А караванщик делал свой маленький бизнес — продавал их воинам и купцам королевы Орлеанской на Можайском мосту.
Там, за мостом, уже не действовал закон о правах и свободах. В имперской канцелярии придерживались иного мнения, но королева Жанна в день исторической встречи, еще не сойдя с моста, объявила во всеуслышание на оба берега:
— Нет империи без императора и нет законов империи без подписи императора. И никто не будет коронован и назван императором без моего согласия и участия. Я королева и здесь моя земля, и императорский венец отдан мне на хранение.
Царь Востока, который при этом присутствовал, не возразил ни словом.
Наоборот, он освятил за мостом новое святилище маздаев и по всей Экумене, от края до края, передавали из уст в уста слова его проповеди:
— Нет границ для учения истины и нет ему пределов от восхода до заката. Трудна дорога в священный город Ксанаду, но еще труднее станет она для тех, кто хочет унизить тело, чтобы возвысить дух. Нет пути к устью тому, кто не был у истока. Недостоин смерти на полях рассвета, кто не сеял семена жизни на нивах закатных. Так говорит Заратустра.
И потекли к новому святилищу паломники. Это как раз совпало с новой волной беженцев, и их встречали еще на дальних подступах к Можаю, окружали всяческой заботой и между делом объясняли, что нивы закатные лежат дальше к северу, у священных озер и источников.
Тут очень пригодились родники, которые наполняли водой истоки Истры. Их немедленно объявили священными, и паломники, не задерживаясь надолго у моста, продолжали путь дальше, своими ногами превращая партизанскую тропу в торную дорогу.
Те, кого охмурили маздаи, сдавались в рабство сразу за мостом, где их ждали жрецы святилища. Если надо, они могли продиктовать и формулу посвящения.
— Отдаю себя в руки господина небес, как раб его, и пусть он владеет мной безраздельно, и если воля его — предать меня господам земли, да будет так. Я стану служить им верой и правдой, ибо так я служу господину небес, и любую награду и кару приму с радостью. Не убоюсь боли и страха, лишений и тягот, и самой смерти, ибо они унижают тело, но возвышают дух.
Старый мастер Берман видел, как один такой миссионер от самого Табора увивался за красивой секретаршей директора, которая даже в последние месяцы и дни всегда умудрялась стильно одеваться и поражать окружающих своим макияжем.
А шли они до Можая три дня, и на третий день эта девушка взошла на мост босиком, повторяя себе под нос:
— Унизить тело, чтобы возвысить дух.
Никто и никогда раньше не видел ее обнаженной. Только муж, но он погиб во время последних беспорядков. И возможно, директор, но он никогда бы в этом не признался.
После гибели мужа секретарша выглядела подавленной, но не сумасшедшей. По пути сюда она строила планы на будущее, интересовалась, есть ли у гаринских нефтянников компьютеры и шутила, что заведет себе богатого любовника, потому что в нефтяном бизнесе все богатые вне зависимости от того, какое тысячелетие на дворе и какое правительство у власти.
И вдруг спутники увидели, как она раздевается перед жрецами в святилище под открытым небом.
Ей кричали:
— Что ты делаешь? Ты с ума сошла?
А она отвечала:
— Мой Сашка теперь в чистилище. Ему там плохо. Я должна вытащить его оттуда.
Это спутники поняли так, что она действительно сошла с ума от горя и бедствий, поразивших ее. И попытались отбить ее у сектантов силой. Но тут вмешались партизаны и телохранители караванщика.
Когда обнаженная девушка по имени Лена произносила слова посвящения, караванщик уже сговаривался о ее продаже. Бывшую секретаршу покупала ее тезка — Елена Прекрасная из отряда валькирий королевы Жанны. Караванщик не требовал предоплаты. Он верил в долг и принимал расписки.
Елена Прекрасная выдала ему вексель, нацарапанный на бересте.
Перед тем как отправиться по лесной дороге в Орлеан, Лена в повязанной на бедрах старой тряпке подошла к спутникам (охрана зорко следила за ней с близкого расстояния) и сказала обычным голосом без тени безумия:
— Ребята, вы простите меня, ладно? Я правда сама так хочу.
И тут вдруг переклинило крышу у внучки Бермана, которая давно дружила с секретаршей и удивилась ее поступку больше всех.
Но благодаря фамильным генам, она отличалась благоразумием и не помчалась сломя голову в святилище сбрасывать одежду и произносить маздайскую клятву. на просто сказала Лене:
— Я пойду с тобой.
И никакие возражения и увещевания всего семейства не могли ее остановить.
— Я просто хочу попробовать сладкую воду счастья, — твердила она.
И она была не одна такая. Надо основательно поехать крышей, чтобы продать себя в рабство ради загробного воздаяния — но чтобы уверовать в сладкую воду счастья, ничего такого не требуется.
Кому же не захочется попробовать на вкус, правда ли эта вода такая сладкая и на самом ли деле она приносит счастье.
46
В отличие от мистиков, собравшихся на Истре, в краю, где пастырей чуть ли не больше, чем паствы, президент Экумены Гарин считал водой, которая приносит счастье, ту жидкость, которую иначе называют черным золотом. То есть нефть и ее производные — солярку, бензин и керосин.
Такой уж у него был рациональный склад ума.
Чтобы запутать врагов, многоопытный борец за возрождение цивилизации запутал сначала друзей, и в Белом Таборе с его легкой руки господствовало убеждение, что добраться до нефтяных скважин можно без труда, если спуститься вниз по течению Днепра на юг до самого океана.
Верные своей привычке называть новые топографические объекты земными именами, бывшие москвичи создали за водораздельной грядой такую топонимическую головоломку, которая сама по себе могла запутать врагов дальше некуда. Достаточно сказать, что в реку, именуемую Днепром впадала Волга, которая протекала через то место, где когда-то была Тверь, но отличалась от земной Волги тем, что текла в обратную сторону.
Но ее главным достоинством было то, что в одном месте она очень близко подходила к истокам местного Волхова. И метод запутывания врагов заключался в том, что на берегу Днепра путников и правда сажали на плоты, но сплавляли не до океана, а только до устья местной Волги.
А дальше надо было подняться вверх по Волге к тому месту, где всего шестнадцать километров до Волхова. И оттуда уже с ветерком вниз по течению до самого Ильменя.
Те, кто этой хитрой комбинации не знал, могли сколько угодно сплавляться по Днепру до океана и искать, где там Гарин строит морские вышки, о которых так много сплетничали в Белом Таборе.
Говорили, что будто бы для этого и нужны Гарину инженеры и строители, которых настойчиво вербуют из числа беженцев вокруг Москвы.
В это число тоже старались затесаться агенты Аквариума — те самые враги, которых как раз и следовало запутать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Там, за мостом, уже не действовал закон о правах и свободах. В имперской канцелярии придерживались иного мнения, но королева Жанна в день исторической встречи, еще не сойдя с моста, объявила во всеуслышание на оба берега:
— Нет империи без императора и нет законов империи без подписи императора. И никто не будет коронован и назван императором без моего согласия и участия. Я королева и здесь моя земля, и императорский венец отдан мне на хранение.
Царь Востока, который при этом присутствовал, не возразил ни словом.
Наоборот, он освятил за мостом новое святилище маздаев и по всей Экумене, от края до края, передавали из уст в уста слова его проповеди:
— Нет границ для учения истины и нет ему пределов от восхода до заката. Трудна дорога в священный город Ксанаду, но еще труднее станет она для тех, кто хочет унизить тело, чтобы возвысить дух. Нет пути к устью тому, кто не был у истока. Недостоин смерти на полях рассвета, кто не сеял семена жизни на нивах закатных. Так говорит Заратустра.
И потекли к новому святилищу паломники. Это как раз совпало с новой волной беженцев, и их встречали еще на дальних подступах к Можаю, окружали всяческой заботой и между делом объясняли, что нивы закатные лежат дальше к северу, у священных озер и источников.
Тут очень пригодились родники, которые наполняли водой истоки Истры. Их немедленно объявили священными, и паломники, не задерживаясь надолго у моста, продолжали путь дальше, своими ногами превращая партизанскую тропу в торную дорогу.
Те, кого охмурили маздаи, сдавались в рабство сразу за мостом, где их ждали жрецы святилища. Если надо, они могли продиктовать и формулу посвящения.
— Отдаю себя в руки господина небес, как раб его, и пусть он владеет мной безраздельно, и если воля его — предать меня господам земли, да будет так. Я стану служить им верой и правдой, ибо так я служу господину небес, и любую награду и кару приму с радостью. Не убоюсь боли и страха, лишений и тягот, и самой смерти, ибо они унижают тело, но возвышают дух.
Старый мастер Берман видел, как один такой миссионер от самого Табора увивался за красивой секретаршей директора, которая даже в последние месяцы и дни всегда умудрялась стильно одеваться и поражать окружающих своим макияжем.
А шли они до Можая три дня, и на третий день эта девушка взошла на мост босиком, повторяя себе под нос:
— Унизить тело, чтобы возвысить дух.
Никто и никогда раньше не видел ее обнаженной. Только муж, но он погиб во время последних беспорядков. И возможно, директор, но он никогда бы в этом не признался.
После гибели мужа секретарша выглядела подавленной, но не сумасшедшей. По пути сюда она строила планы на будущее, интересовалась, есть ли у гаринских нефтянников компьютеры и шутила, что заведет себе богатого любовника, потому что в нефтяном бизнесе все богатые вне зависимости от того, какое тысячелетие на дворе и какое правительство у власти.
И вдруг спутники увидели, как она раздевается перед жрецами в святилище под открытым небом.
Ей кричали:
— Что ты делаешь? Ты с ума сошла?
А она отвечала:
— Мой Сашка теперь в чистилище. Ему там плохо. Я должна вытащить его оттуда.
Это спутники поняли так, что она действительно сошла с ума от горя и бедствий, поразивших ее. И попытались отбить ее у сектантов силой. Но тут вмешались партизаны и телохранители караванщика.
Когда обнаженная девушка по имени Лена произносила слова посвящения, караванщик уже сговаривался о ее продаже. Бывшую секретаршу покупала ее тезка — Елена Прекрасная из отряда валькирий королевы Жанны. Караванщик не требовал предоплаты. Он верил в долг и принимал расписки.
Елена Прекрасная выдала ему вексель, нацарапанный на бересте.
Перед тем как отправиться по лесной дороге в Орлеан, Лена в повязанной на бедрах старой тряпке подошла к спутникам (охрана зорко следила за ней с близкого расстояния) и сказала обычным голосом без тени безумия:
— Ребята, вы простите меня, ладно? Я правда сама так хочу.
И тут вдруг переклинило крышу у внучки Бермана, которая давно дружила с секретаршей и удивилась ее поступку больше всех.
Но благодаря фамильным генам, она отличалась благоразумием и не помчалась сломя голову в святилище сбрасывать одежду и произносить маздайскую клятву. на просто сказала Лене:
— Я пойду с тобой.
И никакие возражения и увещевания всего семейства не могли ее остановить.
— Я просто хочу попробовать сладкую воду счастья, — твердила она.
И она была не одна такая. Надо основательно поехать крышей, чтобы продать себя в рабство ради загробного воздаяния — но чтобы уверовать в сладкую воду счастья, ничего такого не требуется.
Кому же не захочется попробовать на вкус, правда ли эта вода такая сладкая и на самом ли деле она приносит счастье.
46
В отличие от мистиков, собравшихся на Истре, в краю, где пастырей чуть ли не больше, чем паствы, президент Экумены Гарин считал водой, которая приносит счастье, ту жидкость, которую иначе называют черным золотом. То есть нефть и ее производные — солярку, бензин и керосин.
Такой уж у него был рациональный склад ума.
Чтобы запутать врагов, многоопытный борец за возрождение цивилизации запутал сначала друзей, и в Белом Таборе с его легкой руки господствовало убеждение, что добраться до нефтяных скважин можно без труда, если спуститься вниз по течению Днепра на юг до самого океана.
Верные своей привычке называть новые топографические объекты земными именами, бывшие москвичи создали за водораздельной грядой такую топонимическую головоломку, которая сама по себе могла запутать врагов дальше некуда. Достаточно сказать, что в реку, именуемую Днепром впадала Волга, которая протекала через то место, где когда-то была Тверь, но отличалась от земной Волги тем, что текла в обратную сторону.
Но ее главным достоинством было то, что в одном месте она очень близко подходила к истокам местного Волхова. И метод запутывания врагов заключался в том, что на берегу Днепра путников и правда сажали на плоты, но сплавляли не до океана, а только до устья местной Волги.
А дальше надо было подняться вверх по Волге к тому месту, где всего шестнадцать километров до Волхова. И оттуда уже с ветерком вниз по течению до самого Ильменя.
Те, кто этой хитрой комбинации не знал, могли сколько угодно сплавляться по Днепру до океана и искать, где там Гарин строит морские вышки, о которых так много сплетничали в Белом Таборе.
Говорили, что будто бы для этого и нужны Гарину инженеры и строители, которых настойчиво вербуют из числа беженцев вокруг Москвы.
В это число тоже старались затесаться агенты Аквариума — те самые враги, которых как раз и следовало запутать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74