Наконец вулкан принял решение – поглотить верхнюю часть канатки и сохранить нижнюю… Такую же игру в кошки-мышки Этна затеяла с обсерваторией. Поначалу лавовые потоки уперлись в северную стену, навалив подле нее внушительный бруствер. Однако сложенные из базальтовых блоков метровой толщины, стены обсерватории выдержали первый натиск. Они держались так прочно, что мы прожили в своем убежище еще дней десять. Лично я спал спокойно, Карбонель тоже, а вот нервный от природы Легерн не мог сомкнуть глаз при мысли о том, что творится у самых стен нашего прибежища: он то и дело выбегал наружу, пока мы спали, и с подозрением разглядывал противника.
Меня не беспокоило высокое нагромождение, грозившее нам с севера и запада, хотя оттуда иногда срывались подточенные огненным ручьем здоровенные куски. Докатываясь до стены, они со звоном ударяли в нее. Куда большую озабоченность у меня вызывала железная дверь в котельную: она разогрелась настолько, что к ней нельзя было приложить ладонь, и вся прогибалась под тяжестью давившей снаружи лавы…
Была надежда, что, несмотря на критическую ситуацию, обсерватория и на сей раз избежит нависшей над ней буквальным образом опасности. Раньше мы лезли со своими приборами к самому жерлу, сейчас «материал» попросту ломился в дверь. Если лаборатория исчезнет, для нас это будет означать лишнюю тысячу метров ходьбы в гору по сильно пересеченной местности от убежища Сапьенца. Итого – каждый день лишних два часа.
Неделя бдительной бессонницы не отразилась на комплекции Фанфана: у него под кожей и так нет ни грамма жира. Зато, когда лава внезапно пошла на приступ, крик Легерна позволил вовремя выскочить и спасти приборы и снаряжение. За несколько минут первый этаж вместительного дома был залит обильной лавой. Что-то взорвалось на кухне, похоже, что баллон со сжиженным бутаном. Внутри начался пожар – горела мебель.
Вокруг была ночь. Мы тяжело переступали с ноги на ногу, накопившуюся усталость еще усугубляло уныние. Как-никак обсерватория была нашим домом: столько лет мы скрывались в этом убежище от свирепых наскоков вулкана; там всегда ждал нас очаг, когда туман или буря суровым образом напоминали о бренности человеческого существования. Здесь столько прожито, эти стены хранили столько воспоминаний, и вот теперь они горели внутри и трещали снаружи… Мы спустились на тысячу метров ниже, в придорожную гостиницу Сапьенцы.
Каково же было наше удивление, когда утром мы обнаружили, что обсерватория по-прежнему стоит на месте, возвышаясь над хаосом ландшафта! Прилив лавы, видимо, прекратился вскоре после нашего ухода, во всяком случае уровень ее не поднялся. Потоки были очень вязкие, движение почти незаметно, оно угадывалось лишь по фаянсовому треску уцелевших плиток, которые теперь проламывались под тяжестью лавы. Нагретый воздух дрожал над нагромождением еще не остывшей породы. Наша старая обсерватория, о которой мы еще вчера горевали, держалась молодцом. Попасть в нее было делом спортивной доблести.
Друг за другом – Антонио, его друг Стелио, Фанфан и я – мы полезли на двухметровый вал. Каждый двигался своим маршрутом, перескакивая с камня на камень, словно одолевая реку вброд, и стараясь второпях не попасть на горячие участки – их выдавало интенсивное дрожание воздуха. Эти сорок метров раскаленного хаоса показались нам нескончаемыми. Стелио и Антонио добрались первыми. Стелио прежде всего подошел к нише на фронтоне – теперь, с гребня лавы, до нее можно было дотянуться рукой – и вытащил оттуда статуэтку девы Марии – хранительницы нашего массивного строения. У меня же были куда более прозаические намерения: попытаться отыскать несколько больших банок отличной свиной тушенки.
Добравшись до юго-западного угла здания, я сунул голову в дыру, пробитую вчерашним взрывом. Из темной комнаты пахнуло горячим дымом, смешанным с незнакомым затхлым запахом. Я не отважился залезть внутрь: память о сгоревших во время войны домах заставляла быть настороже… Конечно, очень заманчиво было бы спуститься на первый этаж, превратившийся теперь в подвал, и взглянуть на заползшую туда сквозь окна лаву – металлические ставни вряд ли были способны оказать ей долгое сопротивление. Хорошо было бы побродить по комнатам, заполненным еще горячими камнями… Но в этой новоявленной пещере могли поджидать неведомые, непредвиденные опасности, и я счел за благо ретироваться…
Затишье, предоставившее нашей обсерватории короткую передышку, кончилось три дня спустя. В течение нескольких часов языки свежей лавы, наползая друг на друга, поглотили ее навеки.
Извержение 1971 года:
активность в апреле
Ровно месяц извержение протекало весьма впечатляющим, но, в общем, монотонным образом: резкая дегазация в верхней части трещин, изливание лав – из нижней. Наблюдались ослабления и вспышки активности; одни потоки застывали, другие, получая подкрепление из скважины, заливали склоны горы; Монте Фрументо теряла высоту, по мере того как у ног ее громоздились базальтовые холмы; стальные опоры по очереди исчезали с горизонта, а работники канатной дороги с чисто этнийским упрямством пытались защитить с помощью бульдозеров промежуточную станцию от маленького рукава лавы, нацелившегося на здание. Дымящийся хаос заменил вулканический песок на Пьяно дель Лаго. На юго-западе он спускался в направлении Серра ла Наве, где на высоте 1800 метров серебрились как бы громадные спины божьих коровок – купола астрономической обсерватории Ката-нийского университета.
Туристов и вулканологов-любителей собралось без счета. К счастью, они оставались по ту сторону полей свежей лавы и не подходили к воронкам, позволяя нам спокойно работать.
Особые надежды мы возлагали на самый южный из новых кратеров, тот, что открылся в нескольких сотнях метров от обреченной обсерватории. Доступ к нему был легок, в отдельные дни он позволял даже заглядывать в свое раскаленное нутро. Лавы, непрерывно изливавшиеся из нижнего края трещины, уносили, словно на ленте транспортера, все шлаки, а «бомбы», взлетавшие высоко в воздух при взрывах, падали обратно в жерло. Конечно же, случалось и непредвиденное. Иногда обрушивались куски еще жидкой лавы, налипавшей на стенки; бывало, что проваливались и целые куски стен, подточенные снизу магмой.
Через брешь здесь можно было проникнуть внутрь скважины, туда, где образуются эти самые газы, так мучающие исследователей: ведь обычно до них бывает не добраться. А здесь они вырывались прямо с вершины глубинного столба магмы…
Увы, нам удавалось проникать в святая святых едва на десятые доли секунды. Продержаться там необходимое для взятия проб время не представлялось возможным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Меня не беспокоило высокое нагромождение, грозившее нам с севера и запада, хотя оттуда иногда срывались подточенные огненным ручьем здоровенные куски. Докатываясь до стены, они со звоном ударяли в нее. Куда большую озабоченность у меня вызывала железная дверь в котельную: она разогрелась настолько, что к ней нельзя было приложить ладонь, и вся прогибалась под тяжестью давившей снаружи лавы…
Была надежда, что, несмотря на критическую ситуацию, обсерватория и на сей раз избежит нависшей над ней буквальным образом опасности. Раньше мы лезли со своими приборами к самому жерлу, сейчас «материал» попросту ломился в дверь. Если лаборатория исчезнет, для нас это будет означать лишнюю тысячу метров ходьбы в гору по сильно пересеченной местности от убежища Сапьенца. Итого – каждый день лишних два часа.
Неделя бдительной бессонницы не отразилась на комплекции Фанфана: у него под кожей и так нет ни грамма жира. Зато, когда лава внезапно пошла на приступ, крик Легерна позволил вовремя выскочить и спасти приборы и снаряжение. За несколько минут первый этаж вместительного дома был залит обильной лавой. Что-то взорвалось на кухне, похоже, что баллон со сжиженным бутаном. Внутри начался пожар – горела мебель.
Вокруг была ночь. Мы тяжело переступали с ноги на ногу, накопившуюся усталость еще усугубляло уныние. Как-никак обсерватория была нашим домом: столько лет мы скрывались в этом убежище от свирепых наскоков вулкана; там всегда ждал нас очаг, когда туман или буря суровым образом напоминали о бренности человеческого существования. Здесь столько прожито, эти стены хранили столько воспоминаний, и вот теперь они горели внутри и трещали снаружи… Мы спустились на тысячу метров ниже, в придорожную гостиницу Сапьенцы.
Каково же было наше удивление, когда утром мы обнаружили, что обсерватория по-прежнему стоит на месте, возвышаясь над хаосом ландшафта! Прилив лавы, видимо, прекратился вскоре после нашего ухода, во всяком случае уровень ее не поднялся. Потоки были очень вязкие, движение почти незаметно, оно угадывалось лишь по фаянсовому треску уцелевших плиток, которые теперь проламывались под тяжестью лавы. Нагретый воздух дрожал над нагромождением еще не остывшей породы. Наша старая обсерватория, о которой мы еще вчера горевали, держалась молодцом. Попасть в нее было делом спортивной доблести.
Друг за другом – Антонио, его друг Стелио, Фанфан и я – мы полезли на двухметровый вал. Каждый двигался своим маршрутом, перескакивая с камня на камень, словно одолевая реку вброд, и стараясь второпях не попасть на горячие участки – их выдавало интенсивное дрожание воздуха. Эти сорок метров раскаленного хаоса показались нам нескончаемыми. Стелио и Антонио добрались первыми. Стелио прежде всего подошел к нише на фронтоне – теперь, с гребня лавы, до нее можно было дотянуться рукой – и вытащил оттуда статуэтку девы Марии – хранительницы нашего массивного строения. У меня же были куда более прозаические намерения: попытаться отыскать несколько больших банок отличной свиной тушенки.
Добравшись до юго-западного угла здания, я сунул голову в дыру, пробитую вчерашним взрывом. Из темной комнаты пахнуло горячим дымом, смешанным с незнакомым затхлым запахом. Я не отважился залезть внутрь: память о сгоревших во время войны домах заставляла быть настороже… Конечно, очень заманчиво было бы спуститься на первый этаж, превратившийся теперь в подвал, и взглянуть на заползшую туда сквозь окна лаву – металлические ставни вряд ли были способны оказать ей долгое сопротивление. Хорошо было бы побродить по комнатам, заполненным еще горячими камнями… Но в этой новоявленной пещере могли поджидать неведомые, непредвиденные опасности, и я счел за благо ретироваться…
Затишье, предоставившее нашей обсерватории короткую передышку, кончилось три дня спустя. В течение нескольких часов языки свежей лавы, наползая друг на друга, поглотили ее навеки.
Извержение 1971 года:
активность в апреле
Ровно месяц извержение протекало весьма впечатляющим, но, в общем, монотонным образом: резкая дегазация в верхней части трещин, изливание лав – из нижней. Наблюдались ослабления и вспышки активности; одни потоки застывали, другие, получая подкрепление из скважины, заливали склоны горы; Монте Фрументо теряла высоту, по мере того как у ног ее громоздились базальтовые холмы; стальные опоры по очереди исчезали с горизонта, а работники канатной дороги с чисто этнийским упрямством пытались защитить с помощью бульдозеров промежуточную станцию от маленького рукава лавы, нацелившегося на здание. Дымящийся хаос заменил вулканический песок на Пьяно дель Лаго. На юго-западе он спускался в направлении Серра ла Наве, где на высоте 1800 метров серебрились как бы громадные спины божьих коровок – купола астрономической обсерватории Ката-нийского университета.
Туристов и вулканологов-любителей собралось без счета. К счастью, они оставались по ту сторону полей свежей лавы и не подходили к воронкам, позволяя нам спокойно работать.
Особые надежды мы возлагали на самый южный из новых кратеров, тот, что открылся в нескольких сотнях метров от обреченной обсерватории. Доступ к нему был легок, в отдельные дни он позволял даже заглядывать в свое раскаленное нутро. Лавы, непрерывно изливавшиеся из нижнего края трещины, уносили, словно на ленте транспортера, все шлаки, а «бомбы», взлетавшие высоко в воздух при взрывах, падали обратно в жерло. Конечно же, случалось и непредвиденное. Иногда обрушивались куски еще жидкой лавы, налипавшей на стенки; бывало, что проваливались и целые куски стен, подточенные снизу магмой.
Через брешь здесь можно было проникнуть внутрь скважины, туда, где образуются эти самые газы, так мучающие исследователей: ведь обычно до них бывает не добраться. А здесь они вырывались прямо с вершины глубинного столба магмы…
Увы, нам удавалось проникать в святая святых едва на десятые доли секунды. Продержаться там необходимое для взятия проб время не представлялось возможным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28