Последний ваз она и геневал не покидать спальню восемь сутки!
Марианна ничего не ответила, но нахмурила брови. Не оттого, что подобная любвеобильность казалась ей чрезмерной, а потому, что такие» достижения» могли оказаться не по вкусу банкиру Уврару, нужному ей сейчас. И для Марианны это может иметь губительные последствия, если у человека, в котором она так нуждалась, в ближайшее время будет испорчено настроение.
С тяжелым вздохом она направилась на встречу с банкиром в маленький салон, хорошо знакомый ей и особо любимый Фортюнэ, ибо здесь она могла созерцать свои соблазнительные прелести и любовные забавы, воспроизведенные многочисленными большими венецианскими зеркалами в лепных позолоченных рамах. В них отражались увядшие розы обоев, покрытая паутиной низкая мебель времен Директории, тонкие арабески жирандолей с розовыми свечами и единственный яркий мазок — громадная бирюзовая китайская ваза с распустившимися тюльпанами и ирисами среди длинных, усыпанных цветами побегов терновника.
Принадлежность салона хозяйке дома выдавал легкий аромат розы, боровшийся с запахом горящего дерева, а также бесчисленные мелкие безделушки, разбросанные повсюду, равно как и длинный шарф из позолоченного газа, свисавший с подлокотника одного из кресел.
Войдя в маленький салон и увидев облокотившегося о камин Уврара, Марианна невольно отметила, что, несмотря на его богатство, этот человек совершенно не подходил к окружавшей его обстановке. Ей было ясно, что кроме денег ничто не может привлекать женщин к такому низкорослому малому с повадками пролазы, с прореженными пятым десятком гладкими волосами на макушке, у которого всегда был вид одетой вешалки, несмотря на все усилия придать элегантность его слишком дорогой одежде. Тем не менее Габриэль Уврар имел успех, и не только у Фортюнэ, которая ничуть не скрывала свою любовь к деньгам. Поговаривали, что томная, божественная, вечно девственная Жюльетта Рекамье дарила ему свою благосклонность, равно как и некоторые другие красавицы.
Хотя второй возлюбленный м-м Гамелен был ей не более симпатичен, чем первый, этот казался просто отвратительным. Марианна постаралась принять приветливый вид и, подходя к обернувшемуся на скрип двери банкиру, улыбнулась. С возгласом удовлетворения Уврар обхватил руки молодой женщины, запечатлел на каждой поцелуй и, не отпуская, мягко увлек ее к розовой софе, на которой Фортюнэ проводила долгие часы безделья, лакомясь сладостями и читая редкие легкие романы, которым суровая императорская цензура позволяла увидеть свет.
— Почему не прийти ко мне, дорогая красавица, — упрекнул он полным задушевной близости тоном. — Напрасно было беспокоить нашего друга из-за подобной мелочи.
Слово «мелочь» понравилось Марианне. По ее мнению, двадцать тысяч ливров — изрядная сумма и надо быть банкиром, чтобы говорить о ней с такой непринужденностью. Вместе с тем это добавило ей смелости. Уврар продолжал:
— Вы должны были немедленно найти меня… дома.
Это избавило бы вас от всяких хлопот.
— Но… я никогда не осмелилась бы, — сказала она, одновременно пытаясь освободить руки.
— Не осмелились бы? Такая красивая женщина? Неужели вам никогда не говорили, что красота зачаровывает меня, что я ее верный раб? А кто же в Париже может быть прекрасней Императорского соловья?
— Императорского соловья?
— Ну да, это так прозвали вас, восхитительная Мария-Стэлла! Вы об этом не знали?
— Видит Бог, нет, — сказала Марианна, которая нашла, что ее собеседник слишком галантен для человека, у которого собираются занять крупную сумму.
Но Уврар уже продолжал:
— Я был на вашем выступлении в Фейдо. Ах!.. Какое чудо! Какой голос, какая грация, какая красота! Я не солгу, если скажу, что вы привели меня в восторг! Я был полностью очарован вами! Этот редкий тембр, такой волнующий, а лебединая шея и лепестки роз вместо губ, из которых бил волшебный фонтан звуков. Кто не был готов преклонить колени от восхищения? Я, например, хо…
— Вы слишком снисходительны, — оборвала его смущенная Марианна, начинавшая бояться, что банкир подтвердит свои слова действием и упадет перед ней на колени. — Прошу вас, однако, оставим в покое тот вечер… Он принес мне совершенно не то, чего я желала.
— О, несчастный случай с вами? Действительно, это было…
— Очень неприятно, и с тех пор вызвавшие его причины только умножились. Так что я прошу извинить меня, если я кажусь вам нетерпеливой и недостаточно учтивой, но я нуждаюсь в уверенности. Вы понимаете прекрасно, что только очень затруднительное положение, в которое я попала, вынудило меня обратиться за помощью.
— К другу… Другу верному и преданному! Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом?
— Иначе я не была бы здесь! Итак, я могу рассчитывать на эту сумму… скажем, послезавтра?
— Безусловно. Вас устроит послезавтра пополудни?
— Нет, это невозможно. Я должна петь в Тюильри перед их величествами.
С трудом, но ей все-таки удалось произвести множественное число. Уврар кивнул с ханжеской улыбкой.
— Тогда послезавтра вечером, после приема? Я буду ждать вас у себя. У меня будет гораздо приятней, чем там.
Мы сможем поболтать… лучше познакомиться!
С внезапно покрасневшими щеками Марианна резко встала, вырвав руки из цепких лап банкира. Ей вдруг стало ясно, на каких условиях Уврар согласится одолжить ей деньги.
Дрожа от негодования, она воскликнула:
— Мне кажется, мы не правильно понимаем друг друга, господин Уврар. Дело идет о займе. Эти двадцать тысяч ливров я верну вам не позже чем через три месяца.
Любезная мина банкира сменилась недовольной гримасой. Он пожал плечами.
— Да кто вам говорит о займе? Подобная вам женщина может требовать все. Я дам вам гораздо больше, если вы пожелаете.
— Я не хочу больше… и соглашусь только на заем.
Банкир со вздохом встал и приблизился к молодой женщине, предусмотрительно отступившей к камину. Его голос, только что такой медоточивый, стал резким, а во взгляде зажегся недобрый огонек.
— Предоставьте дела мужчинам, моя дорогая, и просто согласитесь с тем, что вам предлагают от чистого сердца.
— За что?
— Но… за ничто… или за пустяк! Немножко… вашей дружбы, часок вашего присутствия, право полюбоваться вами, подышать одним воздухом…
Он снова протянул к ней жадные руки, готовые схватить или обнять. Над белоснежным галстуком желтое лицо банкира стало кирпично-красным, тогда как глаза его плотоядно впились в чудные полуоткрытые плечи. Дрожь отвращения сотрясла Марианну. Как она смогла сделать такую глупость и обратиться к этому человеку с темным прошлым, недавно освобожденному из тюрьмы, куда его посадили в феврале за грязную аферу с мексиканскими пиастрами, совершенную в компании с голландцем Вандербергом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Марианна ничего не ответила, но нахмурила брови. Не оттого, что подобная любвеобильность казалась ей чрезмерной, а потому, что такие» достижения» могли оказаться не по вкусу банкиру Уврару, нужному ей сейчас. И для Марианны это может иметь губительные последствия, если у человека, в котором она так нуждалась, в ближайшее время будет испорчено настроение.
С тяжелым вздохом она направилась на встречу с банкиром в маленький салон, хорошо знакомый ей и особо любимый Фортюнэ, ибо здесь она могла созерцать свои соблазнительные прелести и любовные забавы, воспроизведенные многочисленными большими венецианскими зеркалами в лепных позолоченных рамах. В них отражались увядшие розы обоев, покрытая паутиной низкая мебель времен Директории, тонкие арабески жирандолей с розовыми свечами и единственный яркий мазок — громадная бирюзовая китайская ваза с распустившимися тюльпанами и ирисами среди длинных, усыпанных цветами побегов терновника.
Принадлежность салона хозяйке дома выдавал легкий аромат розы, боровшийся с запахом горящего дерева, а также бесчисленные мелкие безделушки, разбросанные повсюду, равно как и длинный шарф из позолоченного газа, свисавший с подлокотника одного из кресел.
Войдя в маленький салон и увидев облокотившегося о камин Уврара, Марианна невольно отметила, что, несмотря на его богатство, этот человек совершенно не подходил к окружавшей его обстановке. Ей было ясно, что кроме денег ничто не может привлекать женщин к такому низкорослому малому с повадками пролазы, с прореженными пятым десятком гладкими волосами на макушке, у которого всегда был вид одетой вешалки, несмотря на все усилия придать элегантность его слишком дорогой одежде. Тем не менее Габриэль Уврар имел успех, и не только у Фортюнэ, которая ничуть не скрывала свою любовь к деньгам. Поговаривали, что томная, божественная, вечно девственная Жюльетта Рекамье дарила ему свою благосклонность, равно как и некоторые другие красавицы.
Хотя второй возлюбленный м-м Гамелен был ей не более симпатичен, чем первый, этот казался просто отвратительным. Марианна постаралась принять приветливый вид и, подходя к обернувшемуся на скрип двери банкиру, улыбнулась. С возгласом удовлетворения Уврар обхватил руки молодой женщины, запечатлел на каждой поцелуй и, не отпуская, мягко увлек ее к розовой софе, на которой Фортюнэ проводила долгие часы безделья, лакомясь сладостями и читая редкие легкие романы, которым суровая императорская цензура позволяла увидеть свет.
— Почему не прийти ко мне, дорогая красавица, — упрекнул он полным задушевной близости тоном. — Напрасно было беспокоить нашего друга из-за подобной мелочи.
Слово «мелочь» понравилось Марианне. По ее мнению, двадцать тысяч ливров — изрядная сумма и надо быть банкиром, чтобы говорить о ней с такой непринужденностью. Вместе с тем это добавило ей смелости. Уврар продолжал:
— Вы должны были немедленно найти меня… дома.
Это избавило бы вас от всяких хлопот.
— Но… я никогда не осмелилась бы, — сказала она, одновременно пытаясь освободить руки.
— Не осмелились бы? Такая красивая женщина? Неужели вам никогда не говорили, что красота зачаровывает меня, что я ее верный раб? А кто же в Париже может быть прекрасней Императорского соловья?
— Императорского соловья?
— Ну да, это так прозвали вас, восхитительная Мария-Стэлла! Вы об этом не знали?
— Видит Бог, нет, — сказала Марианна, которая нашла, что ее собеседник слишком галантен для человека, у которого собираются занять крупную сумму.
Но Уврар уже продолжал:
— Я был на вашем выступлении в Фейдо. Ах!.. Какое чудо! Какой голос, какая грация, какая красота! Я не солгу, если скажу, что вы привели меня в восторг! Я был полностью очарован вами! Этот редкий тембр, такой волнующий, а лебединая шея и лепестки роз вместо губ, из которых бил волшебный фонтан звуков. Кто не был готов преклонить колени от восхищения? Я, например, хо…
— Вы слишком снисходительны, — оборвала его смущенная Марианна, начинавшая бояться, что банкир подтвердит свои слова действием и упадет перед ней на колени. — Прошу вас, однако, оставим в покое тот вечер… Он принес мне совершенно не то, чего я желала.
— О, несчастный случай с вами? Действительно, это было…
— Очень неприятно, и с тех пор вызвавшие его причины только умножились. Так что я прошу извинить меня, если я кажусь вам нетерпеливой и недостаточно учтивой, но я нуждаюсь в уверенности. Вы понимаете прекрасно, что только очень затруднительное положение, в которое я попала, вынудило меня обратиться за помощью.
— К другу… Другу верному и преданному! Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом?
— Иначе я не была бы здесь! Итак, я могу рассчитывать на эту сумму… скажем, послезавтра?
— Безусловно. Вас устроит послезавтра пополудни?
— Нет, это невозможно. Я должна петь в Тюильри перед их величествами.
С трудом, но ей все-таки удалось произвести множественное число. Уврар кивнул с ханжеской улыбкой.
— Тогда послезавтра вечером, после приема? Я буду ждать вас у себя. У меня будет гораздо приятней, чем там.
Мы сможем поболтать… лучше познакомиться!
С внезапно покрасневшими щеками Марианна резко встала, вырвав руки из цепких лап банкира. Ей вдруг стало ясно, на каких условиях Уврар согласится одолжить ей деньги.
Дрожа от негодования, она воскликнула:
— Мне кажется, мы не правильно понимаем друг друга, господин Уврар. Дело идет о займе. Эти двадцать тысяч ливров я верну вам не позже чем через три месяца.
Любезная мина банкира сменилась недовольной гримасой. Он пожал плечами.
— Да кто вам говорит о займе? Подобная вам женщина может требовать все. Я дам вам гораздо больше, если вы пожелаете.
— Я не хочу больше… и соглашусь только на заем.
Банкир со вздохом встал и приблизился к молодой женщине, предусмотрительно отступившей к камину. Его голос, только что такой медоточивый, стал резким, а во взгляде зажегся недобрый огонек.
— Предоставьте дела мужчинам, моя дорогая, и просто согласитесь с тем, что вам предлагают от чистого сердца.
— За что?
— Но… за ничто… или за пустяк! Немножко… вашей дружбы, часок вашего присутствия, право полюбоваться вами, подышать одним воздухом…
Он снова протянул к ней жадные руки, готовые схватить или обнять. Над белоснежным галстуком желтое лицо банкира стало кирпично-красным, тогда как глаза его плотоядно впились в чудные полуоткрытые плечи. Дрожь отвращения сотрясла Марианну. Как она смогла сделать такую глупость и обратиться к этому человеку с темным прошлым, недавно освобожденному из тюрьмы, куда его посадили в феврале за грязную аферу с мексиканскими пиастрами, совершенную в компании с голландцем Вандербергом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94