— Насколько я понимаю, протектор мог в любой момент вновь перейти на другую сторону. Так с какой стати предоставлять потенциальному противнику лишнюю информацию?
— Жестокое устройство существования, — отметила Хессет.
— Да уж, — согласился Дэмьен. — Похоже на то.
— Но необходимое. А то меня в этих Черных Землях всегда удивляло: как это там люди и ракхи живут вместе?
— Теперь мы узнали. Они не живут вместе.
— Живут, но только в доме у Принца, — пояснила девочка. — Люди и ракхи работают вместе, и хотя они не любят друг друга, но уживаются. Потому что Принц сейчас человек, но раньше он был ракхом, так что из-за него им ссориться не приходится. — Ее ушедший было в себя в процессе воспоминаний взгляд теперь упал на них — сперва на Дэмьена, потом на Хессет. — Это не звучит слишком дико? Потому что он рассказывал мне именно это.
Дэмьен перевел дух.
— Судя по всему, Принц… трансформируется тем или иным образом. В ходе очередного омолаживания. Он может стать человеком или ракхом, мужчиной или женщиной, самцом или самкой.
— Странное какое-то колдовство, — заметила Хессет.
— Странное, но не для того, кто властвует в местах вроде здешних. Подумай об этом. Существует ли для человека какой-нибудь другой способ заручиться лояльностью всех ракхов? И заставить их отказаться от обычая рвать на части проживающих по соседству людей?
Хессет хмыкнула:
— Да уж, едва ли.
— Отец говорил, что Принц уже снова стал старым, — напомнила им Йенсени. — Он сказал, что это означает, что Принц скоро опять переменится.
— Значит, он не предпринимает ничего, чтобы остановить процесс старения, — заключил Дэмьен. — Просто в конце цикла проходит через тотальное превращение.
— Приберегает энергию, — предположила Хессет.
— Но это рискованно. Затеяв такую игру, люди, случалось, умирали.
— А что, другие люди тоже что-то такое проделывали? — удивилась Йенсени.
Дэмьен вздохнул. А когда заговорил, то подбирал слова с особой тщательностью.
— Многим людям хотелось бы навсегда остаться молодыми, — объяснил он девочке.» Или любой ценой просто оставаться в живых «, — мысленно добавил он. — И кое-кто достаточно искусен, чтобы на какой-то срок этого добиться.
Он вспомнил Сиани — столь обольстительно юную в свои семьдесят. Интересно, удалось бы ей остаться такой навсегда?
— И вы тоже собираетесь так поступить? — спросила девочка.
— Нет, — спокойно ответил он. — Я не собираюсь.
— А почему?
На мгновение он закрыл глаза, подыскивая максимально точный ответ. Как объяснить девочке, что означает в этом мире смерть или что означает для Святой Церкви его решение умереть в положенный ему час?
— Потому что мы не хотим использовать Фэа для достижения личных целей, — в конце концов ответил он. — Мы используем эту силу лишь для того, чтобы служить Господу.
— Как это было в гостинице? — вспомнила девочка.
И внезапно священник почувствовал себя страшно усталым. Усталым и старым. Он сильно сжал маленькую руку в своей, надеясь, что благодаря этому легче найдет нужные слова.
— Да, Йенсени. Как там, в гостинице. Я верил в то, что служу Господу, обеспечивая нашу безопасность на весь срок, необходимый для выполнения миссии. И поверь, не будь я убежден в том, что здесь нам противостоит страшное зло и что только мы в силах справиться с ним… я ни за что не сделал бы того, что сделал там. Даже если бы лично для меня это обернулось невыразимыми страданиями.
Не осмеливаясь взглянуть на Хессет, он смотрел только на девочку. Но вопреки этой хитрости, он прекрасно представлял себе лицо ракханки: замкнутое, неодобряющее. Но, к его изумлению, Хессет, перегнувшись через стол, накрыла его руку своей, что означало ободрение, если не поддержку.
— У вашего Бога большие притязания, — спокойно сказала она.
И все же ему удалось улыбнуться.
— А я никогда и не искал легкой жизни.
Время послеполуденной стражи; Хессет и Йенсени спят в хижине, улегшись рядышком на одной лежанке. Котелок крепко заваренного чая висит над огнем. Дождь практически кончился, но небо затянуто тучами.
Дэмьен сидел у огня с чашкой горячего горького чая. Вопросы, заданные девочкой, потрясли его до глубины души. Не из-за смысла самих вопросов и даже не из-за тона, которым они были заданы. Но эти вопросы разбередили самые корни его существа, и без того уже тронутые сомнением.
« Или я становлюсь чересчур восприимчивым, чересчур чувствительным? Или водораздел между Добром и Злом стал в моем сознании настолько расплывчатым, что мне больше нет дела до того, где он в действительности проходит?»
Давным-давно на темном лугу Охотник объяснил священнику, какое именно воздействие произведет на него их союз.
« Я стану для вас самым тонко устроенным из всех существ на свете: стану цивилизованным злом, благородным и соблазнительным. Злом, которое вы терпите, поскольку нуждаетесь в его помощи, хотя само ваше терпение исподволь размывает устои вашей морали. Злом, которое заставит вас задуматься над тем, кто вы такой, причем задуматься над этим в самом фундаментальном смысле. Задуматься так, что водораздел между Светом и Тьмой расплывется и вы перестанете понимать, где Добро, а где Зло, и как они отличаются друг от друга «.
Неужели это и на самом деле случилось? Неужели отношение Охотника к колдовству как всего лишь к орудию для достижения собственных целей постепенно передалось и ему, как незримая хворь?
И дело заключается не в Творениях как таковых, напомнил он себе, и даже не в колдовских манипуляциях чужой волей для достижения богоугодных целей. Каждый раз используя Фэа для решения стоящих лично перед тобой задач, ты вгоняешь лишний гвоздь в крышку собственного гроба, ты вносишь свою лепту в общий характер происходящего, в равной мере губительный для всех. И где тут проходит водораздел? Когда ты спасаешь собственную жизнь ради того, чтобы просто спасти ее, и когда ради того, чтобы и впредь служить Господу?
Когда-то у него не было на этот счет никаких сомнений. А сейчас былая уверенность его оставила. И хватило невинных детских вопросов, чтобы разрушить крепостные стены, которыми он обнес собственную душу, и оставить его наедине с растерянностью. Чтобы заставить его прислушаться к голосу совести.
Он отставил чашку в сторону. И уставился в огонь, словно в языках пламени могло проступить хотя бы подобие искомого ответа. Золотое пламя, жаркое и чистое. А когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему чистым он сам? Когда в последний раз он ни в чем не сомневался?
Дэмьен закрыл глаза, вздохнул. Поленья трещали в печи.
« Черт бы тебя побрал, Таррант. За все… Но главное… за то, что ты прав «.
— Это установленный факт, — провозгласил Таррант. — Неумирающий Принц — единственное существо в данном краю, способное изменить ракхов так, как они здесь изменились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89