— Совсем забыл тебе сказать. Хотел даже написать письмо, но руки не дошли. Он думает, что ты псих.
— Он… что?!
— Да. В этом и заключалась гениальная идея Дживза, знаешь ли. Дело утряслось в одну секунду. Он посоветовал мне сообщить дяде, что, познакомив тебя с ним, я не сомневался, что ты Рози М. Бэнкс, так как я неоднократно слышал это из твоих собственных уст, и у меня не было причин тебе не верить. Понимаешь, нам надо было доказать, что ты подвержен галлюцинациям и не соображаешь, что делаешь. А затем мы обратились к сэру Родерику Глоссопу, — надеюсь, ты не забыл, что в Диттеридж-холле столкнул в озеро его сына? — и он рассказал нам, как пришёл к тебе на ленч и обнаружил в твоей спальне кучу котов и сырой рыбы, и как до этого ты умыкнул с его головы шляпу, проезжая на такси мимо его машины. В общем, всё получилось лучше не придумаешь. Я всегда говорил, говорю и буду говорить, что, положившись на Дживза, можно не беспокоиться о своей дальнейшей судьбе.
Я многое готов стерпеть, но всему есть предел.
— Будь всё проклято, такой наглости…
Бинго изумлённо поднял брови.
— Надеюсь, ты не рассердился? — спросил он.
— Рассердился! Если ты считаешь, я потерплю, чтобы половина Лондона считала, что у меня поехала крыша…
— Берти, — сказал малыш Бинго, — я поражён. Я потрясён, Берти. Если б мне пришло в голову, что из-за такого пустяка ты откажешься помочь человеку, с которым дружишь пятнадцать лет…
— Да, но послушай…
— Разве ты забыл, — спросил Бинго, — что мы вместе учились в школе?

* * *
Я шёл в свою старую, добрую квартиру, а в груди у меня всё клокотало. В одном я не сомневался: после всего, что произошло, наши пути с Дживзом должны были разойтись. Прекрасный камердинер, спору нет, лучший в Лондоне, но это не могло меня остановить. Я ворвался в гостиную, и… на маленьком столике лежали сигареты, а на большом — стопка иллюстрированных журналов; мои тапочки стояли, где им было положено, и вообще вся обстановка казалась до такой степени домашней, если вы понимаете, о чём я говорю, что я успокоился в течение двух секунд. Так бывает в пьесе, когда герой, собираясь совершить преступление, вдруг слышит колыбельную, которую в детстве пела ему мама. Умиротворение. Вот-вот. Я вовремя вспомнил это слово. Оно как нельзя лучше подходило к моему душевному состоянию.
А затем в дверях появился добрый старый Дживз, перед которым плыл поднос со всем необходимым, и было в малом что-то очень привычное и располагающее к себе.
Но я стиснул зубы и твёрдо решил, что буду непреклонен.
— Я только что разговаривал с мистером Литтлом, Дживз, — сурово произнёс я.
— Вот как, сэр?
— Он… э-э-э… сообщил мне, что ты дал ему дельный совет.
— Я сделал все, что мог, сэр. И я счастлив доложить вам, что мои усилия увенчались успехом. Виски, сэр?
— Спасибо. Э-э-э… Дживз.
— Сэр?
— В другой раз…
— Сэр?
— Нет, ничего. Поменьше содовой, Дживз.
— Слушаюсь, сэр.
Он начал уплывать из гостиной.
— Да, Дживз!
— Сэр?
— Я хочу… дело в том… мне кажется… я имею в виду… Нет, ничего!
— Слушаюсь, сэр. Сигареты у вашего локтя на маленьком столике, сэр. Обед будет готов ровно без четверти восемь, если, конечно, вы не пожелаете отобедать в ресторане.
— Нет, я останусь дома.
— Да, сэр.
— Дживз!
— Сэр?
— Нет, ничего, — сказал я.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Дживз.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53