"Воды! Хоть немного!" Но нету в округе людей...
Шаги.
Кто-то, не могу различить его лица, подходит ко мне.
- Здравствуй, мальчик.
Мальчик? Это я-то мальчик? Да он что, совсем свихнулся?
- Здравствуй, мальчик.
Мальчик? И тут я вспоминаю. Мальчик...
"...На улице безутешно, словно в истерике, заливается плачем ветер,
роняя на землю слезы, хлопает резными ставнями, расшатывает калитку.
Где-то вдалеке воет собака. Похоже, бездомная.
Светловолосый мальчик сидит в неудобной позе, прислушиваясь к
печальному вою..."
Я вспоминаю. Комната. Комната, которую нельзя покидать. Комната, в
которой сосредоточена вся вселенная. И мальчик. Это ведь я. Как давно это
было... Комната? Так значит?
Я с ужасом смотрю на незнакомца, а он с ужасом смотрит на меня. Лица
его не рассмотреть, только звезды - там, где положено быть глазам.
- Кто ты? - с ужасом спрашиваю я, чувствуя, что такой знакомый и
привычный мир рушится, сминается, теряет свои очертания.
Вон исчез дом, фонарь. Куда-то пропал кусок неба, а вместо него
перегородка, деревянная балка, осыпающаяся штукатурка. Слева появилась
книжная полка. Впереди - дверь балкона. Развалюха-диван. Комната.
Не такая, как я ее помню, без камина, больше похожая на каморку. Но
она. Несомненно.
У моего собеседника вдруг начинает проявляться лицо, как на
фотобумаге. И вот он сидит передо мной, смотрит на меня с укором карими
глазами. Светловолосый мальчишка, лет десяти. Я.
Это сейчас у меня темные волосы, в детстве они были ближе к
соломенному цвету, а с возрастом вот, потемнели.
- Зачем ты это сделал? - спрашивает он.
- Что?
- Зачем ты вернулся в комнату?
Зачем?
Дзинь-Дзинь, что-то звенит на улице, ударяясь о брусчатку тротуара,
и, не переставая звенеть, катится вниз по улице.
Это с неба падают звезды.
Мое призрачное королевство, королевство, где я был королем в
изгнании, мессией, Командором, тает. Я снова один.
Хуже. Я наедине с самим собой. Не придуманным, настоящим.
- Ты любишь боль, - тихо продолжает мальчик, - ты пронизал болью весь
свой мир. Почему?
- Не знаю, - устало говорю я, пытаясь отвести глаза. Не могу.
А ведь знаю, наверное, как приятно чувствовать боль, чувствовать, что
тебе хуже, чем другим. Мне всегда нравились мученики.
- Чего ты хочешь? Красиво сесть в тюрьму, с чувством выполненного
долга? Или тебя больше привлекает расстрел, пуля точно в сердце или под
сердце, алое пятно на белоснежной рубахе, голова на коленях друга и
последние слова типа: "Я сделал все, что мог. Извините, не успел..." Как
там у тебя:
Он вонзился смертельно и цепко,
Кровь ручьями и слезы из глаз,
И дрожат посинелые губы,
Отдавая последний приказ...
Я молчу. Что я могу сказать? Врать самому себе? Глупо и смешно.
Смешно, как жизнь.
За окном кто-то воет. Протяжно и жалобно, словно жалуясь Богу
Всеединому на свою судьбу.
- Что это? - спрашиваю я.
Мальчик печально улыбается.
- Ты забыл? Это ведь собака, та самая, бездомная.
И снова тишина. Только часы печально отмеряют время. Тик-так,
тик-так, тик-так... И когда тиканье и тишина, давящая, разрывающая на
части, становятся невыносимыми, я снова начинаю говорить.
- Значит, я по-прежнему в комнате? И люди, окружающие меня - только
плод моего воображения?
- Ты опять ничего не понял, - грустно отвечает мальчик, - они не
менее и не более реальны, чем ты. Просто они тоже сидят в своих Комнатах,
в своих мирах, творят свою судьбу, придумывают свой фатум. Каждый для
себя, и вместе для всего мира.
Помнишь, один твой друг доказывал, что живет в несовершенном мире?
Это правда. Но тот, кто говорил, что случайностей и несовершенства нет,
тоже прав. И тот, кто утверждает, что все это нам только снится, прав не
меньше того, кто говорит, что Бога нет.
- А Бог есть?
- Ты веришь в него?
- Да.
- Значит, есть. В твоей Комнате.
- А вообще?
- Из чего складывается это "вообще"? Из чего складывается весь этот
мир? Из людей и Комнат, из Комнат и людей.
- Почему я не помню своего детства? - внезапно спрашиваю я.
- Потому что у тебя никогда не было детства, - грустно улыбнулся
мальчик, - ты родился уже взрослым в тот момент, когда закрыл дверь в
Комнату и оставил меня в холодном лесу. Одного. В этот момент на свет
появился ты.
Шаги на лестнице.
С потолка мерно капает по капле вода.
Отвалился кусок штукатурки.
Где-то вдали жалобно воет собака.
- Хочешь увидеть своих богов? - вдруг спрашивает мальчик.
Я не отвечаю. Я просто смотрю за окно.
Там абсолютно незнакомый пейзаж... Поле все усыпанное звездами,
большими и маленькими, тусклыми и яркими. И на небе тоже звезды всех
цветов и оттенков. Вот одна, опоясавшись огненным хвостом, рванула в
объятия Земли, но не погасла и не разбилась, нет, просто упала и осталась
сиять среди янтарной россыпи звезд-росинок.
Где-то заржала лошадь, еще одна, по фиолетовому небу, волоча за собой
ярко-золотую колесницу Гелиоса, промчались кони, выбивая из звезд фонтаны
разноцветных искр.
Вся эта картина завораживает и притягивает своей необычностью,
волшебностью. Заиграла тихая музыка, словно кто-то невидимый, постукивает
серебряным смычком по струнам и они отвечают ему ласковым сияющим смехом.
Они появились откуда-то сбоку; росинки-звездочки отлетели в сторону,
словно уступая им дорогу. Их было двое. Высокие, красивые, с длинными
волосами, лицами, наполненными грустью и страданием. Молодые и старые
одновременно, как Боги. Впрочем, это и были Боги. Мои Боги. И они пели. Их
голоса, звонкие и яркие, как первые лучи рассвета, разносились над всем
полем, уносились куда-то вдаль, и таяли в бесконечных глубинах космоса.
Эй, скачите, кони,
Разрывая путы
Времени и космоса,
Связывая звезды.
Мы поем в два голоса,
Песни - наши слезы.
Вечность нам могилою, заживо закопаны
Жизнью награжденные, жизнию мы прокляты.
Боги обреченные, мы в грехе, как в копоти,
Мы мертвы пожизненно,
Мы слепы всезнанием,
Наша ограниченность -
Нашим оправданием.
В сером ряду личность -
Это лишь страдание...
Эй, скачите, кони, годы разрывая.
Мы уходим в вечность, мы идем, страдая.
Песня - бесконечность, слезы - наше знамя...
"Слезы - наше знамя..." - повторила сестренка-Ночь, пряча эту
картину.
1 2 3