"Эксцессы и преступления человечества являются могилой Идеала, могилой Идеализма"..
Виола - Человеческий Инстинкт (ее чувство вряд ли можно назвать Любовью, ибо Любовь не расстается со своим любимым под влиянием религиозных предрассудков). Вначале этот инстинкт стремится к Идеалу, чтобы придать себе блеск и скрыть свои недостатки. Затем он оставляет это стремление ради высокой любви. Но по своей природе он не соответствует требованиям такой любви, ибо подвержен подозрительности и недоверию. Его высшая потенция Материнский Инстинкт - может проникать сквозь завесу некоторых тайн и прозревать движение Идеала. Но он слишком слаб, чтобы воспринять Идеал, он видит грех там, где его нет, и сам творит грех под ложным водительством, пытаясь найти убежище среди мятежных страстей в Действительности, покинув ясный, спокойный Идеал. Он исходит в муке (но не умирает, а преображается), стремясь примирить законы двух природ: Материнского Инстинкта и Идеала.
Три главных образа романа, о которых только что шла речь, можно было бы охарактеризовать как воплощения Разума, Воображения (фантазии) и Сердца.
Ребенок (сын Занони и Виолы) - Новорожденный Инстинкт. Если бы он был воспитан и обучен Идеализмом, то мог бы стать Посвященным, судя по раннему развитию его внимания и ума. Но, обреченный на сиротство, при котором может проявиться только половина закономерностей его судьбы, он обречен на заурядное существование.
Адон-Аи - Вера (доверие, верность, преданность, ручательство), которая проявляется во всем своем блеске; она рождает своего оракула и делится своими чудесами только с самыми высокими состояниями души. Эта Вера противостоит Страху; те, кто служит Страху, должны быть готовы к встрече с теми, в ком живет Вера. Само стремление к ней открывает путь к возрождению души, даже если призыв исходит из-под пресса Страха.
Страж Порога - Страх (или Ужас), от чьего страшного, ужасного вида люди защищены только непрозрачностью обыденного, привычного физического мира. В тот момент, когда эта защита рушится и человеческий дух начинает видеть, проницать сквозь этот непрозрачный мир и в одиночестве входит в неведомые ему сферы Природы, этот Природный Ужас встает перед ним. Его можно победить, только бросив ему вызов, только воззвав к Самому Творцу Природы, чьим посланцем и орудием и является Вера.
Мервиль - Условность, рутинность, трафаретность, традиционность.
Нико - низменная, лебезящая и злобная Страсть.
Глиндон - Нетвердое Стремление. Обычно следует Инстинкту, но сдерживается условностями; испытывает благоговение перед Идеализмом, может увлечься им, но мимолетно и случайно. У него нет постоянства и твердости для связанных с Посвящением созерцания и размышления над Реальностью. Оно соединяет их случайно схваченные положительные и полезные стороны с постоянным, неизменным сенсуализмом и страдает одновременно как от страха перед Посвящением, так и от отвращения к сенсуализму. Это втягивает невинную душу в роковой конфликт со своим духом. И когда этому Нетвердому Стремлению на грани его гибели приходит на помощь Идеализм, то оно, не в силах подняться на духовный уровень существования, с радостью снова ныряет в сферу Известного и находит свое убежище в Привычном.
Эта интерпретация основных образов романа интересна, на наш взгляд, тем, что она поднимает, потенциирует уровень их восприятия с социально-психологического (типы) на символический, прафеноменальный уровень, если воспользоваться известным понятием гетевской науки.
Однако необходимо отметить, что в наши дни аллегорическо-символический уровень восприятия этого великого произведения английской литературы уже недостаточен, ибо в конце XIX века реально закончилась эпоха Просвещения, время всякого позитивизма, рационализма, наивных реализмов (критического, социалистического, наверное, и символического). Не может быть уже реализма без познания сверхчувственных миров и существ, то есть без "второй половины" действительности.
Мир, казалось бы уже окончательно расколдованный, некоторое время тому назад начал снова заколдовываться: материализм, особенно в некоторых науках, становится оккультным. Закончилась эпоха Утопии. Начинается апокалиптическая эпоха одухотворения человека и мира, Посвящения человечества. Бердяев условно и абстрактно назвал ее Новым средневековьем. Выдающийся русский антропософ, поэт, писатель Николай Белоцветов в первый год первой мировой войны дал следующую любопытную спиритуальную характеристику этой наступающей эпохи:
"Загадочен и недостроен мир, и блажен тот, кто не боится этого многообразия. Блажен тот, кто с доверием смотрит на свою волю и достаточно силен для того, чтобы найти свое место и свои цели в этой недостроенной и незаконченной Вселенной.
К нам в двери стучится мудрое безумие богов. Скоро расшатает оно неподвижные устои философской мысли.
Падет западное рассудочное познание, затрещит и рухнет огромное здание кантовской философии. И из всех щелей, из всех трещин глянет на нас множество богов, светлых и темных, бездна творческих случайностей, многоликий и свободный мир!" Николай Белоцветов. Религия творческой воли. Петроград, 1915, с. 40.
И на пороге этого мира перед нами, перед всеми и каждым, перед целыми народами, перед всем человечеством, раньше или позже предстанет его Страж, тот самый Призрак, Воплощенный Ужас - если мы его не узнаем, не выдержим, не просветлим на пути нашего Посвящения, - он же главный "герой" романа Бульвер-Литтона (шестью годами позже, в 1848 году, этот Призрак мелькнет на страницах основополагающего документа "самого непобедимого в мире" учения конечно же, как метафора).
Он может встать на пути не только отдельного человека, легкомысленно пожелавшего проникнуть в духовный мир без подготовительных усилий, без выработки соответствующих качеств характера, как Глиндон, но в определенные эпохи (революции, гражданские войны, кризисы) на крестном пути Посвящения всего народа и его вождей, возжаждавших реализовать свои утопии и ничего не знающих и не желающих знать о законах и существах духовного мира.
Вот это место в романе великого англичанина, где приоткрывается самая тайная завеса над Царством Террора Великой французской (и не только французской) революции. Занони пишет Мейнуру о своих впечатлениях от Парижа 1793-го - начала 1794 года, куда он приехал в поисках Виолы: "Глазами, полными ядовитой ненависти, они смотрят, как я иду по их улицам. Одним взглядом я обезоруживаю их злобу и очаровываю василисков. Повсюду я вижу следы и ощущаю присутствие Призрака, который стоит на пороге и чьи жертвы это души, желающие "дерзать и стремиться" и могущие лишь "трепетать от страха".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Виола - Человеческий Инстинкт (ее чувство вряд ли можно назвать Любовью, ибо Любовь не расстается со своим любимым под влиянием религиозных предрассудков). Вначале этот инстинкт стремится к Идеалу, чтобы придать себе блеск и скрыть свои недостатки. Затем он оставляет это стремление ради высокой любви. Но по своей природе он не соответствует требованиям такой любви, ибо подвержен подозрительности и недоверию. Его высшая потенция Материнский Инстинкт - может проникать сквозь завесу некоторых тайн и прозревать движение Идеала. Но он слишком слаб, чтобы воспринять Идеал, он видит грех там, где его нет, и сам творит грех под ложным водительством, пытаясь найти убежище среди мятежных страстей в Действительности, покинув ясный, спокойный Идеал. Он исходит в муке (но не умирает, а преображается), стремясь примирить законы двух природ: Материнского Инстинкта и Идеала.
Три главных образа романа, о которых только что шла речь, можно было бы охарактеризовать как воплощения Разума, Воображения (фантазии) и Сердца.
Ребенок (сын Занони и Виолы) - Новорожденный Инстинкт. Если бы он был воспитан и обучен Идеализмом, то мог бы стать Посвященным, судя по раннему развитию его внимания и ума. Но, обреченный на сиротство, при котором может проявиться только половина закономерностей его судьбы, он обречен на заурядное существование.
Адон-Аи - Вера (доверие, верность, преданность, ручательство), которая проявляется во всем своем блеске; она рождает своего оракула и делится своими чудесами только с самыми высокими состояниями души. Эта Вера противостоит Страху; те, кто служит Страху, должны быть готовы к встрече с теми, в ком живет Вера. Само стремление к ней открывает путь к возрождению души, даже если призыв исходит из-под пресса Страха.
Страж Порога - Страх (или Ужас), от чьего страшного, ужасного вида люди защищены только непрозрачностью обыденного, привычного физического мира. В тот момент, когда эта защита рушится и человеческий дух начинает видеть, проницать сквозь этот непрозрачный мир и в одиночестве входит в неведомые ему сферы Природы, этот Природный Ужас встает перед ним. Его можно победить, только бросив ему вызов, только воззвав к Самому Творцу Природы, чьим посланцем и орудием и является Вера.
Мервиль - Условность, рутинность, трафаретность, традиционность.
Нико - низменная, лебезящая и злобная Страсть.
Глиндон - Нетвердое Стремление. Обычно следует Инстинкту, но сдерживается условностями; испытывает благоговение перед Идеализмом, может увлечься им, но мимолетно и случайно. У него нет постоянства и твердости для связанных с Посвящением созерцания и размышления над Реальностью. Оно соединяет их случайно схваченные положительные и полезные стороны с постоянным, неизменным сенсуализмом и страдает одновременно как от страха перед Посвящением, так и от отвращения к сенсуализму. Это втягивает невинную душу в роковой конфликт со своим духом. И когда этому Нетвердому Стремлению на грани его гибели приходит на помощь Идеализм, то оно, не в силах подняться на духовный уровень существования, с радостью снова ныряет в сферу Известного и находит свое убежище в Привычном.
Эта интерпретация основных образов романа интересна, на наш взгляд, тем, что она поднимает, потенциирует уровень их восприятия с социально-психологического (типы) на символический, прафеноменальный уровень, если воспользоваться известным понятием гетевской науки.
Однако необходимо отметить, что в наши дни аллегорическо-символический уровень восприятия этого великого произведения английской литературы уже недостаточен, ибо в конце XIX века реально закончилась эпоха Просвещения, время всякого позитивизма, рационализма, наивных реализмов (критического, социалистического, наверное, и символического). Не может быть уже реализма без познания сверхчувственных миров и существ, то есть без "второй половины" действительности.
Мир, казалось бы уже окончательно расколдованный, некоторое время тому назад начал снова заколдовываться: материализм, особенно в некоторых науках, становится оккультным. Закончилась эпоха Утопии. Начинается апокалиптическая эпоха одухотворения человека и мира, Посвящения человечества. Бердяев условно и абстрактно назвал ее Новым средневековьем. Выдающийся русский антропософ, поэт, писатель Николай Белоцветов в первый год первой мировой войны дал следующую любопытную спиритуальную характеристику этой наступающей эпохи:
"Загадочен и недостроен мир, и блажен тот, кто не боится этого многообразия. Блажен тот, кто с доверием смотрит на свою волю и достаточно силен для того, чтобы найти свое место и свои цели в этой недостроенной и незаконченной Вселенной.
К нам в двери стучится мудрое безумие богов. Скоро расшатает оно неподвижные устои философской мысли.
Падет западное рассудочное познание, затрещит и рухнет огромное здание кантовской философии. И из всех щелей, из всех трещин глянет на нас множество богов, светлых и темных, бездна творческих случайностей, многоликий и свободный мир!" Николай Белоцветов. Религия творческой воли. Петроград, 1915, с. 40.
И на пороге этого мира перед нами, перед всеми и каждым, перед целыми народами, перед всем человечеством, раньше или позже предстанет его Страж, тот самый Призрак, Воплощенный Ужас - если мы его не узнаем, не выдержим, не просветлим на пути нашего Посвящения, - он же главный "герой" романа Бульвер-Литтона (шестью годами позже, в 1848 году, этот Призрак мелькнет на страницах основополагающего документа "самого непобедимого в мире" учения конечно же, как метафора).
Он может встать на пути не только отдельного человека, легкомысленно пожелавшего проникнуть в духовный мир без подготовительных усилий, без выработки соответствующих качеств характера, как Глиндон, но в определенные эпохи (революции, гражданские войны, кризисы) на крестном пути Посвящения всего народа и его вождей, возжаждавших реализовать свои утопии и ничего не знающих и не желающих знать о законах и существах духовного мира.
Вот это место в романе великого англичанина, где приоткрывается самая тайная завеса над Царством Террора Великой французской (и не только французской) революции. Занони пишет Мейнуру о своих впечатлениях от Парижа 1793-го - начала 1794 года, куда он приехал в поисках Виолы: "Глазами, полными ядовитой ненависти, они смотрят, как я иду по их улицам. Одним взглядом я обезоруживаю их злобу и очаровываю василисков. Повсюду я вижу следы и ощущаю присутствие Призрака, который стоит на пороге и чьи жертвы это души, желающие "дерзать и стремиться" и могущие лишь "трепетать от страха".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120