И поскольку в Вечности обязательно случа— ется все, что только может случиться, из сказанного следует, что все это уже должно было когда-нибудь случиться!
Я даже рот раскрыл от удивления.
— Постойте, постойте… Я что-то не пойму…
— Но это же элементарно! — прошипел он. — Остается лишь вслед за Эйнштейном предположить, что искривлено не только пространство, но и время, и что по прошествии бесчисленного множества тысячелетий все повторяется, потому что должно повториться! Об этом говорит закон вероятности. Прошлое и будущее суть одно и то же, поскольку все, что должно слу— читься, однажды уже случилось. Как ты не можешь понять тако— го простого логического рассуждения?
— Ну отчего же… да. Но что это нам даст?
— Деньги, деньги!
— Что?
— Слушай и не перебивай. Если учесть, что в прошлом, то есть до настоящего момента, должны были произойти все воз— можные комбинации атомов и обстоятельств, то, — он выдержал эффектную паузу, затем внезапно ткнул в меня своим костлявым пальцем, — ты, Джек Андерс, представляешь собой одну из воз— можных комбинаций атомов и обстоятельств. Возможную, ибо в данный момент ты существуешь!
— Вы хотите сказать, что когда-то я уже существовал?
— А ты способный малый! Да, когда-то ты уже появлялся на свет и появишься еще не раз.
— Переселение! — я помотал головой. — Это ненаучно.
Он нахмурился, словно собираясь с мыслями:
— Поэта Роберта Бернса похоронили под яблоней. Когда, спустя годы после его смерти, наконец решили, что его остан— ки должны покоиться в Вестминстерском аббатстве, ты знаешь, что нашли на месте захоронения? Знаешь?
— Мне очень жаль, но я не знаю.
— Там нашли корень! Корень с шишкой вместо головы, с от— ростками вместо рук и ног и с маленькими корешками вместо пальцев. Яблоня съела Бобби Бернса, а кто съел ее яблоки?
— Кто… что?
— Вот-вот! Кто и что! Материя, бывшая некогда Бернсом, оказалась внутри детей и крестьян-шотландцев, внутри гусе— ниц, пожравших листья дерева и ставших затем бабочками, ко— торых в свою очередь съели птицы; наконец, частью самого де— рева. Куда же подевался Бобби Бернс? И если это не трансмиг— рация, то что же это?
— Но здесь совсем другое дело. Возможно, его тело и про— должает жить, но тысячью различных способов.
— Ага! А если когда-нибудь в будущем, спустя целую веч— ность, по закону вероятности образуется новая туманность, а из нее при охлаждении образуется новое Солнце и новая Земля, разве не существует шанс, что все эти распыленные атомы од— нажды вновь не воссоединятся и тогда на свете появится дру— гой Роберт Бернс?
— Да, но какой шанс! Миллион триллионов к одному!
— Не забывай, что речь идет о Вечности, Джек! На протяже— нии Вечности даже один-единственный шанс из всех этих трил— лионов должен когда-нибудь реализоваться — должен!
Я был сражен. Я растерянно посмотрел на милые бледные черты Ивонны, затем перевел взгляд на горящие глаза Аврора де Нанта и глубоко вздохнул.
— Ваша взяла. Но что толку? У нас по-прежнему 1929 год, и на рынке ценных бумаг наши акции попрежнему стоят не дороже оберточной бумаги.
— Да пойми же наконец! — простонал он. — Твое самое пер— вое воспоминание, ощущение того, что когда-то ты уже делал нечто подобное — это и есть воспоминание из бесконечно дале— кого будущего. Только бы… только бы оно было достаточно отчетливым. Но я знаю, как этого добиться. — Он вдруг повы— сил голос до пронзительного крика: — Да, знаю!
Безумные глаза профессора загорелись дьявольским огнем. В такие минуты со стариком лучше было не спорить, и я решил немного ему поддакнуть:
— То есть как восстановить в памяти наши прежние воплоще— ния и как вспомнить будущее?
— Именно! Перевоплощение! — Он дико захрипел. — Re-in-carnatione, что в переводе с латинского — «цвета алой гвоздики». Только это была не гвоздика, а яблоня. Гвоздика на латинском — Danthus ca— rophyllus, и это доказывает, что готтентоты на могилах своих предков сажали именно гвоздики, откуда и пошло выражение «пресечь в корне». А если бы гвоз— дики росли на яблонях…
— Отец! — резко оборвала его Ивонна. — Ты устал. — Голос ее смягчился: — Успокойся. Тебе лучше заснуть.
— Да, — сразу согласился он. — Заснуть на ложе из алых гвоздик.
ПАМЯТЬ О ПРОШЛОМ
Через несколько вечеров Аврор де Нант вернулся к нашему разговору. Он прекрасно помнил, на каком месте оставил нас вдвоем с Ивонной.
— Итак, где-то в дебрях этого навеки ушедшего прошлого, — совершенно неожиданно начал он, — запрятан год тысяча де— вятьсот двадцать девятый, и жили в то время два дурака по имени Андерс и де Нант, которые на свои деньги накупили бу— маги, словно в насмешку названные кем-то ценными. Но тут случилась биржевая паника, и их денежки испарились. — Он ис— коса посмотрел на меня, словно ожидая чего-то.
— И было бы очень неплохо, если б им удалось вспомнить, что произошло за период, ну, скажем, с декабря тысяча де— вятьсот двадцать девятого года по июнь следующего, тысяча девятьсот тридцатого. — В его голосе вдруг послышалась твер— дость: — Тогда они смогли бы вернуть свои деньги!
— Только вряд ли это возможно, — засомневался я.
— Возможно! — порохом взорвался он. — Возможно!
— Но как?
Понизив голос, заговорщическим тоном он едва слышно про— изнес:
— Гипнотизм! Джек, ты, помнится, проходил у меня курс па— тологической психологии, ведь так?
— При чем здесь гипнотизм! — возразил я. — Все психиатры пользуются гипнозом в процессе лечения, и пока что никто не вспоминал о своих прежних воплощениях или о чем-нибудь в этом роде.
— Ну разумеется. Потому что они дураки — твои доктора и психиатры. Помнишь, ты учил, что есть три стадии гипнотичес— кого состояния?
— Сомнамбулизм, летаргия и каталепсия.
— Правильно. В первом случае субъект может разговаривать и отвечать на. вопросы, во втором случае он погружен в глу— бокий сон. В последнем, при каталепсии, тело субъекта коче— неет, становится несгибаемым, и тогда его, как дерево, можно класть между двух стульев, сесть на него — в общем, проде— лать всю эту чепуху.
— Я помню. И что из того?
Он мрачно усмехнулся:
— На первой стадии субъект может вспомнить все, что с ним произошло на протяжении всей жизни. Над сомнением доминирует подсознание, а оно никогда ничего не забывает. Правильно?
— Так нас учили.
Не отрывая пристального взгляда, он чуть наклонился впе— ред:
— На второй стадии, при летаргии, согласно моей теории он может вспомнить все, что случилось с ним во время других воплощений. Он вспоминает свое будущее!
— Ого! Тогда почему этим никто не занимается?
— Вспоминать можно только во время сна. Когда просыпаешь— ся, все забываешь — вот почему. Но я убежден, что после со— ответствующей тренировки можно преодолеть и это.
1 2 3 4 5 6 7
Я даже рот раскрыл от удивления.
— Постойте, постойте… Я что-то не пойму…
— Но это же элементарно! — прошипел он. — Остается лишь вслед за Эйнштейном предположить, что искривлено не только пространство, но и время, и что по прошествии бесчисленного множества тысячелетий все повторяется, потому что должно повториться! Об этом говорит закон вероятности. Прошлое и будущее суть одно и то же, поскольку все, что должно слу— читься, однажды уже случилось. Как ты не можешь понять тако— го простого логического рассуждения?
— Ну отчего же… да. Но что это нам даст?
— Деньги, деньги!
— Что?
— Слушай и не перебивай. Если учесть, что в прошлом, то есть до настоящего момента, должны были произойти все воз— можные комбинации атомов и обстоятельств, то, — он выдержал эффектную паузу, затем внезапно ткнул в меня своим костлявым пальцем, — ты, Джек Андерс, представляешь собой одну из воз— можных комбинаций атомов и обстоятельств. Возможную, ибо в данный момент ты существуешь!
— Вы хотите сказать, что когда-то я уже существовал?
— А ты способный малый! Да, когда-то ты уже появлялся на свет и появишься еще не раз.
— Переселение! — я помотал головой. — Это ненаучно.
Он нахмурился, словно собираясь с мыслями:
— Поэта Роберта Бернса похоронили под яблоней. Когда, спустя годы после его смерти, наконец решили, что его остан— ки должны покоиться в Вестминстерском аббатстве, ты знаешь, что нашли на месте захоронения? Знаешь?
— Мне очень жаль, но я не знаю.
— Там нашли корень! Корень с шишкой вместо головы, с от— ростками вместо рук и ног и с маленькими корешками вместо пальцев. Яблоня съела Бобби Бернса, а кто съел ее яблоки?
— Кто… что?
— Вот-вот! Кто и что! Материя, бывшая некогда Бернсом, оказалась внутри детей и крестьян-шотландцев, внутри гусе— ниц, пожравших листья дерева и ставших затем бабочками, ко— торых в свою очередь съели птицы; наконец, частью самого де— рева. Куда же подевался Бобби Бернс? И если это не трансмиг— рация, то что же это?
— Но здесь совсем другое дело. Возможно, его тело и про— должает жить, но тысячью различных способов.
— Ага! А если когда-нибудь в будущем, спустя целую веч— ность, по закону вероятности образуется новая туманность, а из нее при охлаждении образуется новое Солнце и новая Земля, разве не существует шанс, что все эти распыленные атомы од— нажды вновь не воссоединятся и тогда на свете появится дру— гой Роберт Бернс?
— Да, но какой шанс! Миллион триллионов к одному!
— Не забывай, что речь идет о Вечности, Джек! На протяже— нии Вечности даже один-единственный шанс из всех этих трил— лионов должен когда-нибудь реализоваться — должен!
Я был сражен. Я растерянно посмотрел на милые бледные черты Ивонны, затем перевел взгляд на горящие глаза Аврора де Нанта и глубоко вздохнул.
— Ваша взяла. Но что толку? У нас по-прежнему 1929 год, и на рынке ценных бумаг наши акции попрежнему стоят не дороже оберточной бумаги.
— Да пойми же наконец! — простонал он. — Твое самое пер— вое воспоминание, ощущение того, что когда-то ты уже делал нечто подобное — это и есть воспоминание из бесконечно дале— кого будущего. Только бы… только бы оно было достаточно отчетливым. Но я знаю, как этого добиться. — Он вдруг повы— сил голос до пронзительного крика: — Да, знаю!
Безумные глаза профессора загорелись дьявольским огнем. В такие минуты со стариком лучше было не спорить, и я решил немного ему поддакнуть:
— То есть как восстановить в памяти наши прежние воплоще— ния и как вспомнить будущее?
— Именно! Перевоплощение! — Он дико захрипел. — Re-in-carnatione, что в переводе с латинского — «цвета алой гвоздики». Только это была не гвоздика, а яблоня. Гвоздика на латинском — Danthus ca— rophyllus, и это доказывает, что готтентоты на могилах своих предков сажали именно гвоздики, откуда и пошло выражение «пресечь в корне». А если бы гвоз— дики росли на яблонях…
— Отец! — резко оборвала его Ивонна. — Ты устал. — Голос ее смягчился: — Успокойся. Тебе лучше заснуть.
— Да, — сразу согласился он. — Заснуть на ложе из алых гвоздик.
ПАМЯТЬ О ПРОШЛОМ
Через несколько вечеров Аврор де Нант вернулся к нашему разговору. Он прекрасно помнил, на каком месте оставил нас вдвоем с Ивонной.
— Итак, где-то в дебрях этого навеки ушедшего прошлого, — совершенно неожиданно начал он, — запрятан год тысяча де— вятьсот двадцать девятый, и жили в то время два дурака по имени Андерс и де Нант, которые на свои деньги накупили бу— маги, словно в насмешку названные кем-то ценными. Но тут случилась биржевая паника, и их денежки испарились. — Он ис— коса посмотрел на меня, словно ожидая чего-то.
— И было бы очень неплохо, если б им удалось вспомнить, что произошло за период, ну, скажем, с декабря тысяча де— вятьсот двадцать девятого года по июнь следующего, тысяча девятьсот тридцатого. — В его голосе вдруг послышалась твер— дость: — Тогда они смогли бы вернуть свои деньги!
— Только вряд ли это возможно, — засомневался я.
— Возможно! — порохом взорвался он. — Возможно!
— Но как?
Понизив голос, заговорщическим тоном он едва слышно про— изнес:
— Гипнотизм! Джек, ты, помнится, проходил у меня курс па— тологической психологии, ведь так?
— При чем здесь гипнотизм! — возразил я. — Все психиатры пользуются гипнозом в процессе лечения, и пока что никто не вспоминал о своих прежних воплощениях или о чем-нибудь в этом роде.
— Ну разумеется. Потому что они дураки — твои доктора и психиатры. Помнишь, ты учил, что есть три стадии гипнотичес— кого состояния?
— Сомнамбулизм, летаргия и каталепсия.
— Правильно. В первом случае субъект может разговаривать и отвечать на. вопросы, во втором случае он погружен в глу— бокий сон. В последнем, при каталепсии, тело субъекта коче— неет, становится несгибаемым, и тогда его, как дерево, можно класть между двух стульев, сесть на него — в общем, проде— лать всю эту чепуху.
— Я помню. И что из того?
Он мрачно усмехнулся:
— На первой стадии субъект может вспомнить все, что с ним произошло на протяжении всей жизни. Над сомнением доминирует подсознание, а оно никогда ничего не забывает. Правильно?
— Так нас учили.
Не отрывая пристального взгляда, он чуть наклонился впе— ред:
— На второй стадии, при летаргии, согласно моей теории он может вспомнить все, что случилось с ним во время других воплощений. Он вспоминает свое будущее!
— Ого! Тогда почему этим никто не занимается?
— Вспоминать можно только во время сна. Когда просыпаешь— ся, все забываешь — вот почему. Но я убежден, что после со— ответствующей тренировки можно преодолеть и это.
1 2 3 4 5 6 7