Это часто ослабляет сердечную деятельность. И потом, он ведь вообще был не, очень крепким физически.
Она медленно покачала головой, и глаза ее слегка увлажнились.
— Джозеф никогда не был очень сильным, — сказала она. Я встал, и она вдруг сказала:
— О, насчет денег.
— Они ваши. Джозеф хотел, чтобы они остались вам.
— Нет, я не об этом. Могу я вам что-нибудь заплатить за вашу помощь?
— Нет. — Я улыбнулся ей: — Обо мне уже позаботились. Мне искренне жаль, что вам пришлось пережить такое горе, миссис Мэддерн. Что вы теперь собираетесь делать?
Она сняла очки, вытерла глаза и снова надела очки.
— Думаю вернуться домой. Там я всех знаю, там — все мои друзья. Я договорюсь, чтобы Джозефа похоронили там же, дома. Завтра я, наверно, уеду.
Я направился к двери.
— Ну, тогда спокойной ночи, миссис Мэддерн. И до свиданья.
В дверях она остановилась — маленькая, красивая — и подняла на меня глаза.
— До свиданья, мистер Скотт. Вы милый, добрый человек. Я ушел, чувствуя себя чертовски благородным малым. У себя в конторе я уже не чувствовал себя благородным. Я сидел, откинувшись в кресле, за своим письменным столом, скинув пиджак, положив ноги на стол. Да, вот это было настоящее дело. Оно началось с попытки узнать, как и почему погиб маленький, незаметный человек по имени Джо. Но к тому времени, когда истина вышла на свет, обнаружилось столько скрытых секретов, выявилось столько постыдных действий и раскрылось столько извращенных желаний, что любой ча-
стный сыщик мог бы задуматься, не следовало ли ему заниматься бухгалтерией или, быть может, рыть канавы. Это было все равно что царапать маленький прыщик и следить, как он разрастается в огромный нарыв — уродливый, с ядовитыми гнойными щупальцами, наливающимися жаром под кожей.
Ах, женщины! Конечно, не все они одинаковы. Сара, например, — она, по крайней мере, не такая, как все. Одно я мог сказать в пользу Сары: со мной она была абсолютно честна, и если я ей нравился или она вела себя по отношению ко мне дружелюбно и мило, это было не потому, что я частный сыщик, расследующий дело, а просто потому, что я — Шелл Скотт. Я не мог бы сказать того же о Робин или Глории.
Я откинулся на спинку кресла, испытывая отвращение к людям вообще и к женщинам в частности. А потом я вдруг вспомнил Максину. Ах, Максина. А-а-ах, Максина! Светловолосая, синеглазая, гибкая, как ветка ивы, высокомерно смотрящая на вас сверху вниз Максина.
Я взглянул на часы. Час ночи. Я снял ноги со стола и усмехнулся. А что? Может быть, Максина не такая, как другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Она медленно покачала головой, и глаза ее слегка увлажнились.
— Джозеф никогда не был очень сильным, — сказала она. Я встал, и она вдруг сказала:
— О, насчет денег.
— Они ваши. Джозеф хотел, чтобы они остались вам.
— Нет, я не об этом. Могу я вам что-нибудь заплатить за вашу помощь?
— Нет. — Я улыбнулся ей: — Обо мне уже позаботились. Мне искренне жаль, что вам пришлось пережить такое горе, миссис Мэддерн. Что вы теперь собираетесь делать?
Она сняла очки, вытерла глаза и снова надела очки.
— Думаю вернуться домой. Там я всех знаю, там — все мои друзья. Я договорюсь, чтобы Джозефа похоронили там же, дома. Завтра я, наверно, уеду.
Я направился к двери.
— Ну, тогда спокойной ночи, миссис Мэддерн. И до свиданья.
В дверях она остановилась — маленькая, красивая — и подняла на меня глаза.
— До свиданья, мистер Скотт. Вы милый, добрый человек. Я ушел, чувствуя себя чертовски благородным малым. У себя в конторе я уже не чувствовал себя благородным. Я сидел, откинувшись в кресле, за своим письменным столом, скинув пиджак, положив ноги на стол. Да, вот это было настоящее дело. Оно началось с попытки узнать, как и почему погиб маленький, незаметный человек по имени Джо. Но к тому времени, когда истина вышла на свет, обнаружилось столько скрытых секретов, выявилось столько постыдных действий и раскрылось столько извращенных желаний, что любой ча-
стный сыщик мог бы задуматься, не следовало ли ему заниматься бухгалтерией или, быть может, рыть канавы. Это было все равно что царапать маленький прыщик и следить, как он разрастается в огромный нарыв — уродливый, с ядовитыми гнойными щупальцами, наливающимися жаром под кожей.
Ах, женщины! Конечно, не все они одинаковы. Сара, например, — она, по крайней мере, не такая, как все. Одно я мог сказать в пользу Сары: со мной она была абсолютно честна, и если я ей нравился или она вела себя по отношению ко мне дружелюбно и мило, это было не потому, что я частный сыщик, расследующий дело, а просто потому, что я — Шелл Скотт. Я не мог бы сказать того же о Робин или Глории.
Я откинулся на спинку кресла, испытывая отвращение к людям вообще и к женщинам в частности. А потом я вдруг вспомнил Максину. Ах, Максина. А-а-ах, Максина! Светловолосая, синеглазая, гибкая, как ветка ивы, высокомерно смотрящая на вас сверху вниз Максина.
Я взглянул на часы. Час ночи. Я снял ноги со стола и усмехнулся. А что? Может быть, Максина не такая, как другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46