За последние два часа я этих катастроф пережил больше, чем ты за всю жизнь венских сосисок съел! Одной больше, одной меньше, .. Ох…
Два плоских камня чуть не превратили меня в блинчик. Я едва успел выскользнуть и тут же получил изогнутой железкой по затылку. Что-то тяжелое, словно башмак великана, опустилось на поясницу, прочно придавив меня к полу. Стеклянные копья ползли к моей груди, а я даже не мог пошевелиться, не то что покинуть пределы пентаграммы. И всюду пылал огонь, явно магического происхождения — горело даже стекло и железо, горело и не сгорало, и не плавилось…
— Еще немного! — умолял рейхсфюрер.
Ну, что мне оставалось делать? Правильно, единственно только — подставить корму под острое стекло… как ставят двигатель на подзарядку… Адовы глубины, как больно! Но необходимо.
— Не-эт! — вцепившись обеими руками в бороду, завопил Гиммлер, когда одним движением размолотив конструкцию в еще более мелкие куски, я с воем взлетел к потолку.
Вокруг полыхнуло так, что я на какое-то время ослеп и оглох. Чудовищный грохот сотряс подземелье, по стенам которого черными молниями полетели глубокие трещины. Внизу, под собой, я увидел, словно оскаленные зубы, торчком стоящие стеклянные и металлические осколки.
«Больно будет падать», — успел подумать я.
А потом мое сознание сострадательно отключилось.
Часть вторая
ЦИВИЛЬНЫЙ ЦИРЮЛЬНИК
ГЛАВА 1
Вот представьте: вы просыпаетесь и видите рядом с собой рейхсфюрера Генриха Гиммлера, методично и угрюмо ощипывающего громадную ворону… Я тут же закрыл глаза и мысленно попытался припомнить, где нахожусь — уже в психиатрической клинике или все еще на работе? Ответ на первый же вопрос, который я сам себе задал, говорил больше в пользу клиники: «Что последнее я помню? » — «Как меня приплюснуло к потолку».
— Очухался? — мрачно осведомился Генрих. — Вставай, вставай, хватит валяться. Я видел, как ты моргнул.
Я приподнялся на кровати и понял, что никакой кровати в помине нет. Лежу я в грязной луже под открытым серым небом. Справа — полуразрушенное кирпичное здание, еще дымящееся изнутри, слева — кусок мостовой, перегороженной забором из колючей проволоки. Рядом сидит рейхсфюрер и помешивает веточкой в кипящем на огне котелке. На коленях Гиммлера лежит дохлая ворона.
Как же мне надоел этот проклятый вопрос! Но деваться некуда — каждый раз после того, как я тем или иным способом теряю сознание, а потом благополучно прихожу в себя, приходится спрашивать у того, кто ближе:
— Где я?
Гиммлер тоже не стал оригинальничать.
— Там же, где и я, — буркнул он.
— А ты где?
— Там же, где и все остальные… военнопленные. Я оглянулся. Забор из колючей проволоки тянулся поперек мостовой, через подворотню — и все дальше и дальше — по пепелищам, по разрушенным улицам и осыпавшимся домам. Такое ощущение, что пол-Берлина колючкой огородили. Очень похоже на…
— Ну да, — без труда угадал мои мысли Генрих. — Концентрационный лагерь.
— В центре Берлина?!
— Почему это в центре? На окраине. В центре — резиденция нового правительства.
— В рейхстаге?
— Он еще спрашивает! В городском зоопарке — вот где! В рейхстаге… Нет больше рейхстага! Сам же и взорвал его. Вместе с тем, что там было…
Я рывком сел, протер глаза, ощупал голову. Голова на месте, рожки на месте, бейсболки вот только не хватает… Ну, да тут, кажется, не до бейсболки.
— Правительство какое? — поинтересовался я. — Уже советское?
Рейхсфюрер выщипнул из хвоста вороны последнее перышко и запустил птичку в котелок, понюхал варево и сглотнул слюну. И только потом ответил на мой вопрос:
— Отвали.
— Но-но! — вяло завозмущался я. — Ты не очень-то хами. Забыл, как по подземным коридорам от меня скакал? Я — Машина смерти!
— Никакая ты не машина. Ты бес обыкновенный. Думаешь, я об этом не догадался за двое суток, пока тебе рану под хвостом заговаривал? Тьфу, до сих пор тошнит… Рожки еще туда-сюда, а какой у машины хвост может быть?..
Двое суток! Огненные вихри преисподней, неужели я двое суток в отключке провалялся? Так, эта несуразная бандура в пентаграмме, конечно, взорвалась. Это я еще худо-бедно помню. Судя по всему — с такой силой громыхнула, что весь рейхстаг разнесла…
— Спасибо, конечно, за заботу… — осторожно начал я, — но зачем ты меня выхаживал, если я, как выясняется, невольно такую поганку всему рейху завернул?
— Затем, что, кроме тебя, ни одного дельного воина не осталось! — зарычал Гиммлер и пинком опрокинул котелок. — Все, все пропало! Берлин пал! Рейхсканцелярия обрушилась в подвал, а подвал обрушился… черт знает куда под землю! Все, кто на тот момент находился в рейхстаге, пропали под каменными обломками! Гитлер! Мой обожаемый фюрер исчез! Неужели я больше его не увижу? Геринг, Борман… Все! Личная охрана фюрера, отборные бойцы — все пропало! Весь гарнизон рейхстага! Все оружие! Под землю! Только нас с тобой взрывной волной вышвырнуло из эпицентра! Правда, не может не радовать то, что и Штирлиц, и плененный после отбитого нападения отряд красных партизан Златича, с которыми как раз непринужденно беседовали в пыточной, тоже ухнули под землю, но разве это хоть немного облегчает положение?
— Штирлиц погиб? Степана Федоровича больше нет? — Я схватился за голову.
— Ему просто не повезло, — пожав плечами, констатировал Гиммлер. — Плевать на твоего Штирлица! Туда ему и дорога! Гадина…
— А как же твоя армия мертвецов?
— Вышла из-под контроля, — злобно сплюнул Гиммлер. — После катастрофы они выбрались на поверхность — им-то никакие ушибы и ссадины не страшны — и разбежались по городу, где их и перехватил… новый хозяин.
— Какой?
— Ука-Шлаки! — скривился Гиммлер.
— Охотники за головами! — вспомнил я именной ассагай на стене кабинета Штирлица.
— Колдун племени уна-уму, — подтвердил Генрих. — Ука-Шлаки. Бездарный дикарь! Первобытный шарлатан! Он даже не колдун, он… он… просто козел! Дорого бы я дал за то, чтобы набить ему морду! Но он скрывается даже от своих сородичей, которые утверждают, что Ука-Шлаки настолько велик и страшен, что даже вид его опасен для смертного… Никто никогда не видел Ука-Шлаки… Даже Штирлиц. Тьфу, неграмотный шаманишко! Для того чтобы создать собственных зомби, у него, видите ли, образования не хватает, а вот завладеть чужой армией — пожалуйста! Теоретических знаний у него нет, но кровь потомственного вудуиста сделала свое дело. Зомби наверняка подчиняются ему с восторгом и радостью. А у меня они только и знали, что пьянствовать да развратничать… Зомби деморализовали и обратили в бегство гарнизон Берлина и большую часть мирных жителей… Даже противник в недоумении медлит… Предатели! Вокруг одно предательство!
— Постой! — закричал я. — Так ты хочешь сказать, что это новое правительство вовсе не советское?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Два плоских камня чуть не превратили меня в блинчик. Я едва успел выскользнуть и тут же получил изогнутой железкой по затылку. Что-то тяжелое, словно башмак великана, опустилось на поясницу, прочно придавив меня к полу. Стеклянные копья ползли к моей груди, а я даже не мог пошевелиться, не то что покинуть пределы пентаграммы. И всюду пылал огонь, явно магического происхождения — горело даже стекло и железо, горело и не сгорало, и не плавилось…
— Еще немного! — умолял рейхсфюрер.
Ну, что мне оставалось делать? Правильно, единственно только — подставить корму под острое стекло… как ставят двигатель на подзарядку… Адовы глубины, как больно! Но необходимо.
— Не-эт! — вцепившись обеими руками в бороду, завопил Гиммлер, когда одним движением размолотив конструкцию в еще более мелкие куски, я с воем взлетел к потолку.
Вокруг полыхнуло так, что я на какое-то время ослеп и оглох. Чудовищный грохот сотряс подземелье, по стенам которого черными молниями полетели глубокие трещины. Внизу, под собой, я увидел, словно оскаленные зубы, торчком стоящие стеклянные и металлические осколки.
«Больно будет падать», — успел подумать я.
А потом мое сознание сострадательно отключилось.
Часть вторая
ЦИВИЛЬНЫЙ ЦИРЮЛЬНИК
ГЛАВА 1
Вот представьте: вы просыпаетесь и видите рядом с собой рейхсфюрера Генриха Гиммлера, методично и угрюмо ощипывающего громадную ворону… Я тут же закрыл глаза и мысленно попытался припомнить, где нахожусь — уже в психиатрической клинике или все еще на работе? Ответ на первый же вопрос, который я сам себе задал, говорил больше в пользу клиники: «Что последнее я помню? » — «Как меня приплюснуло к потолку».
— Очухался? — мрачно осведомился Генрих. — Вставай, вставай, хватит валяться. Я видел, как ты моргнул.
Я приподнялся на кровати и понял, что никакой кровати в помине нет. Лежу я в грязной луже под открытым серым небом. Справа — полуразрушенное кирпичное здание, еще дымящееся изнутри, слева — кусок мостовой, перегороженной забором из колючей проволоки. Рядом сидит рейхсфюрер и помешивает веточкой в кипящем на огне котелке. На коленях Гиммлера лежит дохлая ворона.
Как же мне надоел этот проклятый вопрос! Но деваться некуда — каждый раз после того, как я тем или иным способом теряю сознание, а потом благополучно прихожу в себя, приходится спрашивать у того, кто ближе:
— Где я?
Гиммлер тоже не стал оригинальничать.
— Там же, где и я, — буркнул он.
— А ты где?
— Там же, где и все остальные… военнопленные. Я оглянулся. Забор из колючей проволоки тянулся поперек мостовой, через подворотню — и все дальше и дальше — по пепелищам, по разрушенным улицам и осыпавшимся домам. Такое ощущение, что пол-Берлина колючкой огородили. Очень похоже на…
— Ну да, — без труда угадал мои мысли Генрих. — Концентрационный лагерь.
— В центре Берлина?!
— Почему это в центре? На окраине. В центре — резиденция нового правительства.
— В рейхстаге?
— Он еще спрашивает! В городском зоопарке — вот где! В рейхстаге… Нет больше рейхстага! Сам же и взорвал его. Вместе с тем, что там было…
Я рывком сел, протер глаза, ощупал голову. Голова на месте, рожки на месте, бейсболки вот только не хватает… Ну, да тут, кажется, не до бейсболки.
— Правительство какое? — поинтересовался я. — Уже советское?
Рейхсфюрер выщипнул из хвоста вороны последнее перышко и запустил птичку в котелок, понюхал варево и сглотнул слюну. И только потом ответил на мой вопрос:
— Отвали.
— Но-но! — вяло завозмущался я. — Ты не очень-то хами. Забыл, как по подземным коридорам от меня скакал? Я — Машина смерти!
— Никакая ты не машина. Ты бес обыкновенный. Думаешь, я об этом не догадался за двое суток, пока тебе рану под хвостом заговаривал? Тьфу, до сих пор тошнит… Рожки еще туда-сюда, а какой у машины хвост может быть?..
Двое суток! Огненные вихри преисподней, неужели я двое суток в отключке провалялся? Так, эта несуразная бандура в пентаграмме, конечно, взорвалась. Это я еще худо-бедно помню. Судя по всему — с такой силой громыхнула, что весь рейхстаг разнесла…
— Спасибо, конечно, за заботу… — осторожно начал я, — но зачем ты меня выхаживал, если я, как выясняется, невольно такую поганку всему рейху завернул?
— Затем, что, кроме тебя, ни одного дельного воина не осталось! — зарычал Гиммлер и пинком опрокинул котелок. — Все, все пропало! Берлин пал! Рейхсканцелярия обрушилась в подвал, а подвал обрушился… черт знает куда под землю! Все, кто на тот момент находился в рейхстаге, пропали под каменными обломками! Гитлер! Мой обожаемый фюрер исчез! Неужели я больше его не увижу? Геринг, Борман… Все! Личная охрана фюрера, отборные бойцы — все пропало! Весь гарнизон рейхстага! Все оружие! Под землю! Только нас с тобой взрывной волной вышвырнуло из эпицентра! Правда, не может не радовать то, что и Штирлиц, и плененный после отбитого нападения отряд красных партизан Златича, с которыми как раз непринужденно беседовали в пыточной, тоже ухнули под землю, но разве это хоть немного облегчает положение?
— Штирлиц погиб? Степана Федоровича больше нет? — Я схватился за голову.
— Ему просто не повезло, — пожав плечами, констатировал Гиммлер. — Плевать на твоего Штирлица! Туда ему и дорога! Гадина…
— А как же твоя армия мертвецов?
— Вышла из-под контроля, — злобно сплюнул Гиммлер. — После катастрофы они выбрались на поверхность — им-то никакие ушибы и ссадины не страшны — и разбежались по городу, где их и перехватил… новый хозяин.
— Какой?
— Ука-Шлаки! — скривился Гиммлер.
— Охотники за головами! — вспомнил я именной ассагай на стене кабинета Штирлица.
— Колдун племени уна-уму, — подтвердил Генрих. — Ука-Шлаки. Бездарный дикарь! Первобытный шарлатан! Он даже не колдун, он… он… просто козел! Дорого бы я дал за то, чтобы набить ему морду! Но он скрывается даже от своих сородичей, которые утверждают, что Ука-Шлаки настолько велик и страшен, что даже вид его опасен для смертного… Никто никогда не видел Ука-Шлаки… Даже Штирлиц. Тьфу, неграмотный шаманишко! Для того чтобы создать собственных зомби, у него, видите ли, образования не хватает, а вот завладеть чужой армией — пожалуйста! Теоретических знаний у него нет, но кровь потомственного вудуиста сделала свое дело. Зомби наверняка подчиняются ему с восторгом и радостью. А у меня они только и знали, что пьянствовать да развратничать… Зомби деморализовали и обратили в бегство гарнизон Берлина и большую часть мирных жителей… Даже противник в недоумении медлит… Предатели! Вокруг одно предательство!
— Постой! — закричал я. — Так ты хочешь сказать, что это новое правительство вовсе не советское?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77