«Не может быть! — кричало ее нутро. — Он же был теплым! Я не могла ошибиться!..»
Ее трясло и трясло.
Ему же показалось, что она так сильно переживает, а потому локаторщик обнимал ее все крепче.
— Простишь?
Яичница застыла, хотя в печи со всем жаром пылали сухие березовые поленья.
— Простишь?
— Я — твоя жена, — проговорила она покойно. — Походная…
— Ну, не обижайся, — попросил он, поцеловав в ухо. — Это же не по-настоящему… У меня же там ребенок…
Она обернулась и поцеловала его в губы. Отпуск Гели Лебеды от дел Высоких окончился, и она приступила к своим, почти забытым, обязанностям… А потом ее вызвал Быстров и обозвал швалью.
— Так тебя, кажется, называли?
Она кивнула.
Он напрямую предложил ей за перевод в школу снайперов вторую Славу.
— Оставь его.
Показал наградной лист.
— Вы же майор, — удивилась она. — Вы же не можете…
— Я все могу, я с Берией на прямом звонке!.. Иди думай…
Она ушла, уверенная, что выполнит свою миссию до конца. Она не бросит его, и тело ее, как и душа, будут в распоряжении Мовчанова до его смерти.
Человек полагает…
Мовчанова и Штрекова арестовали в тот же вечер.
Обоих избили при аресте с жестокостью, говорящей о том, что нечего жалеть свиней перед забоем!..
Больше Геля его не видела.
Мовчанова расстреляли за шпионаж в пользу американцев. Быстрова за то, что проглядел шпиона…
Новый руководитель спецбатареи нашел на столе Быстрова представление Лебеды за мужество в бою к ордену Славы второй степени и отослал его по инстанциям. Также он прочитал рапорт ефрейтора Лебеды о переводе в школу снайперов, правда, без подписи, отпечатанный на машинке. Обрадовался, поскольку от старого состава необходимо было в таком деле избавляться… А здесь все само складывалось…
Вызвал Лебеду, показал рапорт:
— А где подпись? Она расписалась.
— Его расстреляли?
По глазам нового начальства все поняла.
— Завтра отбывай к новому месту назначения.
— Есть, — ответила она.
Так Ангелина Лебеда стала снайпером.
5
После смерти капитана КГБ жизнь Юльки потекла по неизведанной части женского бытия, в котором было столько качественно нового, такой прорыв души и духа произошел в ней, что мозг просто заблокировал часть памяти, в которой хранилось о Платоне Антонове. Если Юлька и думала о мужчине, то только о целиннике Северцеве. Не чувственными были ее воспоминания, а слегка печальными, как об отце ребенка, который погиб… И не станет у мальчишки мужского идеала для подражания.
Зародышу, который уже достаточно освоился в материнском организме, было совершеннейшим образом наплевать на расстрелянного родителя. Бездарно проживший, бездарно канул в лета…
Его клеточная структура продолжала делиться с бешеной скоростью, появились зачатки нервной системы, а мозговое вещество не уступало по объему рыбьему.
Он часто раздражался на свою мать, особенно когда она пыталась вести с ним диалог.
«Сладенький мой, — поглаживала Юлька свой живот, который, как казалось ей, растет не по дням, а по часам. — Ты вырастешь и станешь красивым офицером! Я буду гладить твою форму! У тебя на брюках всегда будет идеальная стрелка!..»
«Вот ведь, глупая женщина! — злился он. — Кой черт пьет эти таблетки, выданные Равиковичем! Так бы я с помощью яда прикончил эти ее дурацкие бредни!.. Надо же, офицером меня видит! Какие-то фрейдистские аналогии.
Гэбэшник ее пользовал, так теперь и чадо свое мнит агрессором!.. Дед был военным— расстреляли!.. Не буду офицером!»
«Может быть, тебя в балетную школу отдать? — представляла Юлька. — Как красиво на сцене Большого театра…»
«В нашей семье только педераста не хватало, — удрученный материнской глупостью, размышлял зародыш. — Кем быть?.. Самое время об этом размышлять, когда созвездию моих клеток уже три месяца! Именно сейчас нужно решить мою профессиональную принадлежность!.. Вот ведь двойственность какая! Обделил Господь Космос разумом, сделав к нему бездарное приложение, которое может мыслить».
Приложением зародыш считал весь мужской род.
Приложение всегда можно отбросить, как ненужную пачку вермишели, приложенную к баночке икры в продуктовом заказе!.. Сие более всего удручало плод. Осознание собственной ненужности не только Космосу, но и, следовательно, Господу делало деление его клеток абсолютно бессмысленным! Он по-прежнему думал о качественно другом сознании, которое бы определяло смысл…
В четыре месяца ее беременности зародыш даже попытался покончить с собой. Волевым усилием заставил свои клетки отказаться от получения кислорода, но хитрый гинеколог Равикович снабдил Юльку пилюлями с активным кислородом.
— Это чтобы гипоксии не было! — пояснил врач. — Чтобы ребеночку воздуха хватало!.. Кого ждем? — поинтересовался.
— Мальчика, — со стопроцентной уверенностью сообщила она.
Глядя на эту рыжую женщину с чистыми глазами, которые, казалось, только что промыли живой водой, Равикович ничуть не сомневался, что у пациентки произойдет особь мужеского пола. У таких Женщин с большой буквы пренатальное общение начинается чуть ли не с момента оплодотворения яйцеклетки. Они наверняка знают пол будущего отпрыска… Будь он помоложе, на пару голов выше, без своей Доры и мальчика Фимы, непременно бы женился на этой русской девочке… Гинеколог пофантазировал, но Дора и Фима были ему чрезвычайно дороги… Как там было написано на воротах Бухенвальда? «Jedem das Seine» Каждому — свое?.. «Пускай мне Дора с Фимой, чем прекрасная Юлия! Это — мое!.. Каждому еврею — по собственной газовой печке!» — почему-то подумал Равикович… Оба его дядьки были утоплены в общественном сортире Майданека. И Рафаил, и Зиновий являлись гениальными сифилидологами. Они первые и единственные в тридцать четвертом году вылечили у пациента вторую стадию сифилиса. Как это было выяснено? Очень просто. Пациент через год пришел к ним на прием, где у него вновь выявили первую стадию люэса…
«Но все-таки — какая прекрасная женщина!» — напоследок подумал Равикович, хотел было не брать с Юльки денег за прием, но, руководствуясь все теми же святыми понятиями Доры и Фимы, опустив глаза, принял десять рублей и поцеловал руку дающей…
Ее беременность протекала абсолютно счастливо. На работе все ладилось, она ела фрукты с рынка и дружила с Ксанкой, женщиной Чармена.
Компания часто собиралась в его квартире — с предметами антиквариата, причем не аж бы лишь бы, а тщательно подобранного, в восточном стиле. На резных, украшенных слоновой костью столиках стояли диковинные кофейники, из которых тоннами хлебала кофе Ксанка, с чудесных серебряных ваз свисали гроздья мясистого винограда, прозрачного в лучах солнца, так что можно было в каждой ягоде косточки посчитать. На стенах, полах, всюду в избытке имелись ковры, где-то украшенные коллекцией холодного оружия, а где-то висели старинные пистолеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84