От этого движения в воздух поднялась туча пыли. Кто бы ни был хозяином этой лачуги, уборки он здесь не проводил давным-давно.
Восстановив дыхание, Дэмьен высказал нечто само собой разумеющееся:
— У этой хижины есть хозяин.
— Конечно.
— И он может прийти.
— Не придет. В ближайшее время не придет. Я не знаю всего в деталях, но Творение подсказало мне, что этим домиком пользуются только летом. А сейчас, знаете ли, другое время года.
Дэмьен, оглядевшись по сторонам, недовольно пробормотал:
— Взлом чужого жилища.
— А вы предпочли бы заночевать под открытым небом?
Священник поглядел на девочку, по-прежнему трясущуюся от холода на лежанке, перевел взгляд на Хессет, выглядевшую сейчас ненамного лучше.
— Нет. Наверное, нет. В конце концов, мы можем заплатить за все, чем воспользуемся.
Слабая улыбка искривила губы Охотника.
— Если вам нравится думать именно так.
Огонь в печи развела Хессет: она сохранила в своей сумке, возможно, единственное сухое местечко, из которого и достала спички, аккуратно завернутые в вощеную бумагу. Бог да благословит ее за это. Скоро все в хижине окрасилось в янтарные и оранжевые тона, и хотя жар печи поначалу был, мягко говоря, больше воображаемым, Дэмьен понимал, что маленькая комнатка скоро должна прогреться.
Снаружи яростно ревел ветер, внутри единственным звуком был треск поленьев в печи, к которому вскоре добавилось шипение воды, испарявшейся из волос, из одежды, изо всего их имущества.
— Надо хорошенько прогреть девочку, — сказал Таррант. — В таком возрасте дети легко простужаются. К тому же она никогда не выходила из дому, а это означает, что ее иммунитет как минимум не разработан, так что лучше не подвергать организм дополнительным испытаниям.
Он подошел к двери, как будто собрался уйти из хижины.
— Куда это вы? — спросил Дэмьен, не веря собственным глазам.
— Скоро рассвет. — Посвященный поглядел в окно, словно рассчитывая найти подтверждение собственным словам. Хотя солнце еще, разумеется, не встало. — Мне тоже нужно найти пристанище, священник. — Он нехотя взялся за дверную ручку.
— Джеральд. Прошу вас. — И, не услышав ничего в ответ, Дэмьен добавил: — Не валяйте дурака.
Бледные глаза прищурились.
— В углу есть дверь — в подвал, куда же еще. Если он затоплен, тоже не беда. Мы можем закрыть окно. — Священник кивнул на толстое оконное стекло, за которым хлестал дождь и завывал ветер. — Вам совершенно не нужно никакого другого пристанища.
Охотник явно колебался. С его туники струйками стекала дождевая влага.
— Мы ведь союзники и единомышленники, — тихо сказал Дэмьен. — Не так ли?
Что-то дрогнуло в глубине глаз Тарранта — какое-то темное и потаенное чувство, но все прошло слишком быстро, чтобы Дэмьен смог понять, что это такое. И вновь воцарилась обычная маска — полное самообладание, абсолютная непроницаемость.
Медленно-медленно Таррант убрал руку от двери. Сделав еще одну паузу, столь же медленно отошел от входа.
— Действительно, — мягко согласился он. Словно упиваясь звучанием слов. — Именно так.
А ветер выл все сильнее и сильнее.
7
Дэмьену снился сон. Не последовательная череда образов, поддающихся хоть какому-то — пусть и инфернальному — описанию, а мешанина хаотических фрагментов, накладывающихся друг на друга, не образуя в результате никакого единства. Образы темной и почему-то стерильной страны, в которой земля черна, а деревья белы, а небо то кроваво-красное, то оранжевое. Образы бегства, чудовищной жажды, паралича, охватывающего одну за другой все мышцы, потом все четыре конечности в целом, пока ты не остаешься неподвижным и беспомощным на земле и каждый вдох дается с превеликим трудом. И вслед за этим — смех ракха. Вечно одно и то же — смех ракха, жестокий и беспощадный, — тот самый смех, который он слышал на родине Хессет. Время от времени появлялось нечто хрустальное — тускло поблескивающие колонны из черного хрусталя, как в той цитадели, которую они видели в Лема, — как в цитадели Хозяйки, которую они разрушили, — только во сне этих колонн были многие тысячи — большие и маленькие, прямые и гнутые, сломанные и совершенно целые… а некоторые из гнутых имели форму человеческого черепа, в глазницы которым были вставлены живые глаза немыслимых размеров. Глаза, состоящие из сплошного зрачка, глаза как у насекомых; и в этих глазах, разбиваясь на тысячи осколков, отражались багровые и пунцовые небеса. Изумляться, откуда взялись эти видения, не имело смысла: он не забудет этого отвратительного взгляда до конца своих дней.
« Может быть, мучения развяжут ему язык, — донеслось из хрустального черепа. Глаза заблестели. — Во всяком случае, стоит попробовать «.
Проснулся он в холодном поту, на мгновение позабыв, где находится. Затем все вспомнилось: дождь, холод, испуганная девочка у него на руках. Усевшись, священник обнаружил, что плечи у него отчаянно болят, а стертые до крови ноги так и не отогрелись, но тем не менее тело кое-как отзывается. Проведя столько времени в пути, волей-неволей научишься благодарить судьбу только за это и не обращать внимания на все остальное.
Снаружи по-прежнему бушевала буря, а свет, сочившийся сквозь единственное оконце, был настолько жалким, что Таррант, скорее всего, мог бы остаться в их комнатке без малейшего риска.» На сегодня со странствиями покончено «, — мрачно подумал Дэмьен. Хессет удалось-таки протопить печь, и сейчас там плясало веселое пламя, но, конечно, в такой сырости дом можно обогреть лишь до известного предела. Неохотно поднявшись на ноги (и будучи не вполне уверен в том, что они не подкосятся), Дэмьен прислонился к стене и спиной ощутил гудение бури, почувствовал ее натиск, ее давление и сбоку, и сверху, — так, словно стихия решила смять этот летний домик в лепешку. И вдруг испытал острый приступ клаустрофобии, преодолеть который удалось с немалым трудом.
Тут, к его радости, прозвучал голос Хессет:
— Хочешь позавтракать?
Он утвердительно хмыкнул и оглядел тесную каморку. Маленький стол уже был заставлен тарелками, а посередине красовалась кастрюля, из которой валил на редкость аппетитный пар. За столом сидела Йенсени, судя по всему, только что управившаяся со своей порцией; пустая тарелка была отставлена в сторону, а сама девочка возилась с головоломкой, подаренной ей Таррантом. Когда Дэмьен подошел к столу, Хессет налила ему полную тарелку наваристой похлебки. Из сушеных овощей, предположил он, хотя и не смог определить, что это за овощи, тем более что это было ему совершенно безразлично. Сейчас он бы и болотной водицей не побрезговал, лишь бы она оказалась горячей.
Когда священник подсел к столу, девочка искоса посмотрела на него и нервно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Восстановив дыхание, Дэмьен высказал нечто само собой разумеющееся:
— У этой хижины есть хозяин.
— Конечно.
— И он может прийти.
— Не придет. В ближайшее время не придет. Я не знаю всего в деталях, но Творение подсказало мне, что этим домиком пользуются только летом. А сейчас, знаете ли, другое время года.
Дэмьен, оглядевшись по сторонам, недовольно пробормотал:
— Взлом чужого жилища.
— А вы предпочли бы заночевать под открытым небом?
Священник поглядел на девочку, по-прежнему трясущуюся от холода на лежанке, перевел взгляд на Хессет, выглядевшую сейчас ненамного лучше.
— Нет. Наверное, нет. В конце концов, мы можем заплатить за все, чем воспользуемся.
Слабая улыбка искривила губы Охотника.
— Если вам нравится думать именно так.
Огонь в печи развела Хессет: она сохранила в своей сумке, возможно, единственное сухое местечко, из которого и достала спички, аккуратно завернутые в вощеную бумагу. Бог да благословит ее за это. Скоро все в хижине окрасилось в янтарные и оранжевые тона, и хотя жар печи поначалу был, мягко говоря, больше воображаемым, Дэмьен понимал, что маленькая комнатка скоро должна прогреться.
Снаружи яростно ревел ветер, внутри единственным звуком был треск поленьев в печи, к которому вскоре добавилось шипение воды, испарявшейся из волос, из одежды, изо всего их имущества.
— Надо хорошенько прогреть девочку, — сказал Таррант. — В таком возрасте дети легко простужаются. К тому же она никогда не выходила из дому, а это означает, что ее иммунитет как минимум не разработан, так что лучше не подвергать организм дополнительным испытаниям.
Он подошел к двери, как будто собрался уйти из хижины.
— Куда это вы? — спросил Дэмьен, не веря собственным глазам.
— Скоро рассвет. — Посвященный поглядел в окно, словно рассчитывая найти подтверждение собственным словам. Хотя солнце еще, разумеется, не встало. — Мне тоже нужно найти пристанище, священник. — Он нехотя взялся за дверную ручку.
— Джеральд. Прошу вас. — И, не услышав ничего в ответ, Дэмьен добавил: — Не валяйте дурака.
Бледные глаза прищурились.
— В углу есть дверь — в подвал, куда же еще. Если он затоплен, тоже не беда. Мы можем закрыть окно. — Священник кивнул на толстое оконное стекло, за которым хлестал дождь и завывал ветер. — Вам совершенно не нужно никакого другого пристанища.
Охотник явно колебался. С его туники струйками стекала дождевая влага.
— Мы ведь союзники и единомышленники, — тихо сказал Дэмьен. — Не так ли?
Что-то дрогнуло в глубине глаз Тарранта — какое-то темное и потаенное чувство, но все прошло слишком быстро, чтобы Дэмьен смог понять, что это такое. И вновь воцарилась обычная маска — полное самообладание, абсолютная непроницаемость.
Медленно-медленно Таррант убрал руку от двери. Сделав еще одну паузу, столь же медленно отошел от входа.
— Действительно, — мягко согласился он. Словно упиваясь звучанием слов. — Именно так.
А ветер выл все сильнее и сильнее.
7
Дэмьену снился сон. Не последовательная череда образов, поддающихся хоть какому-то — пусть и инфернальному — описанию, а мешанина хаотических фрагментов, накладывающихся друг на друга, не образуя в результате никакого единства. Образы темной и почему-то стерильной страны, в которой земля черна, а деревья белы, а небо то кроваво-красное, то оранжевое. Образы бегства, чудовищной жажды, паралича, охватывающего одну за другой все мышцы, потом все четыре конечности в целом, пока ты не остаешься неподвижным и беспомощным на земле и каждый вдох дается с превеликим трудом. И вслед за этим — смех ракха. Вечно одно и то же — смех ракха, жестокий и беспощадный, — тот самый смех, который он слышал на родине Хессет. Время от времени появлялось нечто хрустальное — тускло поблескивающие колонны из черного хрусталя, как в той цитадели, которую они видели в Лема, — как в цитадели Хозяйки, которую они разрушили, — только во сне этих колонн были многие тысячи — большие и маленькие, прямые и гнутые, сломанные и совершенно целые… а некоторые из гнутых имели форму человеческого черепа, в глазницы которым были вставлены живые глаза немыслимых размеров. Глаза, состоящие из сплошного зрачка, глаза как у насекомых; и в этих глазах, разбиваясь на тысячи осколков, отражались багровые и пунцовые небеса. Изумляться, откуда взялись эти видения, не имело смысла: он не забудет этого отвратительного взгляда до конца своих дней.
« Может быть, мучения развяжут ему язык, — донеслось из хрустального черепа. Глаза заблестели. — Во всяком случае, стоит попробовать «.
Проснулся он в холодном поту, на мгновение позабыв, где находится. Затем все вспомнилось: дождь, холод, испуганная девочка у него на руках. Усевшись, священник обнаружил, что плечи у него отчаянно болят, а стертые до крови ноги так и не отогрелись, но тем не менее тело кое-как отзывается. Проведя столько времени в пути, волей-неволей научишься благодарить судьбу только за это и не обращать внимания на все остальное.
Снаружи по-прежнему бушевала буря, а свет, сочившийся сквозь единственное оконце, был настолько жалким, что Таррант, скорее всего, мог бы остаться в их комнатке без малейшего риска.» На сегодня со странствиями покончено «, — мрачно подумал Дэмьен. Хессет удалось-таки протопить печь, и сейчас там плясало веселое пламя, но, конечно, в такой сырости дом можно обогреть лишь до известного предела. Неохотно поднявшись на ноги (и будучи не вполне уверен в том, что они не подкосятся), Дэмьен прислонился к стене и спиной ощутил гудение бури, почувствовал ее натиск, ее давление и сбоку, и сверху, — так, словно стихия решила смять этот летний домик в лепешку. И вдруг испытал острый приступ клаустрофобии, преодолеть который удалось с немалым трудом.
Тут, к его радости, прозвучал голос Хессет:
— Хочешь позавтракать?
Он утвердительно хмыкнул и оглядел тесную каморку. Маленький стол уже был заставлен тарелками, а посередине красовалась кастрюля, из которой валил на редкость аппетитный пар. За столом сидела Йенсени, судя по всему, только что управившаяся со своей порцией; пустая тарелка была отставлена в сторону, а сама девочка возилась с головоломкой, подаренной ей Таррантом. Когда Дэмьен подошел к столу, Хессет налила ему полную тарелку наваристой похлебки. Из сушеных овощей, предположил он, хотя и не смог определить, что это за овощи, тем более что это было ему совершенно безразлично. Сейчас он бы и болотной водицей не побрезговал, лишь бы она оказалась горячей.
Когда священник подсел к столу, девочка искоса посмотрела на него и нервно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89