Он уверен, что всякий раз, когда нараганзет стреляет из фитильного ружья, или саскуэханнок вышивает вампум стеклянными бусами из Италии, или сенека меняет меха на коньяк, духи понемногу отрекаются от своей земли. Речь не идет о пожаловании земель, хотя этот вопрос очень тревожит Кахнаваки, так как он считает, что земля не должна быть собственностью одного человека. Главное – отношение к душе земли. Вот что волнует его. Его пугают соблазны, возможно, даже поглощение культуры европейскими ценностями и обычаями.
– Он не захотел попробовать торт, – пробормотала Шеннон. – Я его угощала, я сама его испекла, но он отказался наотрез.
– Меня это не удивляет. Он не желает, чтобы культура его народа была ослаблена или даже зависела от предлагаемых европейцами удобств. Он считает, что это ослабит их связь с их землей.
– Моральные устои. Я понимаю его. Думаю, он хочет, чтобы европейцы вернулись домой.
– Да, ты права.
– И даже его брат и советчик? Ты ведь англичанин?
– Я? – Джон пожал плечами. – Родился в Англии. Но моя бабушка – француженка. Вырос среди датчан. Мой отец – бродяга, мачеха – Оджибва, приемный народ – саскуэханноки. Но самое главное, – голос Джона стал серьезным, – я – член клана Волка. Думаю, что ты не поймешь меня, Шеннон, но Кахнаваки уверяет, что я имею право жить здесь, потому что я уважаю и люблю эту землю и ее детей. Вот почему он относится к французам лучше, чем к англичанам. Французы находят убежище на этой земле и смешиваются с ее народом. Англичане стремятся воссоздать здесь Европу, построить вторую Англию, физически и духовно.
– А что Кахнаваки говорит о датчанах и испанцах?
– Он не торгует с испанцами, но я рассказывал ему о них. Он считает их слишком жестокими. Англичане скорее бездушны, чем жестоки. Что касается датчан, – Джон поморщился, – они, вооружали племена ирокезов, что ставит под угрозу саскуэханноков.
– Таковы его видения? Он хочет объединить все племена, я хочу сказать, народы против европейцев, чтобы изгнать их с континента?
– Он понимает, что изгнать их полностью невозможно, но надеется не допустить укрепления их моральных устоев и военного превосходства.
Однако есть племена, попавшие в зависимость от европейцев и желающие стать их наемниками, что вызывает беспокойство в Новой Англии и Виргинии.
– Разве ирокезы не воюют на стороне англичан? А гуроны – на стороне французов? – Шеннон вспомнила утверждение автора «Девственного леса», что ирокезы изгнали французов из Северной Америки ради англичан, после чего лишились власти.
– Французы допускают много ошибок. Они позволяют вовлекать себя в длящиеся десятилетиями распри и конфликты. Англичане более расчетливы в выборе союзников. У них все от ума, а не от сердца.
– Конфликты, начавшиеся еще до появления европейцев, должно быть, кровопролитные войны? Нельзя обвинять европейцев во всем, что происходит. – Шеннон вызывающе вздернула подбородок, вынужденная, в который раз, защищать от себя свое решение не вмешиваться в судьбу саскуэханноков, – Индейцы такие же люди со своими слабостями. Они могут быть жестокими, подозрительными, властолюбивыми…
– Здесь всегда процветало соперничество, порой жестокое, даже кровожадное, но в меньшей степени, чем в Европе. Здесь никогда не было огнестрельного оружия. Кахнаваки считает, что эта земля дана индейцам, как Европа европейцам.
– Так чего же он хочет? Например, от ирокезов?
– Он восхищается ими. Больше ста лет пять племен живут в мире и находят пути, чтобы не нарушать договор. Кахнаваки полагает, что той силой, что заставила их создать союз, был инстинкт самосохранения. Он пытается использовать этот инстинкт, чтобы объединить все народы против европейцев. У него нет иллюзий насчет военного превосходства обеих сторон, если, конечно, существуют только две стороны. Он хочет создать один объединенный союз индейцев против трех или четырех враждующих друг с другом объединений европейцев.
– В этом есть смысл, – признала Шеннон.
– Для тебя, но не для сенека или мохаука, соперничающих с саскуэханноками и ведущих изнурительную родовую вражду с гуронами. Дело в том, что название «индейцы» неприемлемо. Гуроны так же отличаются от шони, как французы от англичан.
– И все же Кахнаваки пытается объединить их.
– Да, в этом суть его видения, – Джон грустно улыбнулся. – Оно согревает сердце, особенно, когда он слышит о стычках французов с англичанами, или англичан с датчанами.
– Кажется, эта мысль согревает и твое сердце, – Шеннон взяла Джона под руку. – Ты действительно его брат.
– Я люблю эту землю и уважаю живущие на ней народы. В этом смысле я не англичанин, – он похлопал ее по ягодицам, – и ты не англичанка. Я видел, как ты упиваешься красотой земли и стараешься не принести ей вреда. Это прекрасно, Шеннон.
– Да, в этом мы похожи, – согласилась она. – Мы пришли сюда из разных мест. Я рада, что нам посчастливилось встретиться в одном месте в одно и то же время, пусть даже ненадолго.
– Может быть, навсегда, – сказал Джон с тоской. – Какой бы ни была твоя прошлая жизнь, она позади. Я – твое будущее. – Когда Шеннон попыталась возразить, он подхватил ее на руки и зашагал через лес. – Я хочу показать тебе кое-что. Смотри. – Он опустил ее на землю. Она немедленно узнала это место. Отсюда она впервые увидела его хижину. К ним бежал Принц… И колодец, и кузница, и простая жизнь в этом прелестном уголке природы – все соответствовало этому человеку.
– Мне здесь очень нравится, Джон.
– Все это твое. Все, что есть у меня, принадлежит тебе, Шеннон Клиэри, отныне и навсегда. – Он повернул Шеннон к себе и спросил: – Ты выйдешь за меня замуж?
– Да, Джон, – она обхватила руками его шею и нежно поцеловала. Потом сказала осторожно: – Я выйду за тебя замуж, но у меня есть несколько условий.
– Какие еще условия?
– У тебя ужасно сонный вид, – проворковала она, кокетливо взмахнув ресницами. – Пойдем в постель.
– Превосходно, – его глаза потемнели и стали совсем изумрудными. – У меня тоже есть несколько «условий». Но, да, конечно, я лягу с тобой в постель. – Джон снова взял ее на руки и большими шагами устремился к хижине. Принц и Герцогиня следовали за своим хозяином по пятам.
– Условия? – Шеннон нахмурилась. – У тебя тоже есть условия?
– Да, есть.
– Прежде чем мы займемся сексом?
– Прежде чем мы начнем «трахаться», – ехидно усмехнувшись, сказал Джон.
– Ты помнишь это слово?
– Я помню каждое слово из того вздора, что ты несешь с момента нашей встречи. Это, в общем-то, одно из моих условий.
– О? Ты хочешь сказать, что мне больше нельзя болтать вздор?
– Как раз наоборот. – Они уже были у колодца, и Джон опустил ее на землю. – Пока я буду готовить кролика для нас обоих, – и прошу не спорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Он не захотел попробовать торт, – пробормотала Шеннон. – Я его угощала, я сама его испекла, но он отказался наотрез.
– Меня это не удивляет. Он не желает, чтобы культура его народа была ослаблена или даже зависела от предлагаемых европейцами удобств. Он считает, что это ослабит их связь с их землей.
– Моральные устои. Я понимаю его. Думаю, он хочет, чтобы европейцы вернулись домой.
– Да, ты права.
– И даже его брат и советчик? Ты ведь англичанин?
– Я? – Джон пожал плечами. – Родился в Англии. Но моя бабушка – француженка. Вырос среди датчан. Мой отец – бродяга, мачеха – Оджибва, приемный народ – саскуэханноки. Но самое главное, – голос Джона стал серьезным, – я – член клана Волка. Думаю, что ты не поймешь меня, Шеннон, но Кахнаваки уверяет, что я имею право жить здесь, потому что я уважаю и люблю эту землю и ее детей. Вот почему он относится к французам лучше, чем к англичанам. Французы находят убежище на этой земле и смешиваются с ее народом. Англичане стремятся воссоздать здесь Европу, построить вторую Англию, физически и духовно.
– А что Кахнаваки говорит о датчанах и испанцах?
– Он не торгует с испанцами, но я рассказывал ему о них. Он считает их слишком жестокими. Англичане скорее бездушны, чем жестоки. Что касается датчан, – Джон поморщился, – они, вооружали племена ирокезов, что ставит под угрозу саскуэханноков.
– Таковы его видения? Он хочет объединить все племена, я хочу сказать, народы против европейцев, чтобы изгнать их с континента?
– Он понимает, что изгнать их полностью невозможно, но надеется не допустить укрепления их моральных устоев и военного превосходства.
Однако есть племена, попавшие в зависимость от европейцев и желающие стать их наемниками, что вызывает беспокойство в Новой Англии и Виргинии.
– Разве ирокезы не воюют на стороне англичан? А гуроны – на стороне французов? – Шеннон вспомнила утверждение автора «Девственного леса», что ирокезы изгнали французов из Северной Америки ради англичан, после чего лишились власти.
– Французы допускают много ошибок. Они позволяют вовлекать себя в длящиеся десятилетиями распри и конфликты. Англичане более расчетливы в выборе союзников. У них все от ума, а не от сердца.
– Конфликты, начавшиеся еще до появления европейцев, должно быть, кровопролитные войны? Нельзя обвинять европейцев во всем, что происходит. – Шеннон вызывающе вздернула подбородок, вынужденная, в который раз, защищать от себя свое решение не вмешиваться в судьбу саскуэханноков, – Индейцы такие же люди со своими слабостями. Они могут быть жестокими, подозрительными, властолюбивыми…
– Здесь всегда процветало соперничество, порой жестокое, даже кровожадное, но в меньшей степени, чем в Европе. Здесь никогда не было огнестрельного оружия. Кахнаваки считает, что эта земля дана индейцам, как Европа европейцам.
– Так чего же он хочет? Например, от ирокезов?
– Он восхищается ими. Больше ста лет пять племен живут в мире и находят пути, чтобы не нарушать договор. Кахнаваки полагает, что той силой, что заставила их создать союз, был инстинкт самосохранения. Он пытается использовать этот инстинкт, чтобы объединить все народы против европейцев. У него нет иллюзий насчет военного превосходства обеих сторон, если, конечно, существуют только две стороны. Он хочет создать один объединенный союз индейцев против трех или четырех враждующих друг с другом объединений европейцев.
– В этом есть смысл, – признала Шеннон.
– Для тебя, но не для сенека или мохаука, соперничающих с саскуэханноками и ведущих изнурительную родовую вражду с гуронами. Дело в том, что название «индейцы» неприемлемо. Гуроны так же отличаются от шони, как французы от англичан.
– И все же Кахнаваки пытается объединить их.
– Да, в этом суть его видения, – Джон грустно улыбнулся. – Оно согревает сердце, особенно, когда он слышит о стычках французов с англичанами, или англичан с датчанами.
– Кажется, эта мысль согревает и твое сердце, – Шеннон взяла Джона под руку. – Ты действительно его брат.
– Я люблю эту землю и уважаю живущие на ней народы. В этом смысле я не англичанин, – он похлопал ее по ягодицам, – и ты не англичанка. Я видел, как ты упиваешься красотой земли и стараешься не принести ей вреда. Это прекрасно, Шеннон.
– Да, в этом мы похожи, – согласилась она. – Мы пришли сюда из разных мест. Я рада, что нам посчастливилось встретиться в одном месте в одно и то же время, пусть даже ненадолго.
– Может быть, навсегда, – сказал Джон с тоской. – Какой бы ни была твоя прошлая жизнь, она позади. Я – твое будущее. – Когда Шеннон попыталась возразить, он подхватил ее на руки и зашагал через лес. – Я хочу показать тебе кое-что. Смотри. – Он опустил ее на землю. Она немедленно узнала это место. Отсюда она впервые увидела его хижину. К ним бежал Принц… И колодец, и кузница, и простая жизнь в этом прелестном уголке природы – все соответствовало этому человеку.
– Мне здесь очень нравится, Джон.
– Все это твое. Все, что есть у меня, принадлежит тебе, Шеннон Клиэри, отныне и навсегда. – Он повернул Шеннон к себе и спросил: – Ты выйдешь за меня замуж?
– Да, Джон, – она обхватила руками его шею и нежно поцеловала. Потом сказала осторожно: – Я выйду за тебя замуж, но у меня есть несколько условий.
– Какие еще условия?
– У тебя ужасно сонный вид, – проворковала она, кокетливо взмахнув ресницами. – Пойдем в постель.
– Превосходно, – его глаза потемнели и стали совсем изумрудными. – У меня тоже есть несколько «условий». Но, да, конечно, я лягу с тобой в постель. – Джон снова взял ее на руки и большими шагами устремился к хижине. Принц и Герцогиня следовали за своим хозяином по пятам.
– Условия? – Шеннон нахмурилась. – У тебя тоже есть условия?
– Да, есть.
– Прежде чем мы займемся сексом?
– Прежде чем мы начнем «трахаться», – ехидно усмехнувшись, сказал Джон.
– Ты помнишь это слово?
– Я помню каждое слово из того вздора, что ты несешь с момента нашей встречи. Это, в общем-то, одно из моих условий.
– О? Ты хочешь сказать, что мне больше нельзя болтать вздор?
– Как раз наоборот. – Они уже были у колодца, и Джон опустил ее на землю. – Пока я буду готовить кролика для нас обоих, – и прошу не спорить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79