Явление постоянной защиты. Другой областью, в которой могут исследоваться защитные действия Я, является феномен, описанный Вильгельмом Райхом в его заметках о «последовательном анализе сопротивления» (W.Reich, 1935). Телесные характеристики, такие, как скованность и напряженность, такие особенности, как постоянная улыбка, высокомерное, ироничное и дерзкое поведение, – все это остатки очень сильных защитных процессов в прошлом, которые оторвались от своих исходных ситуаций (конфликтов с инстинктами или аффектами) и превратились в постоянные черты характера, «броню характера» (как говорит Райх, Character-panzerung). Когда в анализе нам удается проследить возникновение этих остатков, вплоть до их исторического источника, они вновь обретают подвижность и перестают блокировать доступ к защитным действиям, в которые Я активно вовлечено в данный момент. Поскольку эти способы защиты стали постоянными, мы не можем связать их возникновение или исчезновение с возникновением или исчезновением инстинктивных требований и аффектов изнутри или же с появлением и прекращением искушающих ситуаций и аффективных стимулов извне. Поэтому их анализ – чрезвычайно трудоемкий процесс. Я убеждена, что их выдвижение на передний план оправдано лишь в том случае, если мы не можем обнаружить никаких следов текущего конфликта между Я, инстинктом и аффектом. Я полагаю также, что под «анализом сопротивления» следует понимать не только анализ этого конкретного явления, но и анализ всех видов сопротивления.
Формирование симптома. Анализ сопротивления Я, его защитных действий, предпринимаемых против инстинктов и трансформаций, претерпеваемых аффектами, выявляет и вводит в сознание в динамике те же самые способы защиты, которые предстают перед нами в застывшем состоянии, когда мы анализируем «броню характера». В еще большей степени и также в фиксированном состоянии мы «преодолеваем их, когда мы изучаем формирование невротических симптомов. Это так, поскольку роль, выполняемая Я в формировании этих компромиссов, которые мы называем симптомами, заключается в постоянном использовании особого метода защиты при столкновении с конкретным инстинктивным требованием и в точном повторении этой же процедуры всякий раз, когда подобное требование возникает в своей стереотипной форме. Нам известно, что имеется постоянная связь между конкретными неврозами и особыми способами защиты, как, например, между истерией и вытеснением или между неврозом навязчивости и процессами изоляции и уничтожения. Такую же постоянную связь между неврозом и защитным механизмом мы обнаруживаем, когда исследуем способы защиты, которые пациент использует против своих аффектов, и форму сопротивления, принятую его Я. Отношение конкретного индивида к его свободным ассоциациям в анализе и тот способ, при помощи которого, будучи предоставлен самому себе, он овладевает требованиями своих инстинктов и отражает нежелательные аффекты, позволяют нам a priori сформулировать природу формирования у него симптома. При этом исследование последнего позволяет нам a posteriori сделать заключение относительно структуры его сопротивления и защиты от своих аффектов и инстинктов. Этот параллелизм наиболее знаком нам в случаях истерии и невроза навязчивости, где он отчетливо проявляется в соотношении между симптомами пациента и формой его сопротивления. Формирование симптома истерических больных в их конфликте со своими инстинктами основано главным образом на вытеснении: они исключают из сознания идеаторные представления своих сексуальных импульсов. Аналогична и форма их сопротивления свободным ассоциациям. Ассоциации, вызывающие защитную реакцию Я, попросту изгоняются. Все, что пациент ощущает, – это пустота в сознании. Он умолкает; можно сказать, что в потоке его ассоциаций наступает такой же разрыв, как и в его инстинктивных процессах при формировании симптомов. Наряду с этим мы узнаем, что способом защиты, применяемым при формировании симптома Я человека, страдающего неврозом навязчивости, является изоляция. Я попросту вырывает инстинктивный импульс из контекста, хотя и сохраняет его при этом в сознании. Соответственно и сопротивление таких пациентов приобретает иную форму. Пациент с навязчивостью не умолкает; он говорит, даже находясь в состоянии сопротивления. Но при этом он разрывает связи между своими ассоциациями и изолирует мысли от аффектов, так что его ассоциации кажутся такими же бессмысленными в малом масштабе, как его симптом – в большом.
Аналитическая техника и защита от инстинктов и аффектов. Молодая девушка обратилась ко мне по поводу состояний острой тревоги, которые нарушали ее повседневную жизнь и мешали регулярно посещать школу. Хотя она и пришла по настоянию своей матери, она не проявляла нежелания говорить мне о своей жизни – как в прошлом, так и в настоящем. Ее отношение ко мне было дружелюбным и искренним, однако я отметила, что в разговоре она тщательно избегает малейшего намека на ее симптом. Она никогда не говорила о приступах тревоги, имевших место в перерывах между аналитическими сеансами. Если я настаивала на анализе какого-либо симптома или давала интерпретации ее тревоги, основанные на ее же ассоциациях, дружелюбное отношение девушки ко мне менялось. Каждый такой случай заканчивался градом презрительных и насмешливых замечаний. Попытка установить связь между отношением пациентки и ее связью с матерью окончилась полной неудачей. Как в сознании, так и в бессознательном эта связь была совершенно иной. В результате этих повторяющихся вспышек презрения и насмешки аналитик оказалась в тупике и пациентка на время стала недоступной для дальнейшего анализа. Однако, когда анализ продвинулся глубже, мы обнаружили, что эти аффекты не являются реакцией переноса в собственном смысле слова и вообще не были связаны с ситуацией анализа. Они указывали на привычное отношение пациентки к самой себе, когда эмоции нежности, желания или тревоги готовы были всплыть в ее аффективной жизни. Чем сильнее аффект овладевал ею, тем сильнее и злее она себя высмеивала. Аналитик стала адресатом этих защитных реакций лишь вторично, поскольку она поощряла стремление пациентки к осознанной проработке своей тревожности. Интерпретация содержания тревоги, пусть даже и правильно выведенная на основе другого общения, не приводила к результату столь долго, сколь долго каждый подход к аффекту лишь усиливал защитные реакции. Было невозможно сделать это содержание сознательным до тех пор, пока мы не ввели в сознание – и тем самым не нейтрализовали – способ защиты пациентки от своих аффектов при помощи презрительного уничижения – процесса, ставшего привычным во всех областях ее жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40