Разумеется, это была не кристально чистая картинка, до мельчайших подробностей отображающая окружающий мир, но всё-таки уже что-то. Нервные окончания повреждённого глаза действительно вносили помехи в работу искусственного органа. И он правильно сделал, что пошёл на риск: лучше лишиться одного глаза, чем потерять жизнь.
«Трое военных, один гражданский и человек с камерой, – мгновенно оценил ситуацию НОЙМ после одного беглого взгляда. – Первые четверо не представляют опасности, потому что мертвы или находятся на волосок от последней черты, а этот грёбаный оператор… Он тоже ранен, но продолжает снимать».
– Проклятые уроды! – Мессия сменил магазины в обоих пистолетах. – Вы не можете оставить человека в покое, даже когда ему от вас ничего не надо. Думаете, если платите деньги, то все остальные, словно клоуны, будут плясать под вашу дудку и выдёргивать собственные глаза, чтобы вам было весело в ваших квартирах?! – на последних словах он не выдержал и сорвался на крик.
Сейчас бы он, наверное, мог понять состояние Бемби, когда, вместо того чтобы спасаться от преследования, она начала расстреливать витрину магазина с телеэкранами, на которых снова и снова повторяли сцену расщепления Пловца. Наверное, мог бы.
При условии, что сохранял бы ясность мысли. Однако это мало кому удается, после того как собственноручно лишишь себя жизненно важного органа. Обычно после такой процедуры человек становится, мягко говоря, неуравновешенным. И никакие доводы разума уже не действуют.
– Что, вам опять хочется зрелищ? – Страшный человек с окровавленными руками, пустой глазницей и лицом, перемазанным кровью, подошёл ближе и остановился в десяти шагах от оператора. – Вам хочется увидеть нечто такое, что надолго запомнится?! – Он уже не говорил и даже не кричал он вопил – дико и страшно, до предела напрягая голосовые связки. – Тогда…
Ещё до того, как НОЙМ закончил предложение, оператор знал, что он сейчас скажет. Так уже было однажды – в далёком детстве, когда, разбив стекло в кабинете директора, он отчаянно надеялся, что никто об этом не узнает.
Шёл обычный урок, и вдруг в класс вошла секретарь – пожилая некрасивая женщина с большой отвратительной бородавкой на подбородке – и ещё до того, как она открыла рот, маленький мальчик в точности знал, какие слова сорвутся с её губ.
Этот киборг с пустой глазницей и окровавленными руками не был похож на ту женщину, а оператор давным-давно превратился из маленького мальчика во взрослого мужчину, привыкшего отвечать за свои поступки, не прячась за спины других. Несмотря на всё это, как и в далёком детстве, он знал наперёд, что будет произнесено вслух.
– Тогда… – с перекошенным от бешенства лицом кричал НОЙМ.
«Попробуй поймать эту пулю!» – мог бы закончить за него оператор, но не стал этого делать, потому что понял – он достиг вершины, к которой так долго стремился.
Прямо сейчас ему удастся снять лучший кадр в своей жизни, заплатив за это самую высокую цену.
– Попробуй поймать эту грёбаную пулю! – Слова доносились уже издалека, как будто произносивший их киборг стоял не в десяти шагах, а где-то очень далеко внизу.
– Попробуй поймать эту грёбаную пулю, мать твою!!! – надрывался глупый человек, по собственной воле превративший себя в придаток машины.
При этом он не понимал одного: нельзя так ругаться, когда речь идёт о подобной ослепительной красоте.
Она походила на пикирующую птицу, сложившую крылья, чтобы камнем упасть вниз на добычу. Свет отражался от её оперения, игривой стайкой солнечных зайчиков прыгая оттуда на заснеженную горную вершину, чтобы разбиться там на ещё более мелкие части и заискриться неподражаемым бриллиантовым блеском, от которого у смертного замирал дух.
Оператор всё ещё оставался человеком, не перейдя грань, за которой перестаёт существовать понятие физического тела, и поэтому испытал мимолётное головокружение и слабость, в ногах. Быстро справившись с этим состоянием, он набрал полную грудь чистого морозного воздуха и задержал дыхание, чтобы ненароком не спугнуть очарование момента.
А серебряная птица продолжала своё падение, всё увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Вначале это была только маленькая точка далеко в небе, но с каждым мгновением её мерцающее тело становилось всё больше, а отбрасываемые в разные стороны блики – всё ярче.
«Она летит, чтобы впиться мне в сердце стальными когтями и унести в поднебесную даль – туда, где ещё не бывал ни один смертный!» – Эта мысль не испугала его, а скорее наполнила разум каким-то странным спокойствием.
В этом воплощении он уже достиг всего, чего хотел, взобравшись на самую вершину, так почему бы не отправиться в другие миры? Почему бы не расширить свои горизонты и не подняться на новый уровень? Кто придумал, будто эта реальность – лучшее, что есть во вселенной? Ложь.
А раз так, значит, бояться нечего – всё будет хорошо. По-другому быть просто не может. Иначе во всём этом безумном мире нет никакого смысла.
Он просто стоял и смотрел, как падает с неба пуля-птица. Спокойно и невозмутимо ожидал приближения неизбежного. И когда ослепительная вспышка света ударила по глазам, а в сердце вонзились стальные когти, он вскрикнул. Но не от страха боли или отчаяния. Нет, этот крик был скорее прощальным приветом миру. Победным кличем человека, достигшего всего, о чём он мечтал, и отправившегося на поиски новых измерений – совершать удивительные открытия и раздвигать границы беспредельных вселенных. Всё дальше и дальше, пока…
А впрочем, зачем об этом задумываться? Ведь впереди бесконечность – во времени и в пространстве, и не существует никаких преград способных помешать осуществлению воистину грандиозных планов.
– Поймал, – успели прошептать губы за мгновение до того, как всё кончилось. – Я всё-таки поймал свою пулю… – произнёс он – и умер.
– Очередной сумасшедший, который считает что, достигнув Пика мироздания, он может взлететь ещё выше, к новым вселенным. А вместо этого падает в бездонную пропасть забвения.
Слова принадлежали одному из игроков, удобно расположившихся за карточным столом. Стол же находился на небольшой заснеженной площадке, на самой вершине горы.
Это была воистину любопытная троица. В центре возвышался гигантский паук в солнцезащитных очках, лихо заломленной набекрень соломенной шляпе и кричащего цвета гавайской рубахе.
Он курил большую сигару, широко улыбался, и было очевидно – именно он в этой компании главный весельчак и балагур. Слева от него сидела женщина-химера. Её человеческое тело венчала голова борзой. Она была явно возбуждена. Порывистые движения и учащённое дыхание говорили сами за себя. Впрочем, вполне вероятно, что она никогда не бывала спокойна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
«Трое военных, один гражданский и человек с камерой, – мгновенно оценил ситуацию НОЙМ после одного беглого взгляда. – Первые четверо не представляют опасности, потому что мертвы или находятся на волосок от последней черты, а этот грёбаный оператор… Он тоже ранен, но продолжает снимать».
– Проклятые уроды! – Мессия сменил магазины в обоих пистолетах. – Вы не можете оставить человека в покое, даже когда ему от вас ничего не надо. Думаете, если платите деньги, то все остальные, словно клоуны, будут плясать под вашу дудку и выдёргивать собственные глаза, чтобы вам было весело в ваших квартирах?! – на последних словах он не выдержал и сорвался на крик.
Сейчас бы он, наверное, мог понять состояние Бемби, когда, вместо того чтобы спасаться от преследования, она начала расстреливать витрину магазина с телеэкранами, на которых снова и снова повторяли сцену расщепления Пловца. Наверное, мог бы.
При условии, что сохранял бы ясность мысли. Однако это мало кому удается, после того как собственноручно лишишь себя жизненно важного органа. Обычно после такой процедуры человек становится, мягко говоря, неуравновешенным. И никакие доводы разума уже не действуют.
– Что, вам опять хочется зрелищ? – Страшный человек с окровавленными руками, пустой глазницей и лицом, перемазанным кровью, подошёл ближе и остановился в десяти шагах от оператора. – Вам хочется увидеть нечто такое, что надолго запомнится?! – Он уже не говорил и даже не кричал он вопил – дико и страшно, до предела напрягая голосовые связки. – Тогда…
Ещё до того, как НОЙМ закончил предложение, оператор знал, что он сейчас скажет. Так уже было однажды – в далёком детстве, когда, разбив стекло в кабинете директора, он отчаянно надеялся, что никто об этом не узнает.
Шёл обычный урок, и вдруг в класс вошла секретарь – пожилая некрасивая женщина с большой отвратительной бородавкой на подбородке – и ещё до того, как она открыла рот, маленький мальчик в точности знал, какие слова сорвутся с её губ.
Этот киборг с пустой глазницей и окровавленными руками не был похож на ту женщину, а оператор давным-давно превратился из маленького мальчика во взрослого мужчину, привыкшего отвечать за свои поступки, не прячась за спины других. Несмотря на всё это, как и в далёком детстве, он знал наперёд, что будет произнесено вслух.
– Тогда… – с перекошенным от бешенства лицом кричал НОЙМ.
«Попробуй поймать эту пулю!» – мог бы закончить за него оператор, но не стал этого делать, потому что понял – он достиг вершины, к которой так долго стремился.
Прямо сейчас ему удастся снять лучший кадр в своей жизни, заплатив за это самую высокую цену.
– Попробуй поймать эту грёбаную пулю! – Слова доносились уже издалека, как будто произносивший их киборг стоял не в десяти шагах, а где-то очень далеко внизу.
– Попробуй поймать эту грёбаную пулю, мать твою!!! – надрывался глупый человек, по собственной воле превративший себя в придаток машины.
При этом он не понимал одного: нельзя так ругаться, когда речь идёт о подобной ослепительной красоте.
Она походила на пикирующую птицу, сложившую крылья, чтобы камнем упасть вниз на добычу. Свет отражался от её оперения, игривой стайкой солнечных зайчиков прыгая оттуда на заснеженную горную вершину, чтобы разбиться там на ещё более мелкие части и заискриться неподражаемым бриллиантовым блеском, от которого у смертного замирал дух.
Оператор всё ещё оставался человеком, не перейдя грань, за которой перестаёт существовать понятие физического тела, и поэтому испытал мимолётное головокружение и слабость, в ногах. Быстро справившись с этим состоянием, он набрал полную грудь чистого морозного воздуха и задержал дыхание, чтобы ненароком не спугнуть очарование момента.
А серебряная птица продолжала своё падение, всё увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Вначале это была только маленькая точка далеко в небе, но с каждым мгновением её мерцающее тело становилось всё больше, а отбрасываемые в разные стороны блики – всё ярче.
«Она летит, чтобы впиться мне в сердце стальными когтями и унести в поднебесную даль – туда, где ещё не бывал ни один смертный!» – Эта мысль не испугала его, а скорее наполнила разум каким-то странным спокойствием.
В этом воплощении он уже достиг всего, чего хотел, взобравшись на самую вершину, так почему бы не отправиться в другие миры? Почему бы не расширить свои горизонты и не подняться на новый уровень? Кто придумал, будто эта реальность – лучшее, что есть во вселенной? Ложь.
А раз так, значит, бояться нечего – всё будет хорошо. По-другому быть просто не может. Иначе во всём этом безумном мире нет никакого смысла.
Он просто стоял и смотрел, как падает с неба пуля-птица. Спокойно и невозмутимо ожидал приближения неизбежного. И когда ослепительная вспышка света ударила по глазам, а в сердце вонзились стальные когти, он вскрикнул. Но не от страха боли или отчаяния. Нет, этот крик был скорее прощальным приветом миру. Победным кличем человека, достигшего всего, о чём он мечтал, и отправившегося на поиски новых измерений – совершать удивительные открытия и раздвигать границы беспредельных вселенных. Всё дальше и дальше, пока…
А впрочем, зачем об этом задумываться? Ведь впереди бесконечность – во времени и в пространстве, и не существует никаких преград способных помешать осуществлению воистину грандиозных планов.
– Поймал, – успели прошептать губы за мгновение до того, как всё кончилось. – Я всё-таки поймал свою пулю… – произнёс он – и умер.
– Очередной сумасшедший, который считает что, достигнув Пика мироздания, он может взлететь ещё выше, к новым вселенным. А вместо этого падает в бездонную пропасть забвения.
Слова принадлежали одному из игроков, удобно расположившихся за карточным столом. Стол же находился на небольшой заснеженной площадке, на самой вершине горы.
Это была воистину любопытная троица. В центре возвышался гигантский паук в солнцезащитных очках, лихо заломленной набекрень соломенной шляпе и кричащего цвета гавайской рубахе.
Он курил большую сигару, широко улыбался, и было очевидно – именно он в этой компании главный весельчак и балагур. Слева от него сидела женщина-химера. Её человеческое тело венчала голова борзой. Она была явно возбуждена. Порывистые движения и учащённое дыхание говорили сами за себя. Впрочем, вполне вероятно, что она никогда не бывала спокойна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81