных помыслах – это полное святотатство! Если бы Предвечный узнал, что кто-то из Его творений пытается прощупать, что Он думает, то обрушил бы на землю громы и молнии. Маша обзывала меня трусом и продолжала богохульствовать. Вечные проблемы с этими атеистами – они вообще ни во что не верят!
Палубу суденышка заселяла еще сотня таких же, как мы, бедолаг. Бородатые старики меланхоличного вида воздевали руки к небу и заклинали Всевышнего, нараспев читая молитвы. Все это напоминало «Титаник» перед катастрофой, только вместо одного айсберга наблюдалось множество Гольдбергов – то есть тех, чьи лица можно было увидеть между черным кафтаном и полями большой черной шляпы. Когда их причитания доходили до максимальной пронзительности, атмосфера леденела настолько, что хотелось броситься в воду, не дожидаясь столкновения.
На носу корабля собирались спортивные блондины с обнаженными торсами – казалось, они и юродивые старики явились с разных планет. Глядя на них, трудно было поверить, что это тоже евреи, В их разговорах то и дело упоминались Вольтер, Ницше и другие философы, даже Маркс и Ленин. Они мечтали построить новое общество, где не будет ни антисемитизма, ни евреев. «Ну и скучно же будет в этом их раю», – думалось мне.
Время от времени один из парней поглядывал в нашу сторону с белозубой улыбкой до ушей. Бицепсы у него были толще, чем мои бедра. Каждый раз под его взглядом я начинал бояться, что Маша бросит меня и перейдет в ту компанию. Но преступные мысли не посещали мою подружку. Я мог спать спокойно.
На заре шестого дня на горизонте показалась зубчатая линия гор. Это не был мираж. Палуба, покрытая телами, закутанными в одеяла, напоминала спину дремлющего чудовища. На носу корабля силуэт, будто вырезанный из черной тафты, покачиваясь в такт метроному, скандировал псалмы. Его распеву вторили крики птиц, носившихся вокруг судна. Казалось, мы – в Ноевом ковчеге; только вместо голубей были чайки. За пением последовал долгий прерывистый вопль – в нем звучали двухтысячелетнее томление и радость, вырвавшаяся наконец на волю пред лицом Бога и людей.
Вдруг один из блондинистых молодцов приподнялся и рявкнул: «Да заткнись же, старый дурак, ты и мертвого разбудишь!» И он рассмеялся. Для молодежи нет ничего святого.
Мне вспомнилось лицо отца. По вечерам, уже после того, как мама уходила, посидев у моего изголовья, – сколько бы она ни сидела, мне всегда казалось мало! – папа приходил убедиться, что я крепко сплю. Я следил за ним из-под прикрытых век. У него было грустное, озабоченное лицо. Мне хотелось обнять его и утешить, снять камень с души. На мгновение я чувствовал себя его отцом, в то же время осознавая, что передо мною вся жизнь. Потом он бормотал молитву, всегда одну и ту же: «Предвечный, избавь нас от судьбы изгнанников. Дай мне мужества бежать из этой земли, пока она не изблюет нас. Сделай так, чтобы Натан когда-нибудь ступил на землю Израиля. Иначе вся моя жизнь будет напрасной…» Я открывал глаза и не сводил их с папы, решившись высказать ему свое восхищение. Но слова путались в голове моей, и не успевал я раскрыть рот, как он приказывал: «А ну-ка, спи немедленно!» Его холодность не позволяла мне сломать лед.
И вот теперь его мечта сбывалась. Я стал Моисеем, спасенным из мутных вод Рейна и Одера.
Палуба оживала. Там и сям уже слышались причитания благочестивых старцев. Но звучали они слабее обычного. Зачем здесь громко кричать – Господь и так тебя услышит, ведь до жилища Его рукой подать. Белокурые молодцы распевали куплеты, куда более веселые. Кто-то хлопал в ладоши. Кто-то вопил: «Земля, земля!» Людей охватывала лихорадка. Перед нами возникал Новый Свет, замки на песке, Восток и Запад, рай земной.
Маша ликования не выказывала. Опершись локтями на поручни, она вглядывалась в горизонт. В глубине ее мыслей текли потоки крови и слез. Она знала, что Палестина – это не ничейное Эльдорадо. Нам предстояло высадиться на землю, не имея на право владения ею никаких документов, кроме Ветхого Завета. Ни на земле, ни в небесах дело об этом наследстве еще вовсе не считалось решенным.
12
Я представлял себе Тель-Авив вроде большого гетто. Правда, его окружают не христиане, а мусульмане, но функция у них та же самая – убивать нас. Маша корила меня за цинизм и неверие. «В Палестине, – горячилась она, – у нас будет государство, будет армия, мы сумеем защититься!» Еврейская армия! Я представил себе Гломика в каске, с примкнутым штыком. Да с вражескими солдатами и сражаться не придется: они сами умрут – от смеха!
Когда мы высадились в порту Тель-Авива, славного иудейского воинства там не обнаружилось. Не было и приветственных фанфар, почетного караула, а также военно-литургической музыки, сочиненной к случаю. Зато было полно англичан – с оружием и багажом.
Про англичан я знал, что они правят миром от гор Пенджаба до африканских равнин. Газеты, которые приносил к нам дядя Зелик, рассуждали о цивилизаторской миссии солдат Его милостивого Величества (хотя, судя по портретам в тех же газетах, Величество этого эпитета явно не заслуживало). Однако я и подумать не мог, что, переплыв Средиземное море, прежде всего наткнусь на них. Британские войска в Святой Земле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30