Черт возьми, что же за песни о нищете им пела милая Светлана Олеговна? Да он сорил деньгами, как лох, кто ж ему виноват? А царь, черт возьми, достойный же человек, оказывается. Мог ведь этих долгов на себя и не брать, такие бабки и царю не лишние.
И как умелые провокаторы, они стали поддевать исправно хлопающего рюмки мэнээса, что не может этого быть, Пушкин был верный муж, как же он мог продавать брюлики жены, это мэнээс свистит..
-- Верный муж! -- сардонически захохотал гнилой филолог, и в ответ стал рассказывать историю, давно известную пушкиноведам (одним -- как реальную, другим -- как гнусную), как Пушкина застукали под кроватью у Долли Финкельмонд, и как там насчет свояченицы, и вообще ходок и распутник (он употребил другие слова) был известный, немалое стадо почтенных мужей оснастил рогами, это все знали, и репутацией своей весьма гордился.
Вообще если всех сотрудников музеев Пушкина допросить на детекторе лжи, народ узнал бы много нового об истинном отношении к поэту со стороны тех, кто кормится на его памяти. Для психологов только ничего нового тут не будет: с кого кормлюсь, от того подсознательно и хочу освободиться, и к тому ищу всяческие аргументы. Дорожить или нет любовию этого народа -- личное дело каждого, но цену ей знать надо.
В сознании также подвыпивших школьников вырисовался абсолютно отрицательный образ прелюбодея и чуть ли не кидалы, не отдающего долгов. Это глупости, что современная молодежь испорчена: так всегда говорили. В душе современная молодежь так же романтична и взыскует идеалов, как и во все времена. И наши школьники почувствовали себя оскорбленными в лучших чувствах. Раньше они все-таки не очень сами верили в свой эпатаж -- ну так, себя показать, ум явить, самоутвердиться. Но когда специалист по Пушкину, работающий в его квартире-музее в Санкт-Петербурге, такое говорит --господа, да где же в жизни святое?! И вот этой фигуре им приказывают поклоняться и объявляют идеалом человека?
Одна девочка даже заплакала и сказала сквозь слезы:
-- Какое гнусное лицемерие!..
А мальчики выражались уже как те лейтенанты в казарме.
Что же касается Дантеса, продолжал разливаться перед благодарными слушателями мэнээс, то Пушкин распускал слухи и делал намеки насчет того, что Дантес -- пед и любовник голландского посла, усыновившего его, потому что был бездетен, а Дантес был сирота. Когда Пушкин вызвал его, секунданты Дантеса всячески предлагали мягкие условия дуэли, но Пушкин настаивал стреляться с полной серьезностью, и добился своего. Кстати, после дуэли кавалергарды единогласно подтверждали безупречность поведения Дантеса.
-- Твою мать, -- спросили все, -- так чего же от Дантеса хотят? Чтобы он оскопился и застрелился? Потому что Пушкин -- великий поэт, и ему все можно? Кстати, -- он правда так велик?
Мэнээс сознался, что на его взгляд и вкус Баратынский был не худшим поэтом, чем Пушкин. И вообще ни Жуковский, ни Вяземский не считали Пушкина выше себя -- скорее наоборот.
-- А как же толпа простых людей, стоявшая день и ночь на улице у подъезда умирающего?
Мэнээс захохотал и подавился. Подл пьяный интеллигент.
-- Какая толпа? Каких простых людей? Сочинения поэта издавались тиражами от одной до трех тысяч максимум, и читали их люди исключительно образованные, составлявшие узкий круг и тонкий слой -- вроде как сегодня в Москве какие-то литературные страсти кипят, а кроме тысячи от силы человек литераторов, критиков и профессоров, плюс пара сотен фанатов, ни кто ничего даже не подозревает.
В четыре часа утра мэнээса отвезли домой на такси, и, к чести юного поколения надо признаться, по дороге обсуждали вариант скидывания его в Мойку с такой серьезностью, что таксист забеспокоился и предложил их высадить тут же. Из двух одно: или врет сволочь мэнээс, или Пушкин и правда здорово не того...
За завтраком учинили допрос учительнице. И по тому, как она пошла пятнами, и завертелась, и замычала, и запротестовала, стало ясно, что мэнээс не врал. И от этого, что интересно, стал восприниматься точно же как сволочь: знает одно, а говорит другое... и лишает людей последней надежды на все светлое.
С тем вернулись догуливать каникулы дома.
А первого апреля сын мэра преподнес любимой учительнице шутку вполне в духе Дня дураков.
-- Светлана Олеговна,-- спросил он невинно и даже тоном, как бы просящим совета,-- мне один большой человек в другом городе, ну, вуз там хороший, подступать думаю, предлагает жить в его доме, всем пользоваться.
-- Гм. И что же?
-- А у него жена молодая, я ее видел, и, кажется, она ко мне задышала. Как вы думаете, если у меня с ней что-нибудь будет -- это ничего? Или нехорошо?
-- Как вы можете! -- застонала учительница. -- Боже, и еще с таким вопросом!
-- Подумаешь, -- пожал плечами юноша. -- Разве наставить рога доверчивому мужу -- это не забавно?
-- Господи, откуда в вас столько цинизма?
--- А почему Пушкин мог жить в доме графа Воронцова с женой графа Воронцова, жрать и пить на деньги графа? -- заорал юный негодяй. -- А на графа писать еще эпиграммы? А по службе ни фига не делать? Это ж надо найти себе работенку -- бороться саранчой! А когда у него спросили отчет -- чего делал, мужик? -- так он написал: "Саранча летела, летела и села. Села, посидела и дальше полетела". И за это получал зарплату от государства? В гробу я видал такой пример для юношества!
На первое мая компания этих падл отправилась в Михайловское и там два дня пила с сотрудниками тамошнего музея. И собрала компромата больше, чем потребовалось, чтобы посадить министра юстиции России, который по сравнению с молодым Пушкиным выглядел просто отшельником-богомольцем. Там им нарассказали, что Пушкин жил с сестра-Вольф из Тригорского и "развратил их, как сладострастная обезьяна", но не брезговал и крепостными девками, а поскольку девки имеют от природы обыкновение рано или поздно беременеть, то получается, что у Пушкина были собственные дети от крепостных, что вообще было отнюдь не редкостью в те времена, и, значит, собственные дети Пушкина были его же крепостными и, выросши, должны были работать на него и его законных детей, как рабы, могли быть проданы и т. д. Рассказы эти отдавали явной завистью, но довольно полно совпадали с книжицей "Любовницы Пушкина", каковую познавательную книжку школьники купили в киоске непосредственно на станции.
Назад группа вернулась какой-то ячейкой движения за свержение культа Пушкина и реабилитацию Дантеса.
Они сказали учительнице, что любовь не может быть всеобщей и обязательно-приказной, что отношение к поэзии -- личное дело каждого, и они предлагают разговоры о Пушкине впредь оставить. Они им сыты по горло. Буря мглою небо кроет. Где же кружка. Отчизне посвятим. Не сотвори себе кумира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
И как умелые провокаторы, они стали поддевать исправно хлопающего рюмки мэнээса, что не может этого быть, Пушкин был верный муж, как же он мог продавать брюлики жены, это мэнээс свистит..
-- Верный муж! -- сардонически захохотал гнилой филолог, и в ответ стал рассказывать историю, давно известную пушкиноведам (одним -- как реальную, другим -- как гнусную), как Пушкина застукали под кроватью у Долли Финкельмонд, и как там насчет свояченицы, и вообще ходок и распутник (он употребил другие слова) был известный, немалое стадо почтенных мужей оснастил рогами, это все знали, и репутацией своей весьма гордился.
Вообще если всех сотрудников музеев Пушкина допросить на детекторе лжи, народ узнал бы много нового об истинном отношении к поэту со стороны тех, кто кормится на его памяти. Для психологов только ничего нового тут не будет: с кого кормлюсь, от того подсознательно и хочу освободиться, и к тому ищу всяческие аргументы. Дорожить или нет любовию этого народа -- личное дело каждого, но цену ей знать надо.
В сознании также подвыпивших школьников вырисовался абсолютно отрицательный образ прелюбодея и чуть ли не кидалы, не отдающего долгов. Это глупости, что современная молодежь испорчена: так всегда говорили. В душе современная молодежь так же романтична и взыскует идеалов, как и во все времена. И наши школьники почувствовали себя оскорбленными в лучших чувствах. Раньше они все-таки не очень сами верили в свой эпатаж -- ну так, себя показать, ум явить, самоутвердиться. Но когда специалист по Пушкину, работающий в его квартире-музее в Санкт-Петербурге, такое говорит --господа, да где же в жизни святое?! И вот этой фигуре им приказывают поклоняться и объявляют идеалом человека?
Одна девочка даже заплакала и сказала сквозь слезы:
-- Какое гнусное лицемерие!..
А мальчики выражались уже как те лейтенанты в казарме.
Что же касается Дантеса, продолжал разливаться перед благодарными слушателями мэнээс, то Пушкин распускал слухи и делал намеки насчет того, что Дантес -- пед и любовник голландского посла, усыновившего его, потому что был бездетен, а Дантес был сирота. Когда Пушкин вызвал его, секунданты Дантеса всячески предлагали мягкие условия дуэли, но Пушкин настаивал стреляться с полной серьезностью, и добился своего. Кстати, после дуэли кавалергарды единогласно подтверждали безупречность поведения Дантеса.
-- Твою мать, -- спросили все, -- так чего же от Дантеса хотят? Чтобы он оскопился и застрелился? Потому что Пушкин -- великий поэт, и ему все можно? Кстати, -- он правда так велик?
Мэнээс сознался, что на его взгляд и вкус Баратынский был не худшим поэтом, чем Пушкин. И вообще ни Жуковский, ни Вяземский не считали Пушкина выше себя -- скорее наоборот.
-- А как же толпа простых людей, стоявшая день и ночь на улице у подъезда умирающего?
Мэнээс захохотал и подавился. Подл пьяный интеллигент.
-- Какая толпа? Каких простых людей? Сочинения поэта издавались тиражами от одной до трех тысяч максимум, и читали их люди исключительно образованные, составлявшие узкий круг и тонкий слой -- вроде как сегодня в Москве какие-то литературные страсти кипят, а кроме тысячи от силы человек литераторов, критиков и профессоров, плюс пара сотен фанатов, ни кто ничего даже не подозревает.
В четыре часа утра мэнээса отвезли домой на такси, и, к чести юного поколения надо признаться, по дороге обсуждали вариант скидывания его в Мойку с такой серьезностью, что таксист забеспокоился и предложил их высадить тут же. Из двух одно: или врет сволочь мэнээс, или Пушкин и правда здорово не того...
За завтраком учинили допрос учительнице. И по тому, как она пошла пятнами, и завертелась, и замычала, и запротестовала, стало ясно, что мэнээс не врал. И от этого, что интересно, стал восприниматься точно же как сволочь: знает одно, а говорит другое... и лишает людей последней надежды на все светлое.
С тем вернулись догуливать каникулы дома.
А первого апреля сын мэра преподнес любимой учительнице шутку вполне в духе Дня дураков.
-- Светлана Олеговна,-- спросил он невинно и даже тоном, как бы просящим совета,-- мне один большой человек в другом городе, ну, вуз там хороший, подступать думаю, предлагает жить в его доме, всем пользоваться.
-- Гм. И что же?
-- А у него жена молодая, я ее видел, и, кажется, она ко мне задышала. Как вы думаете, если у меня с ней что-нибудь будет -- это ничего? Или нехорошо?
-- Как вы можете! -- застонала учительница. -- Боже, и еще с таким вопросом!
-- Подумаешь, -- пожал плечами юноша. -- Разве наставить рога доверчивому мужу -- это не забавно?
-- Господи, откуда в вас столько цинизма?
--- А почему Пушкин мог жить в доме графа Воронцова с женой графа Воронцова, жрать и пить на деньги графа? -- заорал юный негодяй. -- А на графа писать еще эпиграммы? А по службе ни фига не делать? Это ж надо найти себе работенку -- бороться саранчой! А когда у него спросили отчет -- чего делал, мужик? -- так он написал: "Саранча летела, летела и села. Села, посидела и дальше полетела". И за это получал зарплату от государства? В гробу я видал такой пример для юношества!
На первое мая компания этих падл отправилась в Михайловское и там два дня пила с сотрудниками тамошнего музея. И собрала компромата больше, чем потребовалось, чтобы посадить министра юстиции России, который по сравнению с молодым Пушкиным выглядел просто отшельником-богомольцем. Там им нарассказали, что Пушкин жил с сестра-Вольф из Тригорского и "развратил их, как сладострастная обезьяна", но не брезговал и крепостными девками, а поскольку девки имеют от природы обыкновение рано или поздно беременеть, то получается, что у Пушкина были собственные дети от крепостных, что вообще было отнюдь не редкостью в те времена, и, значит, собственные дети Пушкина были его же крепостными и, выросши, должны были работать на него и его законных детей, как рабы, могли быть проданы и т. д. Рассказы эти отдавали явной завистью, но довольно полно совпадали с книжицей "Любовницы Пушкина", каковую познавательную книжку школьники купили в киоске непосредственно на станции.
Назад группа вернулась какой-то ячейкой движения за свержение культа Пушкина и реабилитацию Дантеса.
Они сказали учительнице, что любовь не может быть всеобщей и обязательно-приказной, что отношение к поэзии -- личное дело каждого, и они предлагают разговоры о Пушкине впредь оставить. Они им сыты по горло. Буря мглою небо кроет. Где же кружка. Отчизне посвятим. Не сотвори себе кумира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10