Сослуживцы ее были на месте, и тут она поняла важную для себя вещь: стоило ей увидеть его волнение, его незащищенное испуганное лицо, как она сразу перестала на них обращать внимание. Ей стало ясно как никогда, что надо только действовать уверенно и прямо, и тогда они выдержат едва ли не все на свете. Ему нечего было отправлять – она не сомневалась в том, что все свои телеграммы он уже откуда-нибудь отправил, – и тем не менее его, как видно, мучил какой-то огромной важности вопрос. Он один был у него во взгляде, в котором погасла память обо всем остальном. Он был изможден охватившей его тревогой и, должно быть, за ночь не сомкнул глаз. Жалость ее к нему была так велика, что пробуждала в ней бог знает какую отвагу. И она, кажется, начинала наконец понимать, почему так глупо себя повела.
– Она не приехала? – едва слышно спросила девушка.
– Приехала, но тут какая-то ошибка. Нам нужна телеграмма.
– Телеграмма?
– Да, отправленная отсюда уже давно. Есть одна вещь, которую надо выяснить. Это очень, очень важно, сделайте это нам сейчас же.
Он вел себя так, как будто перед ним была одна из чужих ему молодых особ Найтсбриджа или Паддингтона ; но ведь это уж только говорило о том, в какой он тревоге. Теперь она как никогда поняла, сколько всего она упустила из-за лакун и из-за того, что не знала ответов на иные из его телеграмм, сколько всего прошло мимо; все теперь было окутано мраком – и вдруг эта ослепительная вспышка! Вот что она увидела, вот что разгадала. Один из любовников содрогался от страха, стоя здесь перед ней, а другая была где-то за городом и тоже – в страхе. Все это очень живо представилось ей, и спустя несколько мгновений ей уже ничего больше знать не хотелось. Она не хотела знать никаких подробностей, никаких фактов, она не хотела видеть ближе их разоблачение, их позор.
– Когда была подана ваша телеграмма? Вы уверены, что подали ее именно здесь? – Она пыталась войти в роль молодой особы из Найтсбриджа.
– Да, здесь, сколько-то недель назад. Пять, шесть, семь, – он смутился, и в голосе его звучало нетерпение. – Может быть, вы помните, когда это было?
– Помню? – она с трудом увела с лица самую странную из улыбок.
Однако еще более странным было, может быть, то, что он все равно не понял, что она означала.
– А разве у вас не хранятся старые телеграммы?
– Какое-то время да.
– Сколько времени?
Она задумалась; она должна сыграть эту роль до конца, а она прекрасно знает, что сказала бы на ее месте та молодая особа, или, вернее, чего бы она не сказала.
– А вы можете назвать точную дату?
– Нет, никак! Помню только, что это было в августе, в последних числах. Отправлена она была в тот же адрес, что и вчерашняя.
– Ах, вот как! – вскричала девушка, потрясенная, как, может быть, никогда в жизни. Глядя ему в лицо, она ощутила вдруг, что держит всё в руке – так, как держала бы карандаш, который каждую минуту может сломаться, стоит ей только крепче его сдавить. Она почувствовала, что теперь она стала вершительницею их судеб, но само это чувство хлынуло на нее таким бурным потоком, что ей пришлось употребить все силы на то, чтобы его обуздать. И это опять-таки определило ее вкрадчивый, похожий на звуки флейты голос, такой, каким говорят женщины Паддингтона.
– А вы не могли бы нам это чуточку уточнить? – Эти ее «чуточку» и «нам» были взяты прямо оттуда. Но он не уловил в ее словах ни малейшей фальши, он был весь захвачен своей бедой. Те глаза, которые были устремлены на девушку и в глубине которых она увидала ужас, и отчаяние, и самые настоящие слезы, могли глядеть точно так же и на любую другую.
– Не помню, когда именно. Помню только, что она ушла отсюда, и это было примерно в тех числах. Дело в том, что ее не доставили по адресу. Нам надо узнать, что в ней было.
23
Это употребленное им во множественном числе местоимение поразило ее своей красотой; ей думалось, что и она поражает его своим «мы»; но теперь она так хорошо успела во всем разобраться, что могла почти играть и с ним, и с наполнявшей ей сердце радостью.
– Вы говорите «примерно в то время»? Но вы же не можете назвать точной даты, не правда ли?
Беспомощность его была восхитительна.
– Вот это-то я и хочу узнать. Так разве у вас не сохраняются старые телеграммы? Разве вы не можете поискать?
Наша молодая девушка, все еще пребывавшая в Паддингтоне, стала опять его переспрашивать.
– Так, выходит, ее не доставили?
– Нет, доставили. Но вместе с тем, видите ли, и нет… – Он немного смутился, но потом все объяснил: – Ее, видите ли, перехватили, а там была одна вещь.
Он снова выждал и, словно для того, чтобы продолжить свои расспросы и чтобы вымолить у нее восстановление утраченного, даже силился приветливо ей улыбнуться, но в улыбке этой было что-то зловещее, и тут вся скопившаяся в ней нежность к нему обернулась вдруг лезвием ножа. Только каких, должно быть, все это стоило мук – и эта разверзшаяся вдруг бездна, и бившая его лихорадка, – если теперь он, задыхаясь, едва мог вымолвить:
– Нам надо знать, что в ней было!
– Понимаю, понимаю. – Произнося это слово, ей удалось в точности воспроизвести интонацию, с какою обычно говорили те, в Паддингтоне, когда они застывали в неподвижности, как оглушенные рыбы. – И у вас нет никаких точных данных?
– Никаких. Только то, что я вам уже сказал.
– Ах да, конец августа? – Если бы она продолжала так и дальше, то он действительно мог рассердиться.
– Да, и тот адрес, который я назвал.
– Тот, что был и вчера вечером?
Он весь затрепетал, словно в нем вдруг пробудилась надежда, но это только усугубило ее невозмутимое спокойствие и она все еще что-то обдумывала. Потом она принялась раскладывать какие-то бумаги.
– Так вы, может быть, посмотрите, – настаивал он.
– Я помню, как вы приходили, – ответила она. Он глядел на нее, и им снова овладевала тревога;
может быть, увидав, что она так переменилась к нему, он лучше начинал понимать перемену в себе самом.
– Право же, вы в тот раз все делали гораздо быстрее!
– Да, но и вы тоже, уж если говорить правду, – ответила она, улыбнувшись. – Постойте. Она была адресована в Дувр?
– Да, на имя мисс Долмен…
– Пэрид Лодж, Пэрид Терес?
– Точно. Большое, большое вам спасибо! – Надежда к нему вернулась. – Так, значит, она у вас, та?
Девушка снова задумалась, она словно дразнила его.
– Ее подавала дама?
– Да. И она по ошибке поставила не то слово. Вот это-то нам и надо узнать!
Господи! Что же он теперь еще скажет! Какие чудовищные предательства обрушит он теперь на голову несчастной женщины из Паддингтона! Она не позволяла себе особенно дразнить его ради забавы и вместе с тем, щадя его достоинство, она не позволяла себе предупредить, или сдержать, или остановить его. Она выбрала среднее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Она не приехала? – едва слышно спросила девушка.
– Приехала, но тут какая-то ошибка. Нам нужна телеграмма.
– Телеграмма?
– Да, отправленная отсюда уже давно. Есть одна вещь, которую надо выяснить. Это очень, очень важно, сделайте это нам сейчас же.
Он вел себя так, как будто перед ним была одна из чужих ему молодых особ Найтсбриджа или Паддингтона ; но ведь это уж только говорило о том, в какой он тревоге. Теперь она как никогда поняла, сколько всего она упустила из-за лакун и из-за того, что не знала ответов на иные из его телеграмм, сколько всего прошло мимо; все теперь было окутано мраком – и вдруг эта ослепительная вспышка! Вот что она увидела, вот что разгадала. Один из любовников содрогался от страха, стоя здесь перед ней, а другая была где-то за городом и тоже – в страхе. Все это очень живо представилось ей, и спустя несколько мгновений ей уже ничего больше знать не хотелось. Она не хотела знать никаких подробностей, никаких фактов, она не хотела видеть ближе их разоблачение, их позор.
– Когда была подана ваша телеграмма? Вы уверены, что подали ее именно здесь? – Она пыталась войти в роль молодой особы из Найтсбриджа.
– Да, здесь, сколько-то недель назад. Пять, шесть, семь, – он смутился, и в голосе его звучало нетерпение. – Может быть, вы помните, когда это было?
– Помню? – она с трудом увела с лица самую странную из улыбок.
Однако еще более странным было, может быть, то, что он все равно не понял, что она означала.
– А разве у вас не хранятся старые телеграммы?
– Какое-то время да.
– Сколько времени?
Она задумалась; она должна сыграть эту роль до конца, а она прекрасно знает, что сказала бы на ее месте та молодая особа, или, вернее, чего бы она не сказала.
– А вы можете назвать точную дату?
– Нет, никак! Помню только, что это было в августе, в последних числах. Отправлена она была в тот же адрес, что и вчерашняя.
– Ах, вот как! – вскричала девушка, потрясенная, как, может быть, никогда в жизни. Глядя ему в лицо, она ощутила вдруг, что держит всё в руке – так, как держала бы карандаш, который каждую минуту может сломаться, стоит ей только крепче его сдавить. Она почувствовала, что теперь она стала вершительницею их судеб, но само это чувство хлынуло на нее таким бурным потоком, что ей пришлось употребить все силы на то, чтобы его обуздать. И это опять-таки определило ее вкрадчивый, похожий на звуки флейты голос, такой, каким говорят женщины Паддингтона.
– А вы не могли бы нам это чуточку уточнить? – Эти ее «чуточку» и «нам» были взяты прямо оттуда. Но он не уловил в ее словах ни малейшей фальши, он был весь захвачен своей бедой. Те глаза, которые были устремлены на девушку и в глубине которых она увидала ужас, и отчаяние, и самые настоящие слезы, могли глядеть точно так же и на любую другую.
– Не помню, когда именно. Помню только, что она ушла отсюда, и это было примерно в тех числах. Дело в том, что ее не доставили по адресу. Нам надо узнать, что в ней было.
23
Это употребленное им во множественном числе местоимение поразило ее своей красотой; ей думалось, что и она поражает его своим «мы»; но теперь она так хорошо успела во всем разобраться, что могла почти играть и с ним, и с наполнявшей ей сердце радостью.
– Вы говорите «примерно в то время»? Но вы же не можете назвать точной даты, не правда ли?
Беспомощность его была восхитительна.
– Вот это-то я и хочу узнать. Так разве у вас не сохраняются старые телеграммы? Разве вы не можете поискать?
Наша молодая девушка, все еще пребывавшая в Паддингтоне, стала опять его переспрашивать.
– Так, выходит, ее не доставили?
– Нет, доставили. Но вместе с тем, видите ли, и нет… – Он немного смутился, но потом все объяснил: – Ее, видите ли, перехватили, а там была одна вещь.
Он снова выждал и, словно для того, чтобы продолжить свои расспросы и чтобы вымолить у нее восстановление утраченного, даже силился приветливо ей улыбнуться, но в улыбке этой было что-то зловещее, и тут вся скопившаяся в ней нежность к нему обернулась вдруг лезвием ножа. Только каких, должно быть, все это стоило мук – и эта разверзшаяся вдруг бездна, и бившая его лихорадка, – если теперь он, задыхаясь, едва мог вымолвить:
– Нам надо знать, что в ней было!
– Понимаю, понимаю. – Произнося это слово, ей удалось в точности воспроизвести интонацию, с какою обычно говорили те, в Паддингтоне, когда они застывали в неподвижности, как оглушенные рыбы. – И у вас нет никаких точных данных?
– Никаких. Только то, что я вам уже сказал.
– Ах да, конец августа? – Если бы она продолжала так и дальше, то он действительно мог рассердиться.
– Да, и тот адрес, который я назвал.
– Тот, что был и вчера вечером?
Он весь затрепетал, словно в нем вдруг пробудилась надежда, но это только усугубило ее невозмутимое спокойствие и она все еще что-то обдумывала. Потом она принялась раскладывать какие-то бумаги.
– Так вы, может быть, посмотрите, – настаивал он.
– Я помню, как вы приходили, – ответила она. Он глядел на нее, и им снова овладевала тревога;
может быть, увидав, что она так переменилась к нему, он лучше начинал понимать перемену в себе самом.
– Право же, вы в тот раз все делали гораздо быстрее!
– Да, но и вы тоже, уж если говорить правду, – ответила она, улыбнувшись. – Постойте. Она была адресована в Дувр?
– Да, на имя мисс Долмен…
– Пэрид Лодж, Пэрид Терес?
– Точно. Большое, большое вам спасибо! – Надежда к нему вернулась. – Так, значит, она у вас, та?
Девушка снова задумалась, она словно дразнила его.
– Ее подавала дама?
– Да. И она по ошибке поставила не то слово. Вот это-то нам и надо узнать!
Господи! Что же он теперь еще скажет! Какие чудовищные предательства обрушит он теперь на голову несчастной женщины из Паддингтона! Она не позволяла себе особенно дразнить его ради забавы и вместе с тем, щадя его достоинство, она не позволяла себе предупредить, или сдержать, или остановить его. Она выбрала среднее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34